Гарсуны

Реймен
        Отражаясь в воде, утреннее солнце скачет зайчиками по выкрашенному слоновкой* подволоку, в отдраенные иллюминаторы вливается свежий запах моря, легкий ветерок чуть колышет  раздернутые на них занавеси.
        Мы с Витькой сидим  в офицерской кают-компании плавбазы «Иртыш» и предаемся безделью.    Приятель наяривает на пианино «собачий вальс», а я,  развалившись на кожаном диване,  лениво попыхиваю сигаретой,   в такт музыке покачивая ногой.
        Уже  почти месяц, как помощник командира капитан-лейтенант Колбунов снял нас с лодочной вахты в заводе и определил «гарсунами»* в эту самую кают-компанию.
        Сначала мы, было, заартачились - негоже нам, служащим по третьему году и классным специалистам выступать в роли холуев-официантов, но Михал Иваныч в качестве  альтернативы предложил гарнизонную гауптвахту, и мы быстро согласились.
        На следующее утро, после осмотра корабельным врачом, облаченные в накрахмаленные белые курточки мы уже   рысили по   кают-компании, обнося завтракающих там отцов-командиров положенными им закусками, соком и горячим кофе.
        Молодца, хорошо шустрите, - довольно изрек сидящий  за длинным столом справа от командира помощник,   щелкая пальцами - еще кофе!
        Затем были обед с ужином, которые тоже казались необременительными и мы с Витькой поняли, что попали «в струю»*.
        Во-первых, рано утром не надо выпрыгивать из подвесных коек и бежать обязательный в ВМФ трехкилометровый кросс. Вместо этого мы неспешно вставали и с деловым видом направлялись досыпать в примыкавшую к кают-компании «гарсунку»*.
        Во-вторых, в силу солидности определенного Главкомом морского офицерского пайка, который последними съедался далеко не полностью, в нашем распоряжении ежедневно оставались всяческие деликатесы, вроде сливочного масла, копченой колбасы, соков, меда и печенья, служившие хорошим подспорьем  для двух растущих организмов, а также значительно повысившим наш рейтинг среди сослуживцев.
        И, наконец, в третьих, что было самым главным, мы получили дополнительную возможность схода на берег, манивший к себе  желанной свободой, а также  всяческими приключениями.
        На этом достоинстве следует остановиться дополнительно.
        Тот, кто служил, знает, как приятно получить увольнительный билет,  облачиться в парадно-выходную форму, с чувством собственного достоинства выйти за КПП   части и окунуться в море желаний и искусов.
        Можно сходить в кино или на танцы,   приударить за местными девчатами, немного выпить и для полноты ощущений  подраться с  гражданскими или представителями других родов войск. Короче, можно много чего.
После заваленного снегами заполярного гарнизона, откуда мы прибыли  в Северодвинск, нас увольняли регулярно, но хотелось еще и еще.
        И вот теперь у нас с Витькой такая возможность появилась.
        Дело в том, что по давно существующей на флоте традиции, в офицерской кают-компании всегда имеется старший, который всячески улучшает ее повседневный рацион. Делается это в интересах питающихся, которые отчисляют в «общий котел»  известные суммы.
        На них приобретаются минеральная вода «Нарзан» или «Боржоми», свежие овощи и фрукты, марочные вина , водка и коньяк, а также все то, что может пожелать богатое воображение морского офицера.
        Наши начальники обладали   им в достаточной мере  и помощник командира, он же старший кают-компании, регулярно отряжал нас с Витькой в город, снабдив увольнительными билетами  списком необходимого (за исключением спиртного) и соответствующей денежной суммой.
        Как правило, эти вояжи осуществлялись сразу же после завтрака, и до обеда мы возвращались на плавбазу, затаренные всем необходимым.
Доставленная провизия помещалась в холодильник и буфет, а c неистраченной части суммы мы получали небольшую премию.
        Когда она накапливалась в необходимом количестве, при очередном сходе на берег мы приобретали для себя пару бутылок портвейна «Три семерки», по дороге назад заходили в расположенный рядом с портом обширный парк и, расположившись где-нибудь в укромном месте, посасывая портвейн, предавались философским беседам.
        В это погожее утро настроение у нас лирическое,  мы не прочь совершить променад  в город,   но  уже почти неделю помощник нас туда не отправляет.
        - Слышь, Валер, - прекращает Витька долбить пальцами по клавишам и захлопывает крышку рояля. - А давай его  сподвигнем, а?
        - Это как?- вскидываю глаза на приятеля. 
        - Очень просто, - белозубо скалится Витька, подходит к встроенному в переборку буфету и  извлекает из него  десяток ножей и вилок. Затем он направляется к ближайшему иллюминатору, высовывает в него круглую башку и, поглядев по сторонам, швыряет их за борт.
        - Буль, -  весело доносится оттуда, и Витька довольно шмыгает носом.
        -  Ты че, совсем охренел? - делаю я большие глаза и вскакиваю с дивана.- А чем офицера жрать будут?!
        - Верно мыслишь, - многозначительно поднимает вверх палец Витька.      
        - Пошли к помохе*.
        Спустя пару минут, шаркая кожаными тапочками по ковровому линолеуму, мы топаем по длинному коридору офицерской   палубы и останавливаемся перед  одной из кают, где   по ночам  изредка обитает помощник. Сегодня он там и с утра  что-то долбит на  машинке.
        - Тук, тук, тук, - легонько стучит Витька костяшками пальцев в металлическую дверь и осторожно нажимает входную ручку.
        -  Прошу разрешения, товарищ капитан-лейтенант.
        -  Валяй! - доносится изнутри, и мы переступаем высокий комингс.
        -  Ну? - отрывается от машинки недовольный капитан-лейтенант. - Чего пожаловали?
        - Так что офицера опять растащили столовые приборы,- пялясь на помощника честными глазами, театрально разводит руками Витька.
        - Ага, растащили, - подпрягаюсь я  и тяжело вздыхаю.
        - Опять, говорите? - недоверчиво косится на нас Михал Иваныч  и начинает барабанить пальцами по столу. - И много?
        - Считай половину. Бухают по ночам в каютах и требуют тарелки и приборы, а потом  в иллюминатор все выкидывают,  вы ж сами знаете.
        - Ну, это не вашего ума дело! - повышает голос помощник и тянется волосатой рукой к сейфу. - Вот, держи,- извлекает оттуда радужную  кредитку и сует ее Витьке. - Топайте в город и купите новые.
        Потом он выписывает нам увольнительные, шлепает на них корабельную печать и  машет рукой - идите.
        - Есть! - скрывая радость, бодро вякаем мы  и быстро покидаем каюту.
        - Ну вот, а ты глупенькая боялась, - подначивает меня Витька словами из анекдота   и,  радостно гогоча, мы мчимся  в баталерку переодеваться.
        Спустя десять минут, облаченные в  отутюженные  клеша и форменки    и сдвинув на затылок  щегольские  бескозырки, мы звеним подковками надраенных до зеркального блеска хромачей  по верхней палубе, тычем в нос верхневахтенному увольнительные  и, козырнув развевающемуся на корме флагу,   быстро скатываемся с крутого трапа  плавбазы на причал.
        Миновав его обширную пустоту, дружно рубим шаг по деревянному тротуару КПП с дремлющей  у закрытого шлагбаума вооруженной допотопным наганом  ВОХРой и выходим на одну из припортовых улиц.
        Она застроена  двухквартирными щитовыми домами с цветущей в палисадниках сиренью  и в ее душистом запахе мы следуем дальше.
        Вскоре улица заканчивается, ее сменяет массив новостроек, и мы оказываемся в городе. В эти утренние часы он просторен, чист и безлюден. Изредка по широким, обсаженным деревьями проспектам проносятся полупустые  пассажирские автобусы   или военные грузовики,   редкие прохожие следуют по свои делам.
И это не удивительно. Практически все население Северодвинска  -судостроители и военные моряки, занимаются своей повседневной деятельностью в цехах засекреченного СМП*и в море, а вернувшиеся оттуда отдыхают.
        У центрального универмага мы пытаемся завести знакомство с двумя явно скучающими симпатичными девчонками, но дальнейшему развертыванию событий мешает  появившийся неподалеку патруль.
        - Ко мне! - делает нам знак рукой монолитно  шагающий в центре здоровенный старший лейтенант, и под  задорный смех девчат мы быстро рысим к блюстителям порядка.
За несколько шагов до них переходим на строевой шаг, бросаем руки к виску и принимаем подобие строевой стойки.
        - Тэ-экс, - критически окидывает нас взглядом старлей, - документы.
Стоящие с двух сторон от него  курсанты местной школы мичманов  делают начальственные рожи и ухмыляются.
        Мы с Витькой извлекаем из рукавов форменок военные билеты с   вложенными в них увольнительными и поочередно протягиваем  их начальнику.
        - Так откуда вы сюда прибыли? -  перелистывает страницы офицер.
        - Из Гаджиево,  для приемки нового корабля.
        -  Ну-ну, - благодушно гудит он,   похлопывая нашими книжицами по ладони. - А почему в увольнении  во время боевой подготовки?
        -  Направлены помощником командира для хозяйственных покупок.
        -  И вместо этого трепитесь с девицами?
        -  Да это мы так, между делом.
        -  А еще, товарищ старший лейтенант, у них форма неуставная, - подобострастно заявляет один из курсантов. - Клеша заширены, а  форменки заужены.  Непорядок.
        - Ладно, Яковлев, не сепетись, послужишь и  себе такие заведешь, - осаживает уставника начальник.
        - Можете быть свободными,- возвращает   нам документы, а его подчиненные изображают разочарование.
        Когда патруль удаляется, мы с Витькой облегченно вздохнув, топаем в универмаг, от греха подальше.
        - А сундучонок* то с гнильцой, - недовольно брюзжит Витька. - Надо  его отловить в субботу в увольнении и накидать банок.
        - Надо, - соглашаюсь я. - Что б служба раем не казалась.
        Купив все необходимое,  решаем снять возникший от нежелательного общения с патрулями стресс и тенистыми переулками направляемся в расположенный неподалеку от парка небольшой магазинчик.
        Там, у знакомой продавщицы, покупаем две бутылки  портвейна и пару плавленых сырков, после чего ныряем в парк, где находим заветную лужайку. Она покрыта зеленой травой, окружена  цветущей сиренью  и практически скрыта от посторонних глаз.
        Мы усаживаемся на  прогретую солнцем землю, сковыриваем с горлышек жестяные кепочки  и не спеша  смакуем вино. Оно терпкое, пахнет мускатом и приятно освежает.    Затем сдергиваем фольгу с сырков,   и неспешно закусываем.
        - Хорошо, - щурит выпуклые  глаза Витька.
        - Не то слово, - киваю я, и мы снова прикладываемся к бутылкам.
        Портвейн чуть туманит наши головы, мы закуриваем и лениво перебрасываемся словами.
        Высоко в небе плывут белоснежные облака, где-то в заливе  грустно кричат чайки, на душе благостно и спокойно.
        - Вот так бы и припухал до самого ДМБ, улегшись на спину и заложив руки за голову, - мечтательно бормочет Витька.
        - Хорошо бы, - соглашаюсь я с приятелем. - Целый  год припухать не хило.
        После этого мы   надолго замолкаем,   каждый думает о своем.
        Ровно в полдень, когда солнце стоит в зените, мы возвращаемся на плавбазу где  отчитываемся перед помощником о покупках.   
        - Молодца, хорошо служите, - кивает он рыжей головой  и вручает нам  премиальные - серебряный рубль.