Гостиница

               

- Ты знаешь? – возбуждённо сказал мне Михаил Дементьевич, школьный физик. –
Ты знаешь, – повторил он, – Люба завтра освобождается.
И довольно потирая ладони, добавил:
- Ну, началось!
Я промолчал. Я не одобрял его.
Разговор происходил в учительской комнате, а мы оба с ним вели эту беседу на территории женской колонии, где вот уже несколько лет работали в школе.

Что сказать о Михаиле Дементьевиче?
Я знаю его почти с отроческих лет. Время было послевоенное.
Дементьич, как его с ноткой пренебрежения именовали ребята, вовсе не был участником войны.
Его уже призвали было, посадили в эшелон, хотели отправить на фронт, но тут война кончилась

Учительского звания у Дементьича не было, трудовых навыков – тоже.
Взяли его в нашу поселковую школу военруком.
В немыслимом рвении, желая, кроме всего прочего, выслужиться перед начальством,
гонял он нас по плацу, выискивая поводы для издевательств и глупых шуток.
Мне тоже порядком от него доставалось.

Прошли годы.
Военрук, с грехом пополам переползая с курса на курс местного педагогического института, получил диплом физика. Но оказался настолько туп в преподавании,
что переводили его с неизменным понижением из школы в школу.
И, наконец, ветры гороновского гнева прибили его к зоне, где мы вновь с ним встретились.
Встретились, обнялись, прослезились.

Дементьич – маленький, толстенький человечек, настоящий колобок, обрёл в тюремной школе вторую жизнь.
Здесь было вольготно. Никто не требовал поурочных планов и сверхподготовки.
Приходи вовремя и не нарушай принятого в зоне распорядка.
Дементьич – большой лодырь и сластолюб, катался в этой обстановке, как сыр в масле.
Буквально цвёл и благоухал среди женской красоты и бесконечного внимания
со стороны представительниц прекрасного пола.

С женой Михаил Дементьевич давно разошёлся. Но, будучи по природе авантюристом, упорно,
даже дожив до седых волос, не хотел пропускать мимо ни одной юбки.
И взбрела ему однажды на ум мыслишка. Дрянная мыслишка – прямо сказать.
Но начал носиться он с ней, как дурак с писаной торбой. И так, и эдак её вертел.

В припадке откровенности поведал и мне он эту крамольную идею:
- Квартира у меня пустая. Сделаем что-то вроде гостиницы.
Всех подряд брать, конечно, не будем.
Зачем нам старухи и шизофренички всякие?
А выйдет на волю молодая, красивая, мы – к ней: «Пожалуйте, ждём вас!».
Пойдёт, никуда не денется. Всё равно в чужом городе некуда идти.

- Ну, а дальше? – спросил я с любопытством.
- А что дальше? Проведём несколько приятных ночей к взаимному удовольствию.
Она же в зоне изголодалась по мужикам. Ну и расстанемся потом полюбовно.
Всем хорошо – и нам, и ей.
- Нет, – ответил я серьёзно, – лично мне эта затея не нравится.
Давай без меня.
- Ну что ж. Как знаешь. Было бы предложено.

Прошло время, и я забыл об этом разговоре.
Но Дементьич, оказывается, не забыл.
- Завтра Люба освобождается.

Эх, ты, старый хрыч! Куда конь с копытом, туда и рак с клешнёй.
Любе лет 35. Чёрненькая такая, смазливенькая. Вечная улыбка на лице – и зовущая, и обещающая.
С Дементьичем она в последние дни неразлучна.
Так и ищут предлога для уединения, хотя в школе это не очень удаётся.

- Михаил Дементьич, – начинаю осторожный разговор, – да ты хоть что-то о ней знаешь?
- Нет, – беспечно отвечает новоиспечённый Казанова, – да и она, по-моему, своей биографии не вспомнит.
Моталась по жизни. Ни детей, ни плетей.
- И ты не боишься?
- Да чего бояться? Не зарежет же она меня!

Прошло дней десять. Люба уже давно вышла за ворота колонии.
Михаил Дементьевич встретил её у ворот и привёз к себе на квартиру.
Никого эта история не заинтересовала. И я в сумятице дней забыл о ней.

Сижу дома. Суббота. В школе занятий нет.
Решил немного поработать для души, один стих томил и мучил.
Вдруг – звонок в дверь.
Открываю. Стоит Дементьич. Весь взъерошенный. Лицо растерянное, глаза блуждают.
- Пойдём, Р.И.! Пойдём со мной. Прошу тебя.
- Что случилось?
- Скверное случилось. Сам увидишь.

По дороге узнаю подробности.
Люба ни за что не хочет уходить. Да ещё и требует, чтобы Дементьич её прописал к себе.
Иначе грозится донести начальству в зоне, что он соблазнил её ещё до освобождения.
А за связь с заключённой по головке не погладят.
- А ты что, правда, соблазнил её?
- Как? Где? Да ты сам посуди, Р.И, Разве такое возможно?
Там же каждый шаг просматривается.
Да она и здесь то мне, можно сказать, ни разу не дала. Только дразнится.
- Ну, так гони эту аферистку?
- Легко сказать!

Подходим к дому Дементьича.
- Заходи один, –  шепчет он. – В тебя она тарелки кидать не будет.
Стучусь. Открывает Люба. Помолодела. Похорошела. Одета в джинсы, пёструю блузку.
- А, это вы, Р.И., – нараспев говорит она. – Может, пообедаете?
- А где Михаил Дементьевич?
- Он сейчас придёт. В магазин вышел.

Садится напротив меня. Глаза ясные, бесхитростные. Не знал бы её – поверил.
- А вы знаете, Р.И., мы с Мишей скоро поженимся.
- Да-а, – неопределённо отвечаю я, – желаю счастья. Скажите ему, что я заходил.

Уходя, ловлю хитрый и торжествующий взгляд Любы.
Вот она "гостиница"! Молодец Дементьич! Сам себя обхитрил.

На всякого пройдоху, как известно, найдётся ещё больший пройдоха.

                Р.Маргулис