Наставление о беглых рабах

 

   Раб, работа, рабочий  - один из немногих, множество одних.
Поезда, машины, самолёты, корабли, велосипеды… Толпы рабов: старых, молодых, покинутых, счастливых, пренебрегаемых и ценных – движутся в разных направлениях.
У каждого есть программа, цель: кто-то несложными действиями добывает талоны на покупку еды и вещей, а кто-то серьёзную работу делает, даже, может быть, сам раб –начальник над рабами. Ему почёт да слава!
   Стучит электричка мимо лесов, рек, городов, деревень. Вот, с большим выводком рабынят, входит толстая рабыня-мать: новых рабочих, солдат, мудрых учённых или придворных артистов вырастит она стране. Почёт ей, уважение!
   Улыбается раб, играющий с мобильным телефоном; купил в кредит, отдаст работой – хороший раб, молодец!
  Спит пьяный раб - негодяй и вор: ночью грабит он других рабов, отнимает добытые жизненным трудом талончики, а утром, как ни в чём не бывало, бежит к хозяину. Плохой раб, мерзавец!
  Нацепив очки, читает книжку образованный раб-преподаватель. Целый день он учит детей, а может молодых людей в ВУЗе нужным предметам. Велик этот раб: все говорят о его важности, что без него не в протык - поэтому талонов выдают мало. Чтобы не зазнался? Но ведь, он тоже хочет роскошных вещей и разной еды!
  Ввалились солдаты в пятнистой форме, а с ними властители их, офицеры – самые рабы над рабами. Воины смелые, отважные - защищают других, пока те трудятся, отоваривают талоны на покупки. Великий почёт, прекрасные рабыни-подруги, уважение рабам-солдатам, слава подвигу!
   Раб-летун рассекает облака на вертолёте; в телевизоре, по радио - сытые рабы-трепачи трындят или разыгрывают представления; рабы божьи в больших зданиях, увенчанных символами веры, поют, бормочут, чадят ароматами; рабы коленопреклонённые.
  Несть числа рабам, их занятиям - праведным и грешным; всякий раб нужен, даже необходим.
  Но если беглый раб – этот хуже душегуба. Незаметен он, как капля воды в океане, но ни в какие ворота не лезет. Он опасен, им пугают детишек, предают анафеме в храмах, разоблачают по радио и телевидению.
  Вон он – беглый, затесался в электричке среди других рабов, словно один из них – не отличить! Он с рюкзаком, с мешком, в котором свёрнута быстрая лодка надувная, - без шума, без следа по воде скользящая. Сколько уже запрещали эти воздухом дутые суда: словно из кармана достанет, пару раз качнёт насосом – ищи ветра в поле… Непорядок! Если все так умчатся по течениям, по озёрным гладям, по волнам морским, - кто же будет работать, воевать, платить налоги?
  Не предстанет беглец пред очами хозяина, старшего раба – ни с утра, ни с вечера: на работу не ходит. Живёт где попало, как попало; иногда притворится рабом дельным, надёжным, но лишь копейку свою получит – исчезнет в неизвестном направлении. Так без постоянного места живёт, без работы, без рабыни и без рабынят. Бродяга!
  Презирает он жизнь трудовую, которая всю Вселенную и Землю меняет.
  Иногда, когда нездоров бывает, идёт он к докторам: эти рабы ведают природу человека, - они грустно кивают, глядя в его историю.
  Живёт он в покосившейся избе, которую нашёл, ненужную никому – сам не строил; изба та забытая стоит посреди леса, у реки. На клочке болотистой земли растит он огород свой; на завтрак ест кашу, сухари к чаю – роскошь. Сети плетёт, бросает их в реку -  иногда рыбу достаёт; лук мастерит, чтобы птицу убить. Что не может сам достать, меняет за талоны, умыкнутые в бегах, добытые трудом нерадивым; ходит в соседнюю деревню, населённую рабами негодными, пьяными, с битыми рожами; хозяева отринули их и на свободу сослали, на скудное пособие,- но мечтают эти бесхозные к властной руке, их брезгующей, вновь прильнуть.
   Если бы эти рабы, едущие в электричке по своим делам, знали, что он беглый, то   повскакивали бы со скамеек, с криком его вопрошая: «Как смеешь ты, не будучи по рождению ни богом, ни полубогом даже - их не видали мы, но они правят нами с небес, -участи всеобщей, земной не разделять, нам заповеданной свыше? Не ищешь работы, к которой пригоден; не годен ты вообще ни на что – только из смеси навоза да соломы месить кирпичи. Не растишь рабынят; вклад твой в общее рабство равен нулю, нет! даже минус один!
   В руки палки берут рабы: одинокий, счастливый, пьяный, трезвый, мудрый, глупый, и даже матка семейства сжимает кулак, растресканный мойкой белья; они жаждут поймать или, может, убить беглеца – ведь толпы рабов, без состраданья, беглых выходят ловить, зверея в сплочении соборном.
  Но не знают о нём… Неузнанный, тот сходит на станции.
  Едет он в ржавом автобусе, с негодными рабами, через убогие селения их, наполовину разрушенные – многие избы сгорели, другие покинуты, заросли бурьяном. Идёт он лесными дорогами, несёт лодку свою на плечах, иногда добрые рабы подвозят его на машине; проходит через селение, в центре которого, на площади – дом с крестом на крыше, а вокруг, в грязи и в зеленях, вечно пьяные – праздники только минули, - предлагают «выпить», «бахнуть», «накатить»; их минуя, к призывам глухой как Одиссей к песням сирен, беглец достигает реки.
   И вот, она подхватила его; уже ночь, проносятся тени деревьев по берегам, и луна из-за стволов лучами пронзает – серебрятся дорожки на струях. Свернулся беглец зародышем в мягком чреве лодки, - летит по течению, медленно вращаясь, то к одному, то к другому берегу приближается, из одной излучины в другую устремляясь. Звёзды смотрят, отражаются в воде, чертят перед глазами водоворотов пути; вдруг, бобёр со вздохом плюхается с берега в воду, или серебристая рыбина, сверкнув длинным телом, вылетает из омута. 
   Исполинские стволы растут из разлившихся вод; под сень ветвей залетает лодка – куда река? Впереди словно тупик: один берег, луговой, сходится с лесным, - не виден за ними путь! Течение несёт прямо в лес, в разверстую чёрную пасть; может быть там ворота в царство Аида, дыра заглотит лодку с беглым рабом – поделом? Но счастье на его стороне: отступил мрачный берег, и шире прежнего разлилась река.
   Мимо спящей деревни скользит беглец: гробы домов, все тёмны, лишь в одном окне мерцает – отблеск луны? На разные лады собаки брехню завели, провожают его их голоса; дальше летит лодка.
  Снова тишина – один; то дремлет беглец, то пробуждается, путаясь спросонку, в какую сторону плывет – течение лодку вращает. Удивление сменяет осознание того, что река бежит в одном направлении: просто вместе с лодкой поворачиваются берега и звёзды, луна и Земля. Вращаясь, движутся они ему навстречу или отдаляются?
  Луч света из-за леса, из болота, достигает зрачков беглеца. В полусгнившей избёнке ждёт его лесная дева.