16. Вечно поющее сердце
(Иван Ильин)
21 декабря, в нашем историческом календаре была дата поистине особая. Мы отметили день памяти великого русского философа Ивана Александровича Ильина, всю свою жизнь отдавшего принципиальной, напряженной борьбе с тоталитарным коммунизмом, безбожным ленинско-сталинским режимом. И, видимо, надо признать закономерным, что в день памяти борца с российским социализмом случилось родиться борцу за этот самый социализм – придуманный революционерами материалистический “рай на земле”. Сама жизнь сопоставила, столкнула в непримиримой схватке “сердце озлобленное” (Сталина) и “сердце поющее” (Ильина).
Впрочем, в жизни Ивана Александровича вот таких вот, лишь с первого взгляда необычных, пересечений очень и очень много. Крестили маленького Иоанна в пределе Иоанна Крестителя в московской Богородицерож-дественской церкви. И дед у него был Иоанном. Да еще не след забывать и о том, что накануне крещения будущего православного философа было поминовение святого Иоанна Прозорливого (уж в чем, в чем, а в прозорливости, в предвидении российской судьбы Ильину никак не откажешь!).
Добавим, что крещение месячного ребенка произошло 22 апреля. В этот день будущему вождю российских большевиков Володе Ульянову исполнилось ровно 13 лет, и он уже внимательно прислушивался к крамольно-террористическим речам старшего своего брата Александра.
Личных встреч с революционером номер один у Ивана Александровича, кажется, не было, но заочных – опять-таки было в достатке. В молодые годы ему не удалось избежать влияния многообещающих идей Ильича. Ни в какие партии он не вступал, но бомбы, листовки и оружие “эсдэповцев” у себя в комнате хранил. К счастью, Ильин быстро понял, какой вред несут народу революции. И когда в свет вышла ленинская книга “Материализм и импириокритицизм”, безобразно исказившая идеи Гегеля, превратившая его чуть ли не в материалиста, да еще и подписанная псевдонимом “Вл. Ильин”, Иван Александрович немедленно опубликовал рецензию на вопиющий по безграмотности и тенденциозности труд нового лжефилософа.
Думаю, эту нашумевшую тогда рецензию Ильич не мог не читать, и, наверно, не просто для препровождения времени с карандашом в руке изучал двухтомное ильинское исследование мировоззрения Георга Вильгельма Фридриха Гегеля. Есть записка Ленина к Дзержинскому по поводу ареста философа, к той поре уже профессора Московского университета: “Ильин, хотя и не наш, но талантлив, отпустите”. Тут вождь явно играл в гуманность, заметно переигрывая: буквально через несколько месяцев после (в кавычках) “восторженной оценки ильинского труда” Ильич выслал из России Ильина, своего “тезку”, вместе с большой группой философов, ученых и литераторов, поднявших голос протеста против “красного террора” бельшевиков.
Но вернемся к хронологии ильинских многозначных пересечений с судьбами других современников. Юноше Ивану Ильину довелось учиться в той самой пятой московской гимназии, которую закончил знаменитый русский философ и поэт Владимир Соловьев. И тот, и другой, по сути, обеспокоены были одной и той же болью – каким путем пойдет Россия: путем веры или путем безверия. В 1890 году, когда Иоанн еще сидел за гимназической партой, гениальный Соловьев ставил вопрос ребром:
О Русь! в предвиденьи высоком
Ты мыслью гордой занята;
Каким же хочешь быть Востоком:
Востоком Ксеркса иль Христа?
И Соловьеву, и Ильину хотелось бы, чтобы Русь уверенно шла стопою Иисуса, и, конечно, не их вина, что этого не случилось. Почему – на этот тяжелый вопрос пришлось отвечать уже Ильину; отвечать не в России, а вдали от нее, в Европе, куда философ был выдворен кровавой тиранией советской власти.
В одном из своих многочисленных писем друзьям он писал: “Кризис наш – не только наш; это мировой кризис религиозности. Живое, жизнестроительное отношение к божественному заглохло, замерло в народах. Это кризис не христианства (не учения Христа, а того, что из него сделали два тысячелетия). Я пытаюсь восстановить глубокую цельную, кристаллическую и в то же время страстную природу религии; показываю, что религия – не обряд, не догма, не конфессия, а цельно-искренняя и духовно-страстная преданность (любовь на смерть) тем божественным лучам, которыми пронизан мир и пребывание в которых только и может открыть человеку подлинное бытие Божье”.
Эта борьба за Бога, за возвращение Бога в павшие русские души сводила Ивана Александровича с целым легионом единомышленников, единоверцев, приверженцев к вере Христовой. Еще до революции, в России, он на всю жизнь сдружился с композиторами Метнером и Рахманиновым, с художником Нестеровым, с философами Трубецким, Струве, Лосским, а после изгнания – с писателями Иваном Шмелевым, Иваном Буниным, с оставшимися в живых руководителями “Белого движения” в России, продолжающими бой за Святую Русь эмигрантами.
К слову сказать, борьба эта счастливо свела Ивана Александровича с Натальей Николаевной Вокач, занимавшейся философией, искусством и историей и ставшей женой, другом и помощником великому русскому философу. В нелегком отлучении от отчей земли они помогали друг другу, как могли. На воспрос Натальи Николаевны в один из самых трудных моментов их жизни: “Долго ли нам еще маяться?” Иван Александрович, Иоанн, уже состарившийся, но ни на час не теряющий веры и бодрости духа, ответил словами Аввакума: “До самой смерти, матушка!”. Нетрудно заметить, сколько в этом ответе смиренно-неистовой христианской мудрости...
И еще об одной ильинской втрече, которая, можно сказать, стала для философа подарком свыше. Когда Ильин читал в Швейцарии одну из своих бесчисленных лекций, после выступления к нему подошла госпожа Барейсс и спросила: много ли у него написанных сочинений подобного рода. “Несколько сундуков, – ответил философ, – да жаль, печатаь не на что”. Через несколько дней Иоанну пришло письмо, в котором госпожа Баресс предложила свою помощь в издании его произведений.
Вышедшие за рубежом книги приносили Ильину (после выхода одноименной книги друзья стали называть его “Поющим сердцем”) не только известность как ведущему философу современности, но и позволяли ему наносить выверенные удары по советской, ленинско-сталинской Империи Зла, которые расшатывали режим и приближали его крах. Увы, развала Красной Державы Иван Александрович уже не увидел, но Сталина (как он это и собирался сделать) пережил. Правда, лишь на полтора года.
Меценат Ильина, госпожа Барейсс поставила на могиле философа в швейцарском Цолликоне памятник из идеально белого мрамора, на котором выбиты вот эти загадочные слова:
“Все прочувствовано
Немало претерпето
С любовью созерцаемо
Многому виной
И мало понято
Спасибо Тебе, вечная Доброта
Много лет труды великого философа были не принятыми и не понятыми в России. Но колесо Истории повернулось. Империя рухнула. Мы учимся у Ильина, как надо строить путь нашего духовного обновления. И низко кланяемся вечной доброте, вечно поющему сердцу философа-провидца.