Воспоминания о чтице. Фрагмент 13

      

                З И М Н Я Я  П Р О Г У Л К А



        Доброта и отзывчивость Риммы Петровны проявились в особо ценных для меня жизненных вопросах.
        Покинув студию "Звучащая книга", она не переставала интересоваться моими скромными литературными и сценическими достижениями. Я отвечала ей взаимностью...
        Она приглашала меня на свои сольные программы, в которых исполняла стихи своих любимых поэтов... Если я соглашалась пойти с ней на какие-то филармонические концерты или на спектакли театров, то получала МОРАЛЬНОЕ УДОВЛЕТВОРЕНИЕ. И мне хочется поведать и сохранить в памяти особенно ВЫРАЗИТЕЛЬНЫЕ ПРИМЕРЫ для тех, кто ее знал и узнает ПОСМЕРТНО.
        Однажды зимой в воскресенье она пригласила меня в Дом Литераторов на бывшей улице Герцена.
        Этот день у меня был свободен, к тому же мы долго не виделись с Риммой Петровной, и я отозвалась на приглашение. Когда мы договаривались о встрече, она, в какой-то момент вернувшись к своей НАЗИДАТЕЛЬНОЙ МАНЕРЕ (довольно часто проявлявшейся в диалогах СО МНОЙ), попросила меня одеться ПОСКРОМНЕЕ и ПОТЕПЛЕЕ. Я сдержанно выслушала эти предупреждения...
        Путь от метро "Горьковская" к Дому Литераторов лежал неблизкий, но на Тверском бульваре в тот вечер -- в жгучий мороз! -- было необычайно красиво; я шла, любуясь зданиями МХАТа, Пушкинского театра, окружающими их разноцветными старинными особняками и современными зданиями в ореоле легкого, будто бы застывающего в полете, искрящегося снега; и моя черная шуба из искусственного меха, которая, по замыслу, должна была спасти меня от мороза, тоже казалась эффектно мерцающей в голубом полумраке... Как я люблю эти старинные центральные кварталы! Они являются для меня ОЛИЦЕТВОРЕНИЕМ МОСКВЫ.
        Я вышла, наконец, на улицу Герцена, которая выглядела по-зимнему торжественно, а здание ЦДЛ, освещенное матовыми лампами и блеском переливающихся снежинок, виделось особенно нарядным. Но на последнем отрезке пути зима уже властно напоминала о себе, и, когда я вощла в фойе, то была рада возможности хоть на два часа ОКАЗАТЬСЯ В ТЕПЛЕ. В этот вечер там проходил коцерт юных исполнителей -- лауреатов молодежных конкурсов.
        Когда я, оставив в гардеробе верхнюю одежду и поправив волосы перед зеркалом, вошла в концертный зал, Римма Петровна уже была там. Она ужаснулась, увидев меня в СЛИШКОМ ЛЕГКОМ, по ее мнению, наряде: для концерта я выбрала белую блузку из синтетической ткани, имитирующей шелк, и черную узкую юбку, дополнив ансамбль белыми серьгами.
        Может быть, я вспомнила известную КЛАССИЧЕСКУЮ ПРЕМУДРОСТЬ, что сочетание БЕЛОГО и ЧЕРНОГО в любом случае должно соответствовать торжественной обстановке зала; а возможно, следовала настроению момента... И когда Римма Петровна вновь сокрушенно повторила, что В ЗАЛЕ ХОЛОДНО, я лишь невозмутимо улыбнулась в ответ.
        Наши места располагались рядом; и первое, что я сделала -- вернула взятую у нее РУКОПИСЬ --стихи погибшей поэтессы, с которой она дружила.
        ...Еще в 97-м году, когда моя приятельница приходила ко мне в гости на Рождество, она показала мне записи этой своей подруги -- Тамары Добкиной, сделанные в больнице, где 60-летняя поэтесса окончила свои дни. Римма Петровна тогда сказала о последних стихах поэтессы: "...ДЕТСКИЕ, но очень приятные". Среди них были такие строки:


                "Мне тетрадку подарила Римма:
                На обложке -- хоровод зверей...
                Пусть же сказки не проходят мимо
                И стучатся у моих дверей!".


        И далее в этой "тетрадке" и за ее пределами теснились друг к другу самые разнообразные короткие стихотворения -- то по-детски непосредственные, то печальные, то исполненные живого, легкого юмора, и все безусловно -- рождаемые ВДОХНОВЕНИЕМ, которое прорывалось у автора через каждые пятнадцать -- двадцать минут.
        Заинтересовавшись творчеством поэтессы, я выразила желание прочитать все это более ВНИМАТЕЛЬНО, а заодно -- перепечатать стихи для себя. Римма Петровна оставила мне тексты, попросив сделать ТО ЖЕ САМОЕ для нее.
        И, когда я воспроизводила тексты уже в ПЕЧАТНОМ варианте, то сочла нужным привести и КОММЕНТАРИИ ПОЭТЕССЫ К СВОИМ СТИХАМ, свидетельствующие о ее местонахождении, времени и СОСТОЯНИИ, в котором слагались эти строки. Впрочем, о последнем говорили сами стихи, составившие оригинальный ЛИРИЧЕСКИЙ ДНЕВНИК, позволяющий ПРОНИКНУТЬСЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ ПЕРЕЖИВАНИЯМИ двух последних жизненных лет.
        В отдельных строках наряду с НАИВНОСТЬЮ ВЫРАЖЕНИЙ сквозила поздняя просветленная МУДРОСТЬ, придававшая стихам особое очарование:


                "Умей ты время не терять:
                Ничто не возвратится вспять!
                Чуть опоздал немножко --
                Перебежит дорожку кошка...
                Я "кошкою" кончать не буду,
                Хоть кошка и земное чудо:
                Сложу стихи о человеке,
                Чтоб счастлив был бы он навеки!".


        ...И в процессе своей работы с текстом я все глубже ощущала сложную, УТОНЧЕННУЮ натуру этой женщины, с которой эпизодически встречалась прежде. Позже я узнала от Риммы Петровны, что в поэтическом наследии Тамары Добкиной есть еще и другие -- СЕРЬЕЗНЫЕ стихи -- с глубоким философским содержанием.
        Я также старалась СИСТЕМАТИЗИРОВАТЬ тексты -- по МЫСЛИ, по ХРОНОЛОГИИ; наконец, мне хотелось, чтобы на печатных листах все выглядело ПРЕДЕЛЬНО ЧЕТКО и аккуратно; к тому же это были мои ПЕРВЫЕ ОПЫТЫ на печатной машине; и этот оформительский процесс доведения до относительного совершенства потребовал немало времени, а ведь я могла заниматься этим только ДОМА ПО ВЕЧЕРАМ, поскольку все еще работала в своем проектном институте... В итоге я смогла собрать и возвратить Римме Петровне печатные листы вместе с оригиналом лишь ГОД СПУСТЯ с момента, когда этот материал оказался у меня в руках. А она уже начала беспокоиться о том, получит ли вообще обратно эти дорогие для нее листы...
        И в этот вечер она, бегло перелистав стопки отпечатанных стихов и убедившись, что я СДЕРЖАЛА ОБЕЩАНИЕ, наконец-то обрадовалась... Вслед за ней облегченно вздохнула и я. И мы обратили свои взоры на сцену.
        Мы любовались движениями, костюмами и фигурами юных танцоров, с удовольствием слушали музыку...
        Обратно мы шли по улице Герцена до станции "Баррикадная", обсуждая впечатления; и Римма Петровна в строгой темно-коричневой шапке из дорогого гладкого меха, превосходно обрамляющей ее правильные черты, выглядела моложе своих лет...
        Она была в прекрасном расположении духа. И этот замечательный концерт в роскошном здании; и обретение своей РЕЛИКВИИ -- рукописи, подтверждающее, что она НЕ ОШИБЛАСЬ в моей порядочности; и МОЕ СОЗНАНИЕ последнего; и, наконец, ОСВЕЖАЮЩИЙ МОРОЗ, дополнивший остроту наших ощущений -- все это создавало между нами какое-то неизведанное до тех пор углубленное ВЗАИМОПОНИМАНИЕ -- взаимную симпатию -- и усиливало наши восторги минувшего вечера.
        Но, разумеется, долго наслаждаться морозным воздухом мы не могли и были довольны, когда красивая улица, завораживающая разнообразной и великолепной архитектурой зданий девятнадцатого века, привела нас, наконец, к метро.
        Расставаясь на платформе у поездов, мы обменялись ГЛУБОКИМИ ВЗГЛЯДАМИ: в этот вечер нам было ОСОБЕННО приятно друг с другом.
        Это происходило во второй половине ДЕВЯНОСТЫХ годов.