Когда человек узнаёт, сколько ему осталось жить, то он анализирует прожитые годы. Вспоминая всё до мельчайших подробностей, ну а после начинает составлять список незавершённых или даже не начавшихся дел, неосуществившихся мечт. И тогда, человек начинает всё крепче и крепче цепляться за жизнь, хватать её своими кривыми ручонками, в надежде закрепиться как можно надёжнее. Он начинает ценить жизнь и ненавидеть время, то самое неумолимое жестокое время, которое как назло бежит ещё быстрее. А ведь раньше этот человек жаловался на жизнь, на то, как она скудна и однообразна, как суп с капустой, грубо наструганной и брошенной в жестяной котёл с бурлящей водой. Он пытался гнать время вперед, молил о том, чтобы оно ускорило свой шаг, а не растягивалось, как резина. Человек, раскидывающийся временем направо и налево, не ценящий жизнь, глупо ставящий её на весы риска.
И вот сейчас этот человек узнал, что ему осталось жить всего два года, два каких-то несчастных, чёрт побери, года! Его охватывает паника, его руки дрожат, и капельки проступившего пота стекают со лба, ему становится душно, настолько душно, будто ощущаешь себя в адском пекле. Он слишком поздно обо всём узнал, и если бы не его беспечность, то возможно он бы продолжил жить дальше, и теперь не стоял бы в оцепенении посреди комнаты с пришедшим анализом в руках. Этот небольшой клочок бумаги решил его судьбу, в тот самый миг, когда этот глупец распечатал конверт и прочёл первую строчку смертного письма. Он перечитывает письмо вновь и вновь, стараясь найти ошибку, опечатку, доказательство того, что всё это ложь. Но нет, не всё так просто. Никакой ошибки нет, ведь перед его глазами чистейшая правда, сухой факт прямо на лицо, результаты анализа будто выжжены на бумаге, впечатаны в него.
И тут на глазах этого обречённого появляются слезы, те самые горькие слёзы отчаяния, заставляющие пасть на колени. И вот он падает на эти самые колени, прижимает свой смертный приговор к лицу и начинает рыдать, ведь больше ничего не остаётся. По его мнению, конечно.
Через час он успокаивается и вновь перечитывает письмо. Он вглядывается в свой диагноз и усмехается. Возможно, в глубине души он обо всём догадывался, а может предугадал такой исход событий ещё за долго до обследования и до прихода результатов, возможно он знал, но не придал этому всего значения. Ведь по его мнению такое просто не могло произойти, по его мнению. Ведь жизнь игра, дешёвая штука – так думал тот самый человек, стоящий сейчас на коленях посреди комнаты.
Итак, ему осталось всего два года. Человек поднимается с колен, отбрасывает проклятый листок куда-то в сторону и садится на мягкий, временем изношенный диван. Человек начинает вспоминать свою прожитую до этого момента жизнь, искать в ней положительные моменты, которые скажут ему, что он прожил не зря. Перед глазами человека проплывает его скучное, серое детство, в маленькой «хрущёвской» квартире с пожелтевшими от времени стенами, почерневшим от дыма потолком и маленькими, просто крохотными комнатами. В одной жил он с отцом и матерью, а во второй жила толстая, вредная баба, которая постоянно так и норовила ущипнуть его за задницу. Так он и рос в этой маленькой комнатушке, с пожелтевшими стенами и дряхлым полом, который был старательно укрыт «полысевшим» ковром. Последующие годы жизни пронеслись незаметно, мгновенно. И в них бедняга не нашел ничего хорошего. Но и в настоящем мало прекрасного, ведь работает этот человек в маленьком душном офисе, сидит, сгорбившись перед компьютером, набирает бессмысленные тексты, уткнувшись самым лицом в монитор. Так и протекает его жизнь: бессмысленно и серо, она сравнима с монитором, на котором появляются беспорядочные наборы цифр, которые повторяются, повторяются и ещё раз повторяются.
В итоге человек получает никчёмную, никому не нужную жизнь. Он одинок, чертовски одинок, потому и несчастен. Ни друзей, ни любимого человека рядом, даже верной гавкающей или мяукающей живности нет поблизости. Того, кому можно пожаловаться на свои беды и несчастья. Его не стали слушать в пиццерии, рабочие сразу повесили трубку, а в милиции посоветовали обратиться к психиатру. По номеру 03 он звонить не стал, ведь только людей в белых халатах ему только и не хватало.
А ему осталось всего два года, но вот только на что они? На что потратить свои последние два года? Нет ни средств и нет желания что-либо предпринять, нет даже сил, чтобы просто встать с дивана. А время бежит быстрей и быстрей, его уже не остановить, отсчёт пошёл. Что делать? Оно не остановится, оно пойдёт вперед. Бесценное время, один раз упустишь – второй не вернёшь. Не отмотаешь, не сотрёшь. Оно как разрастающаяся в нём болезнь, не желающая отступать назад. Только вперёд.
На что два года? Зачем сказали, отмеряли мне эти проклятые два года? Ускользающие от меня. Я столько всего не сделал, столько не успел, а ведь я так молод, я хочу жить! Именно, хочу жить, творить, наблюдать. Где будет радость, неописуемое счастье, восторг? Они развеются, как мой прах. Я буду лежать в гробу, скрестив руки на груди, в своём фрачном костюме. Но вдруг, что-то пойдёт не так, и я проснусь. Вдруг всё это просто сон, обычный кошмар, который мне снится. Эти проклятые два года, смертельный диагноз, моя никчёмная жизнь – просто сон. Да, он снится мне, я сплю, и всё прекрасно.
Но вдруг не сон, а правда?
Осталось два года, а потом конец, стоп, темнота. Бесконечный тёмный тоннель.
Человек решает, что больше не может ждать, ему необходимо проверить. Поэтому он встаёт с дивана и идёт на кухню. Такую обшарпанную, дряхлую и грязную. Человек что-то ищет на ней глазами. Его сердце бешено стучит в груди, а дыхание сбито, но руки перестали дрожать. Человек учащённо дышит, подходит к столу и берёт с него кухонный нож, вымазанный в чём-то непонятном. Впрочем, неважно. Он берёт со стола этот нож и в одно мгновение перерезает себе горло. Кровь хлещет из свежей раны, вырываясь наружу, постепенно заполняя собой крохотную кухню, окрашивая её в яркий красный цвет.
Его тело лежало в собственной луже крови, в левой руке был нож, а на лице застыла сумасшедшая улыбка счастья. Возможно, он нашёл его. Теперь он не будет сидеть и ждать своей участи. Всё закончилось для него, он сам всё решил.
Перерезав себе горло кухонным ножом, человек избавил себя от участи ждать два года.
Те самые два года до конца. Но правильно поступил он? На этот вопрос нельзя дать правильный ответ. Но мы можем поставить себя на его место и подумать.
А что бы мы сделали, если бы нам осталось жить два года?