Из серии "Отпускные приключения"
Свой отпуск в начале нашей семейной жизни мы с женой Сашей проводили первую половину у моих родных в Калуге, вторую – у её родных в Таганроге. В Калуге река Ока, знаменитый калужский городской бор с вековыми деревьями, объявленный памятником природы России. А в Таганроге тёплое Азовское море, арбузы, южные сахарные помидоры и синенькие, так там называют баклажаны. А еще разная рыба, от которой на базаре разбегаются глаза. Тут и чебак, это местное название леща, и сулка (а это судак), и чехонь, и тарань, и, конечно, бычки. А иногда рыбаки предлагали рыбца (кто пробовал вяленого рыбца, тот никогда не забудет его превосходный вкус) и даже осетра. Теперь ни рыбца, ни осетра вы не купите, разве что у браконьеров из-под полы.
Теща, коренная сибирячка, перебравшись в конце войны из Новосибирска в Таганрог, быстро освоила южную кухню. По нашем приезде потчевала нас не только настоящими сибирскими пельменями, но и украинским борщом с помидорами. На рынке для приготовления борща торговки продавали специальные наборы, состоявшие из разных кореньев, зелени и кусочка старого сала. Старое сало клали в борщ в конце варки для придания ему специфического вкуса. А такую вкусную икру из синеньких, какую делала теща, больше я нигде не пробовал. Та икра, которую продают в магазинах, по сравнению с домашней - сущий суррогат.
А младший брат жены Анатолий, или просто Толик, в честь нашего приезда варил вкуснейшую уху, тоже с помидорами, да ещё и с толчённым в деревянной ступе чесноком. Для ухи он брал нескольких видов рыбы: чебака, сулку, чехонь, какую-нибудь мелочь, а еще - кусок осетрины. Осетрина – это, конечно, для шика, но и для придания ухе неповторимого специфического осетрового вкуса. Остальная рыба, варившаяся в ухе, – для навара. Да, еще, по рыбацкому обычаю, добавлял в уху чарку водки.
Но что-то я ударился в гастрономию и отвлёкся от основной темы.
То, что я хочу поведать читателю, случилось в середине шестидесятых годов. На этот раз мы решили провести весь отпуск в Таганроге, где не были года два.
В юности Толик был яхтсменом. Он участвовал в парусных регатах, других соревнованиях яхтсменов, ходил на яхте через два моря до Батуми и обратно. В яхт-клубе за ним была закреплена яхта, и он в любое время, сделав запись в вахтенном журнале, мог выйти на яхте в море. Пользуясь такой свободой, Толик, в каждый наш приезд, катал нас на яхте по Таганрогскому заливу; с яхты мы купались и рыбачили: ловили бычков, тарань и чехонь.
На этот раз Толик встретил нас не ухой, а предложением в ближайшие выходные дни сходить на яхте в гирло Дона, где, по рассказам бывалых рыбаков, всегда уловистая рыбалка и можно наловить не какой-то мелочи, а крупных лещей и сазанов. Нас, «мореходов», собралось шестеро: Толик со своей девушкой, его приятель, тоже яхтсмен, с девушкой и я с Сашей. Просился на рыбалку и наш сын Женя, которому было лет десять, но в последнюю минуту мы раздумали брать его с собой, о чём потом не пожалели.
Первая половина субботнего дня прошла в хлопотах: ребята готовили яхту, рыболовные снасти, приманку, закупались на два дня путешествия харчи и «горючее».
Несколько дней стояла солнечная погода, и ничто не предвещало её изменений. В море вышли под вечер, чтобы прибыть на место рыбалки к утренней зорьке. Через Таганрогский залив шли по каналу, прорытому по дну, как рассказывали, еще во времена Петра I. Канал был отмечен бакенами, и яхта шла между огоньками бакенов то правым, то левым галсом. По-южному быстро стемнело, и в небе зажглись крупные яркие звёзды. Но вдруг, почти по всему горизонту заиграли зарницы, а вскоре появились тучи и засверкали вспышки молний. Грома слышно не было – гроза бушевала где-то далеко. А над яхтой небо оставалось чистым, звёздным и ничем не угрожающим. Ветер хорошо надувал паруса, и яхта шла очень быстро. Но вскоре ветер начал усиливаться и усиливаться, и когда в сером рассвете мы вошли в гирло Дона, ветер настолько стал мощным, что пришлось убрать паруса, но и без них яхту гнало вперед.
Мы придерживались левого берега гирла, вдоль которого у самой воды стройной шеренгой росли высокие и могучие пирамидальные тополя. Так прошли несколько сот метров, выискивая удобное для причала место, поскольку при таком ветре двигаться дальше было небезопасно. Вода в реке как бы замерла, или даже пошла вспять. Нас гнало все дальше и дальше, как вдруг ураганным порывом ветра яхту стремительно понесло прямо на один из тополей, у подножья которого уже плескалась вода. Крушение, казалось, было неминуемо – еще мгновение и яхта своим носом врежется в ствол тополя. Но когда до тополя оставалось не более метра, новым, еще более яростным порывом ветра, тополь был сокрушён, вывернут с корнем, и яхта своим носом мягко уперлась в его пружинящие корни. Своей смертью тополь спас нас от крушения. И это было наше первое везение, потом везений будет еще несколько.
Наши милые дамы в это время спали в трюме и не были свидетелями всей этой довольно жуткой картины. Заякорив яхту, мы выбрались на берег и, сетуя на то, что рыбалка, по всей видимости, не состоится, стали искать место для разбивки лагеря. Выбрав лужайку, установили на ней три своих палатки. В это время к нам присоединился еще один путешественник, которого стихия, как и нас, застала врасплох. Помнится, его звали Сергеем. На надувной лодке он совершал турпоход по воде от Ростова до Одессы. Свою палатку он разбил возле нас.
Утомленные таким неожиданным началом нашей одиссеи и недосыпанием, мы разбрелись по своим палаткам и крепко уснули. Нас поднял по тревоге Сергей. Выбравшись из палаток, мы увидели, что почти вплотную к ним подступает вода. Это было наводнение, подобное наводнениям, которые случаются в Санкт-Петербурге, когда из финского залива, гонимая ветром вода, идет в Неву и затопляет город. В Дон шла вода из Таганрогского залива, и Дон пошел вспять.
С каждой минутой вода поднималась всё выше и выше, завоевывая всё большее пространство. Подножья тополей, росших вдоль берега, уже были в воде. Надо было срочно сматываться и перебираться на более высокое место, куда вода не дойдет. Таким местом была горка, на которой стоял домик бакенщика. До него было около полкилометра. К домику вела дорога, но и она уже была под водой. Как перетащить к домику весь наш походный багаж, который мы забрали с яхты? И тут нам пригодилась надувная лодка Сергея – вот оно второе везение.
Палатки и всё остальное, что при нас имелось, было погружено в лодку и, бросив яхту на произвол судьбы, мы дружно двинулись в путь. Вот тут-то мне вдруг вспомнилось: а ведь Саша не умеет плавать! Что делать, если впереди окажутся глубокие места, которые можно преодолеть только вплавь? Эта мысль ужаснула, но я промолчал, решив, что если такое случится, сбросим с лодки вещи и посадим в неё Сашу.
Один из ребят шел впереди, проверяя дорогу. Сергей и двое других толкали лодку вперед. Саша держалась за борт лодки левой рукой, я шел от неё справа, готовый в любой момент придти к ней на помощь. Дорогу нащупывали ногами. В некоторых местах вода доходила Саше до горла. За весь, показавшийся мне бесконечным, путь Саша не проронила ни слова, прочитать же по её лицу, что у неё творилось внутри, было невозможно, впрочем, страха в её глазах я не заметил. А о том, что не умеет плавать, она даже не заикнулась.
Чем ближе к домику бакенщика, тем становилось мельче – вода доходила уже только до груди, потом до пояса, до колен и вскоре мы вышли на сухое место. Вот и домик бакенщика. Вокруг него мы увидели десяток палаток – тут спасались от наводнения и другие горемыки вроде нас, решившие выходной день провести у гирла Дона.
Теперь с высоты взгорка мы смогли хорошенько рассмотреть, что творилось на реке и увидеть разрушительную силу стихии. Не только пойма, но и находившееся за ней пространство почти до самого горизонта, было заполнено водой. Вода была и за пригорком, на котором стоял домик бакенщика. Наверное, и в весеннее половодье разлив реки бывал столь же обширен, но отличие было в том, что изменилось течение реки – она текла вспять, неся на своих водах сучья и целые деревья, обломки строений, какой-то мусор и... трупы телят – это затопило выгон, на котором пасся молодняк.
Мы снова разбили палатки и, проведя оставшееся время в безделье, поужинав, рано улеглись спать. А когда утром проснулись, местности было не узнать. Река оказалась в стороне и текла «правильно» – к морю. Ушедшая в свое русло вода открыла обширный луг, на котором там и сям сверкали маленькие озёрца – это была речная вода, оставшаяся в углублениях на почве. Луг – вымытый и позеленевший – выглядел очень красиво, но нам было не до сантиментов – надо было подумать и о завтраке, и о яхте – цела ли она?
Каждый занялся каким-то делом, а Сергея попросили принести ведро воды для приготовления завтрака. Он побежал на луг и быстро вернулся, в ведре у него трепыхалась рыбина. Оказалось, что в углублениях на почве осталась не только речная вода, но и рыба. Схватив сачок, мы бросились проверять озёрца. Увидев, чем мы занимаемся, вслед за нами, ловить рыбу в озёрцах, спешно направились и другие туристы. Наш улов был совсем не плох: сазан с золотистой чешуей килограмма на 3-4, пара чехоней и еще всякая мелочь. Так что рыбалка всё же состоялась, и это была еще одна удача. Уха, а её сварили почти целое ведро, получилась отменная. Известно, что настоящие рыбаки уху не едят, они ею закусывают. У нас еще оставалось спиртное, так что имелось и что выпить, и чем закусить. К своему костру мы пригласили бакенщика, возле домика которого мы нашли укрытие от разбушевавшейся стихии.
А как же яхта? После схода воды, она оказалась на мели и села на киль. Снять её с мели своими силами мы бы не смогли, но нам снова повезло – везение, удача, продолжали нам сопутствовать. Мимо, в сторону Таганрога, проходило прогулочное судно, приписанное к Таганрогскому порту. Это коллектив какого-то таганрогского предприятия возвращался домой с пикника. Судно и сняло яхту с мели и на буксире доставило нас в порт. Дома нас ждала перепуганная теща. По Таганрогу поползли слухи, что во время разгула стихии погибли люди, и теща решила, что и нас постигла такая же участь.
Август 2011 г.
Начало "Отпускные приключения" см.:
http://www.proza.ru/2011/08/26/1295