Слякоть и грязь. Таков этот город и зимой, и летом. Холодные ветра вырываются из подворотен и бросают в лицо мокрые и склизкие листья.
Осень – самое неприятное время года в этом городе. Нет грани между днём и ночью: просто сумерки чуть светлеют, подразумевая на небе бледное солнце. Дома, будто в вуаль, кутаются в туман.
Господин Джорж старался идти как можно аккуратнее по тротуару, чтобы не забрызгать новый костюм. Хотя, это казалось бесполезным: грязные капли, будто бусы, вешались на ноги мужчины. Кроме того, сегодня был явно не день Джоржа: подвела погода и девушка ушла, хлопнув дверью и заявив, что не собирается жить с каким-то клерком.
Мужчина горестно вздохнул и, наплевав на чистоту своего костюма, зашагал быстрее. Что делать? Что делать?! Может, напиться? Помнится, в шкафу как раз сохранилась бутылка великолепного виски.
Внезапно уставший взгляд клерка зацепился за что-то белое впереди, такое чужое и необыкновенно яркое в серых сумерках. Джорж поднял голову и остановился. Навстречу ему приближался ангел. Несомненно, это был он: лёгкое белое платье (даже не забрызганное), летящая походка и лёгкая загадочная улыбка. Незнакомка всё приближалась, а Джорж начинал краснеть, как маленький ребёнок. Он стоял и боялся спугнуть светлый и чудесный образ, так внезапно явившийся ему.
-Добрый вечер, месье, - действительно, этот голос походил на ангельское пение.
-Добрый вечер, мадмуазель, - Джорж приподнял цилиндр и прошептал: - пусть он будет так же добр, как Вы.
Незнакомка тепло улыбнулась, кивнула и прошла дальше. Следом за ней потянулся едва уловимый шлейф аромата ванили.
Небо посветлело. Мелкий моросящий дождь прекратился. Косой луч вырвался из плена облаков и осветил улицу, и Джоржа, всё ещё стоящего на тротуаре, и незнакомку, плывущую по асфальту.
Когда аромат ванили исчез, а белые одежды скрылись вдали, мужчина надел цилиндр и побрёл домой.
Почему он не остановил её? Почему не смог вымолвить ни слова? Что помешало стать чуть ближе этим молодым людям?
Потом, дома, за второй кружкой горячего чая, Джорж признается себе, что просто побоялся заглянуть ей в глаза: побоялся увидеть в них всеобъемлющую доброту и всепрощение.
Побоялся влюбиться по- настоящему…