КАЛОВЫЙ ЧЕЛОВЕЧЕК
- О..! Леха, привет братела,- радостно воскликнул Витек, встретив у магазина своего дружка, с которым не виделся уже дней десять. Подошел к нему вихляющей походкой и отвел для приветствия в сторону руку.
- Привет,- холодно поздоровался Алексей.
- Что то давненько тебя не видно было,- сказал Витек, пожимая приятелю руку.– Где пропадал то?
- Да нигде,- пожал тот плечами.– Дома был.
- Дома? Ну, ты даешь,- заулыбался Витек.– А чего ты дома то делал,- полюбопытствовал он, не скрывая удивления, вызванного элементарной неспособностью понять одну простую вещь, как это человек может провести целую неделю дома.- Болел, что ли,- поинтересовался он.
- Да нет,- ответил Алексей.
- А что?
- Уборку.
- Уборку?! – не веря своим ушам, воскликнул Витек, округлив от изумления глаза.
Такая бурная реакция объяснялась тем, что понятие уборка, как впрочем, и многое другое, что является неотъемлемой частью нормальной человеческой жизни, уже давно выпали из его лексикона. За годы пьянства он просто забыл, что это такое. Поэтому слова приятеля были восприняты им, как нечто из ряда вон выходящее, сродни катастрофе, вызвав такой всплеск эмоций. И еще не известно, какую бы разрядку приняла эта реакция, не присоединись к ним в эту минуту Кедрич, сыгравший роль громоотвода.
- Привет,- прохрипел Кедрич, здороваясь с Алексеем.
Кедрич был их давний приятель. Ему было уже под пятьдесят, но выглядел он значительно старше своих лет. Землистого цвета лицо, как кора дуба, была изрыта глубокими морщинами, в складках которых, как два сучка, торчали две бусинки потухших глаз, что придавало ему вид глубокого старика, усиливая и без того неприятное впечатление, которое он производил на окружающих. Такое несоответствие лет и внешнего вида, было следствием его неправедного образа жизни, который он вел уже без малого тридцать лет.
- Взял,- повернувшись на голос, обратился к нему Витек.
- Да.
- Две?
- Две,- отчитался Кедрич и в подтверждение, звякнул лежавшей у него в сумке стеклянной тарой.
- Хорошо,- одобрил Витек, посмотрел на Алексея и предложил тому присоединится к ним.– Пойдем по стаканчику?
- Не хочу,- отказался тот.
- Да ладно, пойдем, я угощаю,- снисходительно повторил Витек.
- Не хочу,- отказался тот снова.
- То есть,- не понял Витек.– Совсем,- глядя на приятеля недоверчиво, переспросил он.
- Совсем,- наотрез отказался Алексей.
- Не по-нял,- тряхнул, недоумевающе, головой Витек. От этих слов он чуть было не лишился дара речи, не зная, верить приятелю или не верить. Видно было, как он побагровел и напрягся, стараясь изо всех сил вникнуть в смысл сказанного.
Его удивление Алексею было знакомо. До того как бросить пить, он и сам реагировал подобным образом на любой отказ от выпивки. Как и для приятеля, для него это было немыслимо, дико, сродни чему то выходящему за грань. Отказаться от предложенного стакана было чем то уму непостижимым, похуже всякой уборки. Поэтому он не сильно удивлялся его реакции. Что бы положить этому конец, он признался.
- Я завязал.
- Завязал?! – повторил Витек, теперь уже окончательно сбитый с толку.– Ты, бросил - пить,- еще раз, чуть ли не по слогам, повторил он, не веря своим ушам. И тут же, скривив в неподдающейся описанию ухмылке губы, обратился к Кедричу.
- Кедрич! Леха пить бросил, слышишь,- чуть ли не проорал он, толкая того в бок локтем.
Но Кедричу, томившемуся все утро похмельем, было плевать, бросил Леха пить или не бросил. Ему было не до этого. После вчерашнего у него внутри все горело, поэтому он думал о другом. Он жаждал только одного, поправится, поскорее принять спасительный стаканчик, который избавит его от мук и вернет к жизни. Поэтому вместо ожидаемых от него разъяснений, выдавил из себя лишь одно слово.
- Пойдем, а?- простонал он, морщась.
Глядя на его изможденный вид, Витек сжалился над ним и не стал докучать его вопросами, поняв, что, до тех пор, пока тот не опохмелится, от него ни чего не добьешься.
- Ладно,- сказал он, снисходительно, оставив в покое Кедрича. Повернулся к Алексею, взял того за рукав куртки и заговорил с ним.- Слушай, Леха, пойдем, расскажешь, как это тебя угораздило,- усмехнулся он, слегка подталкивая того, но Алексей не двигался. Подобная перспектива бала ему не по душе.
- Пойдем, пойдем,- скороговоркой произнес Витек, и, не спрашивая его согласия, потянул приятеля за собой, как маленького.
Упираться не было смысла, протестовать, то же. С Витьком Алексей был знаком уже не один год и достаточно хорошо успел изучить его характер и прекрасно знал, что от Витька так просто не отвяжешься. Уж если тот втемяшил себе что в голову, то не отступится, пока не добьется своего. Поэтому выбора у него не было. В конце концов, решил он, от него не убудет, если он прогуляется с приятелями до детского садика, где они обычно распивали, и постоит с ними за компанию часок. Все равно спешить ему не куда.
- Хорошо,- согласился Алексей.– Только я пить не буду,- поставил он предварительно условие.
- Как хочешь. Нам больше достанется,- усмехнулся Витек, и, хлопнув по плечу Кедрича, скомандовал,- пойдем, Кедрич.
Все трое двинулись. Свернув за угол магазина, они вышли на тенистую тополиную аллею и направились по ней в сторону детского садика, на территории которого обычно распивали. Первым шел Кедрич, неся сумку с портвейном, следом за ним, приятели. Немного пройдя, Витек заговорил.
- Да Леха, удивил ты меня,- откровенно признался он, покачивая головой,– Бросить пить!? Не ожидал! Да...- протянул он задумчиво и умолк, размышляя над сообщенной ему новостью, которая, с одной стороны, не укладывалась у него в уме, а с другой, была ему даже чем то приятна.
Причина первого заключалась в том, что, в отличие от Алексея, пристрастившегося к алкоголю сравнительно недавно, Витек попал в эту колею значительно раньше и уже так глубоко в ней увяз, что даже не пытался из нее выбраться, считая это невозможным. Он давно уже смирился с этим положением и не мыслил себе другого образа существования. Поэтому, столкнувшись в лице приятеля с подобным явлением, которого, по его мнению, быть не могло, он был не только удивлен, но и озадачен, спрашивая себя, «как так?» Он знал Алексея уже не один год, знал всю его подноготную, кто он, что он, чем дышит, и не в силах был понять, что отвратило того от пьянства. Причина второго заключалась в том, что, как и любой другой алкоголик, в глубине души он и сам был не прочь завязать, но не мог. И дело тут было не в отсутствии силы воли или слабохарактерности, которые обычно приписывают пьющим. Нет! С этим у него, как раз, все было в порядке. За годы пьянства он не утратил ни силу воли, ни твердость характера. Причина была в другом. В отсутствии смысла жизни. В душе Витек был идеалист. Был одним из тех не многих, чья жизнь обретает смысл лишь в подчинении какой то цели, к достижению которой она движется. А этого, как раз, у него и не было.
Много лет назад его жизнь дала трещину и развалилась. Рухнуло все, чем он жил. Как следствие, наступила глубочайшая депрессия. И ни кто, ни друзья, ни семья, не проявили к нему должного понимания и сочувствия, и не оказали поддержки. Витек оказался в вакууме. И с тех пор, не найдя в окружающем мире смысла жить, он, как и многие отчаявшиеся, покатился вниз и стал выпивать. Сначала выпивал в лечебных целях, гася душевный пожар. Потом, пристрастившись, стал выпивать сильнее, уже не от случая к случаю, как поначалу, а ежедневно, вследствие чего, потерял работу и семью. А потом и вовсе махнул рукой, плюнул на все, и беспробудно запил.
Остаток пути они проделали молча, думая каждый о своем. Кедрич, изнывая от полуденного зноя и похмелья, мечтал о спасительном тенечке и глотке живительного вина. Витек, у которого не выходило из головы сказанное Алексеем, тщетно ломал голову, стараясь понять, что побудило приятеля на такой шаг. А Алексей, наслаждаясь теплом летнего дня, благодарил судьбу за тот случай, что помог ему выбраться из этой колеи.
Придя на место, приятели по обыкновению устроились на лавочке, под сенью разросшихся там кустов и деревьев, предохраняющих их не только от солнечных лучей, но и защищающих от посторонних глаз. Тут же, на лавочке, соорудили из газетных листов некое подобие стола. Кедрич выложил из сумки на стол закуску; несколько подсохших ломтей черного хлеба, десяток карамелек и оставшийся еще со вчерашнего вечера, подмоченный с одного края, плавленый сырок, в серебристой обертке. Внимательно оглядел окрестность и извлек из сумки бутылку портвейна. Протянул ее приятелю, а сам, пока тот возился с пробкой, нырнул в кусты. Пошарил там немного и вернулся со стаканом в руках. Протер его вместо салфетки указательным пальцем, наполнил стакан красноватой жидкостью из бутылки и молча протянул Витьку.
- Давай, Кедрич,- снисходительно отказался тот, уступая первенство приятелю.
Кедрич не возражал. Молча поднес дрожащей рукой стакан к губам и в три глотка осушил его. Смахнул ладонью с губ красноватые полоски, оставленные ободком стакана и взял со стола карамельку. Развернул фантик и положил конфетку в рот. Немного помусолил ее там, перебивая вкус спиртного и, когда неприятный привкус исчез, расплылся блаженной улыбкой. Потер себе рукой живот и довольно пролепетал, «хорошо-то как». Затем наполнил стакан повторно и протянул его приятелю, который все это время не сводил с него глаз, следя за его реакцией.
- Класс,- произнес Кедрич, передовая тому стакан.
Витек одним махом осушил его. Затаил дыхание, пережидая, пока вино пробежит пищевод, после чего, не закусывая, сунул себе в рот сигарету и раскурил ее. Сделал несколько глубоких затяжек и заулыбался, поглядывая на Алексея.
- Не передумал,- спросил он приятеля, и, не дожидаясь ответа, предложил ему присоединиться к ним.– Может, стаканчик?
Тот отказался, покачав отрицательно головой.
- Как знаешь,- не стал приниваливать его Витек.– Давай еще по одной, что ли,- сказал он, возвращая Кедричу стакан.
Повторили еще. Постояли покурили. Теперь, немного оклемавшись и повеселев, и тот и другой вопросительно глядели на Алексея, давая тому понять, что пришло время послушать его историю. Но Алексей молчал. Тогда Витек сказал напрямик.
- Ну, что Леха, давай, колись, что там с тобой приключилось,- усмехнулся он, вызвав у повеселевшего Кедрича заискивающую улыбку.
Деваться было не куда. Алексей знал, что, пока он не расскажет им, почему он бросил пить, приятели от него не отстанут.
- Даже не знаю, с чего начать,- заговорил он, собираясь мыслями. – Самому, если честно, не верится, что такое может быть,- сказал он, заулыбавшись, вызвав этим со стороны приятелей подозрение. И тот и другой прониклись недоверием. Им показалось, что приятель лукавит, намеренно тянет время, не желая рассказывать. И, что бы показать ему, что его хитрость разгадана, Витек сказал.
- Ты Леха не юли, давай, рассказывай, а мы уж там разберемся, верить тебе или не верить.
- Да, ты Леха не тяни,- поддакнул, в свою очередь, Кедрич. Он то же заподозрил в словах приятеля подвох. – Рассказывай, рассказывай,- повторил он несколько раз.
- Хорошо,- пожал Алексей плечами.– Только тогда уговор, не перебивать. Согласны? – выдвинул он условие.
- Валяй,- согласились приятели.
Собравшись мыслями, Алексей заговорил.
- Помнишь, мы дней десять назад у Варьке сидели,- начал он с вопроса, адресуя его Витьку.
- У Варьки,- напрягся тот, припоминая, о ком идет речь.
- Ну да, у поварешке,- уточнил Алексей одну подробность, рассчитывая оживить этим память приятеля.
- А...- протянул Витек, припоминая. – Варька поварешка,- продублировал он, кивая головой, в знак того, что вспомнил, о ком идет речь.
А личность эта в округе была известная. Звали ее Варвара Ильинична Головина, по паспорту, неофициально,- поварешкой. Прозвали ее так за ее специальность. Варвара Ильинична работала в детсадовской столовой поварихой. Кстати сказать, Витек ее и наградил этим прозвищем, ляпнув однажды попьяне, «поварешка». Вот с тех пор это прозвище за ней и закрепилось.
- Варька Головина! Ну да, конечно помню,- подтвердил Витек.
- Ты, Я и Андрюха,- для большей ясности перечислил Алексей всех в тот день присутствующих.– Так вот,- продолжил он.– Вы тогда с Андрюхой остались, а я поехал на вокзал Валерку провожать.
- Какого Валерку,- перебил его Витек.
- Да ты его не знаешь, не напрягайся,- махнул Алексей рукой. – Это с работы приятель,- пояснил он, видя, что тот напрягся и сдвинул брови.– Я же тебе о нем в тот вечер рассказывал. Валерка! Он в отпуск к жене собрался. А та где то у мамане под Новгородом в деревне отдыхала. Вот он и попросил меня помочь ему донести до вокзала вещи,- посыпал он уточнениями.– Помнишь,- спросил он и сделал паузу, давая приятелю время припомнить.
- Ну да, что то такое припоминаю,- сощурившись, сказал тот, покручивая поднятой вверх ладонью.
- Ну и хорошо,- одобрил Алексей и продолжил.– Как мы до вокзала добирались, я рассказывать не стану, это не интересно,- махнул он рукой, опуская несущественные подробности.– В общем, на вокзал приехали, где то за час до отправления поезда.
Купили билет, выяснили с какой платформы отправляется поезд, и, поскольку до отправления оставался еще час, решили устроить что то вроде отвальной. Водку решили не покупать, чтоб его в дороге не развезло. Мало ли, что. Накупили пива, рыбы и тут же, сидя на чемоданах посреди платформы, стали пировать. Но об этом то же не стоит,- махнул он рукой, опустив лишние детали.– В общем, отправил я его. Посадил в поезд, и, как говорят, помахал ручкой, а сам направился к метро. Спустился вниз по лестнице, вышел на улицу и вдруг, внизу живота почувствовал такую тяжесть, что от боли замер на месте. Шагу не могу ступить. Внутри как будто тяжелый гандбольный мяч, давит, сил нет. А мы выдули столько пива, что организм уже был не в состоянии его в себе удерживать. Поэтому меня так сильно и приспичило. Естественно, ни о каком метро не могло быть уже и речи. До дома мне было просто не доехать. Более того, я понял, что если промешкаю еще хотя бы минуту, то обмочусь прямо на улице в штаны. Скрепившись, что было сил, я бросился на поиски туалета.
Меня спасло то, что я был знаком с расположением вокзала. Самому одно время приходилось ездить с Витебского. Поэтому приблизительно знал, где находятся туалеты. Где то поблизости с залом ожидания. Я устремился туда.
Снова вбежал внутрь здания, пронесся мимо буфета, где мы с Валеркой покупали злополучное пиво, проскочил мимо автоматических камер хранения и на секунду замер, определяя нужное направление. Мне было налево. Зал ожидания был там, о чем красноречиво свидетельствовала висевшая над дверями табличка. Растолкав в дверях прохожих, я протиснулся внутрь и выбежал на середину зала. Остановился, и, не обращая внимания на окружающих, безумными глазами стал шарить по стенам, ища указатель. Нашел и туда.
Слетел по ступеням вниз, туалет оказался в полуподвальном помещении, влетел, как пуля, в открытую дверь и оказался в небольшом предбаннике, где в специальной будочке находилась кассирша. Сунул в окошечко десятку, такса за вход и юркнул за перегородку, на ходу расстегивая штаны. Пристроился к первому же попавшемуся нужнику, причем, не глядя, с одной единственной мыслью, «только бы успеть, только бы успеть».
Успел! Дотерпел, можно сказать, из последних сил. Еще б секунда и все, катастрофа, конфуза было бы не избежать. В общем, повезло.
Стою я значит, мочусь, а сам от удовольствия чуть ли не поскуливаю, как щенок, до того приятно и глазами кручу по сторонам, осматриваюсь.
Вроде бы ни чего не обычного. Туалет, как туалет, вполне даже приличный. На полу кафельная плитка под светло-серый мрамор. Стены одеты в белый, с розовыми разводами, кафель. Над головой подвесной реечный потолок с встроенными галогенками, везде чистенько, цивильно и не воняет, до рези глаз, как раньше. Вот только одно кольнуло, показавшись странным. В туалете я был один, не считая, конечно, туалетчицы, которая сидела при входе за перегородкой. Согласитесь, что в столь многолюдном месте, как вокзал, где и днем и ночью полно народу, просто немыслимо, чтоб такое востребованное место пустовало. Впрочем, меня это не обеспокоило. Я был слишком озабочен.
Закончив свои дела, я, как и полагается, стряхнул последнюю капельку и стал заправляться. Поправил выбившуюся из штанов рубаху, затянул потуже ремень и потянул вверх собачку молнии на ширинке. Немного проехав, та вдруг, застряла, за что то зацепившись. Не то край рубахи попал, не то еще что, не знаю, до середины дошла и встала. Ни вверх, ни вниз. Что бы выяснить, в чем загвоздка, я глянул вниз, и... чуть не обомлел.
Там, на дне унитаза, как чайная розочка, помещенная в белую фарфоровую оправу, в виде декоративной чаши, лежал коричневый кулич, оставленный предыдущим посетителем, не пожелавшим соблюсти правила общественной гигиены и мыть за собой следы своего пребывания. Хотя, с другой стороны, удивляться тут было не чему. Туалет то, общественный и посещают его люди разные. Так что ни чего оскорбительного в этом я для себя не увидел. Лежит, ну и пусть себе лежит, мне не мешает. А если кому мешает, кто так брезглив, что при виде подобного не в состоянии справить свою нужду, пусть перейдет на другое место, или, что еще лучше, протянет руку к сливному механизму и приведет его в действие. Это, как раз, я и намеревался сделать. Но, едва я потянулся к сливному механизму, как произошло нечто, что заставило меня мгновенно протрезветь и отступить на шаг назад.
Крендель, еще минуту назад мирно покоившейся на дне унитаза без каких либо признаков жизни, вдруг ожил и зашевелился, как если бы это было живое существо, щенок или маленький котенок, только что пробудившийся от сна. Неуклюже качнулся, словно потянулся, и, прямо на моих глазах стал расти, увеличиваясь в размерах, как дрожжевое тесто, только во много раз быстрее, расползаясь во все стороны, вверх, вширь, принимая, при этом, форму, напоминающую контуры человека. Причем, все это произошло так стремительно, что я не успел даже ахнуть. За какие то считанные секунды крендель достиг размеров маленького человечка, карлика или ребенка, сидящего на корточках. Я даже сначала не поверил своим глазам, до того все это выглядело нереальным и диким, похожим на сюрреалистический сон. Я инстинктивно даже зажмурился, надеясь, что, когда я открою глаза, сновидение исчезнет. Но, открыв глаза, видение не исчезло.
На всякий случай я ущипнул себя за бедро. Боль ощутилась явственно. Это был не сон. Да и во сне обычно человек видит все по-другому, в ином свете, слегка искаженным и гипертрофированным, не так как в реальности. Я же видел окружающее так же отчетливо, как наяву, без каких либо искажений. Все выглядело естественным. И цвета и формы были настоящими. Вокруг меня были те же белые, с розовым разводом на кафеле, стены. Над головой отсвечивали желтым галогенки. На полу лежал кафель, у ног, белый толчек, и, наконец,- «Это».
Только теперь оно уже не сидело на корточках, как раньше, съежившись в комочек, а, распрямив плечи, стояло в полный рост, и, задрав вверх голову, внимательно меня изучало. Но смотрело не глазами, как человек, их у него не было, на месте глаз были какие то плоские кругляшки, по виду, как пуговки, только без отверстий для ниток, а непонятно чем, и, явно, не по-человечески.
Это не был взгляд человека. Описать его не берусь, это невозможно. Скажу лишь свои ощущения. У меня было такое чувство, как будто меня вывернули наизнанку и разглядывали не снаружи, а изнутри, от чего мне стало не по себе. По спине побежали мурашки, а перед глазами запрыгали разноцветные зайчики. Даже не знаю, как я еще не грохнулся в обморок. Должно быть, меня спас алкоголь. Приличная доза спиртного придала мне не только физических сил, предотвратив падение, но и предохранила психику от повреждения, включив защитный механизм. Все реальное, вдруг, приняло форму не реального. Мне снова показалось, что я сплю и вижу сон. Если б не это, я наверняка бы лишился чувств, в лучшем случае, в худшем, лишился б рассудка. А так, хоть и с большой натяжкой, но все происходящее выглядело, как иллюзия, как сон. Пусть дурной, кошмарный, но сон.
Однако пора было просыпаться и возвращаться к реальности. Что бы, наконец, стряхнуть с себя это нелепое наваждение, я снова зажмурился, сосчитал мысленно до десяти и открыл глаза. К моему разочарованию, вокруг ничего не изменилось. « Это » все так же стояло на дне унитаза, и все так де смотрело на меня своим нечеловеческим взглядом. А потом, должно быть, ему это наскучило. Оно, вдруг, моргнуло своими пуговками, скривило рот или, что там у него вместо рта было, разлепило коричневые складки губ, и, лишая меня последней иллюзии, заговорило.
- Ну что,- произнесло оно глухим, похожим на урчание унитаза, голосом, от чего у меня по спине снова забегали мурашки.
И хотя я давно уже догадывался, что не сплю, однако и за реальность происходящее не воспринимал. Уж больно для реальности все выглядело неправдоподобным. Где то глубоко в подсознании еще теплилась надежда, что все происходящее является галлюцинацией, возникшей на почве алкогольной интоксикации. По крайней мере, до того момента, пока молчаливая галлюцинация не превратилась в говорящую.
Эффект был ошеломляющим. Последние защитные механизмы рухнули. По спине у меня пробежал мороз и меня, как в сказке, сковало льдам. На самом деле, парализовало.
Я стоял и не мог пошевелиться. Хотел, что то сказать, но слова застряли в горле, как кости. Лишь глаза продолжали повиноваться мне, как и прежде. Я стоял и не сводил их с него.
И представляете, это коричневое чудовище глядело на меня и ухмылялось. Клянусь, не лгу! Смотрит на меня и ехидно хихикает, повздрагивая, как человек. А с меня пот в три
ручья бежит. Хочу двинуться, а пошевелится, нет сил. Чувствую только, как в висках пульсирует кровь, как взмокла рубаха и неприятно прилипла к спине. Хочу повести плечами, поправить рубаху, а плечи, как каменные, не слушаются.
И вот еще что! Мне показалось, что ему каким то образом известно, в каком я нахожусь состоянии. Он словно просканировал мой мозг и точно знал, о чем я думаю и что чувствую. Не знаю, правда, как. Но каждое мое душевное движение тут же находило в нем отклик, испуг, удивление, безумие, все отражалось на его физиономии, как в зеркале, принимая соответствующую гримасу. Я видел себя как бы со стороны и не мог понять, как такое возможно.
А потом он, вдруг, перестал хихикать. Посерьезнел и о чем то задумался, приложив к подбородку кулачок. Лоб разрезала морщинистая бороздка. Не знаю, сколько прошло так времени, минута или две, но он, явно, до чего то додумался. Вскинул на меня свои пуговки глаз, сложил губы трубочкой, тихонько свистнул и приказным тоном произнес одно только слово, «очнись», и я, как по мановению волшебной палочки, очнулся. Облизал пересохшие от напряжения губы, сглотнул слюну и прокашлялся, «кх-кх-кх».
Последнее действо произвело неестественно громкий звук, похожий на хлопок шампанского, только из глотки у меня вылетела не пробка, а тот самый комок, что сидел в горле, лишая меня дара речи. Причем, вылетел с такой огромной скоростью, что тут же ударился, как мяч, в стену. Отскочил от нее к другой, шмякнулся в нее, за счет чего еще больше набрал ускорение и снова срикошетив, ударился в противоположную стену. И так несколько раз. И набирая с каждым отскоком все большую скорость, достиг, в конечном итоге, такой умопомрачительной амплитуды, что в ушах у меня зазвенело. Звук был настолько резок и нестерпим, что причинял мне физическую боль. Я машинально зажал уши руками и присел, выжидая, пока внутричерепное давление нормализуется. Постепенно гул стал ослабевать. Потом исчез. Я отнял от ушей ладони и выпрямился. Слегка потряс головой, приходя в себя.
Пока я так сидел, зажав ладонями уши, я успел его, как следует разглядеть. Это был не человек, хотя по форме и напоминал последнего. Его рост не превышал пятьдесят шестьдесят сантиметров. У него имелись ручки, ножки, шарообразная головка, посажанная сразу на плечи, некое подобие глаз и рта. В общем, все как у людей. Но поразило меня не это сходство, а другое.
Прежде я не обратил на это внимания, а теперь, к удивлению и ужасу одновременно, обнаружил в нем некое сходство с самим собой. До портретного, конечно, было далеко, но отдаленно, нечто вроде подобия, просматривалось. И не только внешне. Это трудно описать, еще труднее объяснить словами, но я вдруг разглядел в нем себя самого, свое нутро, только изуродованное и обезображенное до неузнаваемости. Все выглядело так, словно кто то нарочно пожелал надо мной пошутить. Изобразил на меня пародию, вылепив этакое чудовище, придав ему мои искаженные черты. Одним словом,- карикатура. Мне стало смешно. Но смешно не от этого неуклюжего сходства, а от самого сравнения. Подобная аналогия показалась мне дикой и абсурдной. Я снова невольно подумал, что глючу, что какашка, принявшая мой облик, всего лишь плод моего воспаленного алкоголем воображения. И хотя сам я уже давно протрезвел, все это могло быть следствием алкогольной интоксикации, которая и вызвала в мозгу галлюцинацию. Что то вроде белой горячке, когда одним мерещатся черти, другие видят зеленого змия, а мне вот привиделась какашка, принявшая мой облик. А в действительности, этого ни чего нет и быть не может. Так я подумал, стараясь удержатся на здравой половине рассудка. Хотел обо всем забыть, пойти ополоснутся холодной водой и привести себя в чувство, но тут произошло нечто, что в корне меня переубедило, заставив поверить в реальность происходящего.
«Это», или как там его еще называть, как бы прочтя мои мысли, осталось ими недовольно. Еще бы! Ему было отказано в существовании. И оно решило доказать мне обратное. Покачало, разочаровано, головой, чмокнув, как это делают люди, разлепило свои коричневые губы и менторским тоном, каким обычно говорят, когда желают указать собеседнику его место, произнесло.
- Ты кто,- обратилось оно ко мне, с явным упреком.
- Алексей,- ответил я, ошалев, и, в свою очередь, спросил: - А ты, кто?
- Каловый человечек,- ответил тот с чувством собственного достоинства и расплылся дьявольски мерзкой улыбкой. Затем спружинил, как гимнаст и выскочил из нужника, встав на свои коротенькие ножки. Тут же свернулся в комочек, как ежик и покатился клубком по мраморному полу, оставляя за собой коричневый шлейф. Подкатился к стене, и, вопреки законам притяжения, покатился вдруг вертикально вверх. Выкатился по потолку на середину, оставляя на нем коричневую дорожку, и плюхнулся на пол, но не рассыпался бесформенной массой, а как искусный акробат приземлился на ноги. Выпрямился, сделал ко мне шаг и протянул мне свою руку.
- Будем знакомы,- сказал он.
Не знаю, откуда во мне взялись силы, но после того, как он протянул мне свою дружескую руку, меня словно подхватила какая то сила и вынесла наружу. Я вылетел из туалета со скоростью сверхзвукового самолета, и, расталкивая прохожих, бросился прочь, к выходу. Оттуда, на улицу и к дороге ловить такси.
Должно быть, вид у меня был, как у помешанного, потому что прохожие как то странно себя вели. Одни, вдруг, останавливались и замирали, как вкопанные, с изумлением тараща на меня глаза. Другие, так просто шарахались в сторону, как от чумного. Да и не одна машина долгое время не хотела останавливаться. Притормаживала напротив и резко вдруг, давала по газам, словно водитель путал педали тормоза и газа.
Наконец, поймав какую то развалину, я плюхнулся на заднее сидение, назвал водителю адрес и помчался прочь, подальше от этого проклятого места. А дома, приняв убойную дозу снотворного, забрался с головой под одеяло и заснул, проспав беспробудно почти сутки. Когда же проснулся, то сразу понял, что пить я больше ни когда не буду, - закончил он свою историю и поглядел на лица дружков.
Кедрич, судя по его скептической ухмылке, не поверил ни единому слову, а Витек, хоть и делал вид, что не верит, проникся и долго молчал, обдумывая услышанное. Но, что бы себя ни выдать и не упасть лицом в грязь в глазах приятеля, покачал головой, и, протягивая Кедричу пустой стакан, в заключении сказал:
- Да Леха, плачет по тебе психушка.
Другие читать по адресу http:literary-page.ru Моя литературная страничка