Он спустился по трапу и, волнуясь, - чего собственно? – ступил на нагретый бетон.
- Целовать землю не планируется? – усмехнулся, но как-то натянуто, и, закинув на плечо сумку, зашагал к автобусу.
Автобус наелся пассажирами и покатил к аэровокзалу.
Долгая очередь к кабинкам паспортного контроля. Он не спешил. Он знал, никто не станет встречать, ибо ни одна живая душа в Городе понятия не имеет о его прибытии этим рейсом.
- Да и очень мало кому я сейчас нужен… – с легкой грустью подумал он.
А ведь было время, когда имя гремело! В определенных кругах, конечно. Но каких!
Пограничник, равнодушно пощелкав клавишами компьютера, поставил штамп в паспорт.
- Добро пожаловать в Украину!
Это ему-то – добро пожаловать? Ему, которого выпихивало из Города КГБ вместе с ОБХСС и, конечно обкомом отдельно КП и отдельно СС. Как они, сначала, хотели его посадить! Но и судьи, и прокуроры уже не думали, что может настать черный день. Они знали точно, что этот день настал… Так что, лишние несколько тысяч долларов, заплаченные – о чудо! – за честность и беспристрастность плюс следование букве закона, оказались сильней собеседований третьего секретаря обкома. Суд у нас независимый или нет, в конце концов?
Он улыбнулся и вышел из аэровокзала. Солнце позолотило немногие волоски на лысине, и те от гордости встали дыбом.
Частники-шакалы закружили вокруг, предлагая отвезти в город по неслыханно низкой цене.
- Ну и… - спросил он у наиболее активного.
Услышав русскую речь с характерным и неистребимым одесским акцентом, труженики извоза, заслуженные бомбилы залетных «пиджаков» заметно увяли. Остались наиболее наблюдательные.
- Где едем? – спросил один из них, затянутый в майку-сеточку, но фирмы «Адидас» и военно-полевые шорты. – Как всегда?
- То есть? – опешил он.
- На Пушкинскую-две пятерки?
Он засмеялся. Ишь ты! Оказывается, еще есть люди, помнящие, что он жил на Пушкинской № 5 угол Дерибасовская тоже № 5.
- Немножко рядом! – окончательно вспомнил он родной язык. – Там такой хитрый отельчик имеется…
- Домчим! – пообещал водила, подводя к машине.
Форд-мустанг. Ничего себе! И тут он вспомнил. Этот чудак – бывший гонщик – не раз и не два подвозил, причем, всегда на Форде, из аэропорта. Смотри ты. Почти двадцать лет прошло…
- Не изменяешь любимой модели?
- Нет! – обрадовался извозчик. – Это уже третья лошадка. И, наверное, последняя. Старею…
- Да и я, вроде, не молодею… - подумал он. Но промолчал. Разговаривать не хотелось. А, наоборот, хотелось просто настроиться на встречу с Городом. После стольких лет, после стольких лет…
Выйдя из машины, с удивлением и беспокойством посмотрел на отель, сооруженный на месте части жилого дома. Его дома! Но нет. Квартира, принадлежащая нынче неизвестно кому, все так же смотрела на улицу веселыми окнами.
- Что-то сентиментален стал! – укорил себя.
Швейцар на входе, обряженный, несмотря на жару, в тужурку и фуражку с названием отеля на околыше, окинул его цепким взглядом. И ошибся…
- Вы куда?
Тогда и он, в свою очередь, внимательно посмотрел на швейцара.
Тот, явно бывший мент, сразу забегал глазами и засуетился, отворяя дверь.
- Извольте пройти! Добро пожаловать!
Судя по увиденному из окна во время езды, ожидал что-то типа комнаты отдыха на том, еще прежнем вокзале. Но номер, оказался вполне современным и уютным. Надо же…
Он посмотрел на часы. Осталось сделать один единственный звонок. Но это не к спеху.
Приняв душ, надел свежую рубашку и вышел на улицу. Запах хорошего кофе побеспокоил ноздри.
- Почему бы и нет! – подумал он. – Предписания врачей тут не действуют.
Рядом, прямо около входа имелся помост со столиками. Он сел и приготовился ждать. Но нет. Мгновенно подле него возник официант.
- Кофе! – велел он.
- Какой?
- Как какой? – удивился.
- Эспрессо, американо, по-турецки?
- А-а, эспрессо, пожалуйста.
Он пил кофе, продумывая маршрут. Сперва пойдет на бульвар. Полюбуется по дороге театром, выйдет к Думе, подойдет к пушке, потрогает рукой… Да-да, подойдет и потрогает! Имеет право. Стрелял ведь из нее, стрелял…
Вспомнил, как с другом и одноклассником Борькой засунули взрывпакет, украденный на киносъемках под Новиковским мостом, в дуло пушки и подожгли самодельный бикфордов шнур. Ох, и бабахнуло!
Только знание потаенных сквозняков проходных спасло их тогда от тихарей и ментов. Кто ж знал, что в горисполкоме какая-то партконференция?
Он засмеялся.
Потом он подойдет здороваться к Александру Сергеевичу. А как же? Быть в Одессе и не поздороваться с Пушкиным? Такое настоящий одессит позволить себе не мог. А заодно надо будет поискать, остались ли на ступеньках памятника буквы-следы того мудака, который в обмен на гранит для этих самых ступенек потребовал увековечить его имя на памятнике Поэту. Забыл, дурак, что в Одессе обитается. Увековечили его… на ступенях. Так что прошлись по жадине и гордецу миллионы ног. И поделом!
Да-а, умели в то время и памятники строить и увековечивать, кого как…
Официант принес затейливую коробочку и отошел. Он открыл, изучил счет, вынул купюру и положил в коробочку. Потом встал и вышел на тротуар. Асфальт, как всегда, был покрыт трещинами и горбат. Ладно, не страшно. Зато двадцать лет спустя он опять дома!
На противоположном углу сверкало новизной здание прокуратуры. Смотри-ка, - читал в интернете - прокуратура горела. Восстановили. Такие заведения восстанавливают быстро.
Рядом с прокуратурой всегда было покойное пароходство. А сейчас? Он посмотрел в ту сторону и вдруг увидел какой-то памятник в торце Дерибасовской.
- Это что такое?
Он спустился ниже и поразился. Низенький, шустрый человечек, опирающийся на лопату и похожий на карикатурного императора Павла Первого, оказался – кто бы мог подумать? – Иосифом Дерибасом! Ну-ну, интересно, чем это Дерибас создателям памятника ложку изо рта выбил?
Он вдруг испугался чего-то и торопливо вернулся назад и зашел в третий номер. Нет, слава Богу, памятник Заменгофу на месте. Но отреставрированный, покрашенный и даже, кажется, отлакированный. И стоял памятник теперь не на старом колодце, а на вполне культурном и оттого скучном постаменте.
- Хоть так… - вздохнул он.
Кафе, прежде ютившееся в подвале на углу, теперь обитало и на улице. А раньше… Какие тут подавали вареники с вишнями! Он вспомнил, что именно здесь обмывали они свой первый миллион. Рублей, заметьте, рублей! Смешно, да? А тогда им казалось, что весь мир под ногами. Он, Левка, Жорик…
- Главное, чтоб был мир между ногами! – смеялся Левка. Левка… Да, надо будет успеть заехать завтра на кладбище… Левка…
Когда их осталось двое, спустя время, начались всяческие подозрения и стычки, Жорик первый предложил разделить бизнес.
- Дружба дороже! – сказал он. – А когда нет доверия, дружба ржавеет!
Когда собрался уезжать, вернее, когда его «уезжали», именно Жорик дал приличную цену за весь бизнес. Так что, очень даже было с чего начинать в Америке. Да и связи кое-какие имелись. Только часть недвижимости он Жорику не отдал. Чтоб хоть какая-то зацепка в Одессе осталась. А теперь оказалось, что недвижимость стоит много, очень много. Собственно, потому он здесь.
Все это он вспомнил уже на бульваре, который почему-то не понравился. Прилизанный какой-то, короче, не родной! А лестница? Нет, она-то вполне ничего, но дальше, дальше море закрывала уродливая высотка-зуб. Такие он сначала строил на Брайтоне. Думал для цветных, оказалось для наших…
Потом, конечно, пошли более серьезные проекты, но и тогда кусок оказался сладким.
Рядом на скамейку плюхнулась раскрашенная девица. Штаны на ней были спущены гораздо ниже бедер, открывая почти до половины подержанные ягодицы с непонятной птичкой на левой.
- Нравится? – спросила она, заметив его взгляд.
- Нет! – признался он.
- Тогда ты пидор! – предположила девица.
- Нет! – еще раз ответил он.
- Тогда, в чем дело? Хочешь, но не можешь?
- Могу! - сказал он. – Но не хочу!
- Почему? – оторопела она.
- Потому что, когда я был такой, как ты, девочки очень-очень боялись, что их, не дай Бог, трахнут! Средств защиты почти не было, аборты без обезболивания… И девочки эти были желанны. А сейчас вы все боитесь, что вас, не дай Бог, не трахнут. И предлагаете себя, как кто может. Штаны, вот, спускаете…
- Малохольный! – отреагировала девица. – Тебя в холодильнике делали!
- А тебя делали, когда мама не хотела, а папа не старался! – выпалил он. Достала ведь!
- Ух, ты-и! – обрадовалась девица. – Так ты свой! Из Города!
И пошла себе, виляя птичкой на попе.
- Свой… - огорчился он. – Я ей свой! Дожил…
Настроение стало портиться и, как всегда, когда прежде надо было прийти в себя, он пошел в сторону Воронцовского дворца, но дошел только до места, где прежде поражала красотой чугунная ограда, очутившаяся, в конце концов, на даче у какого-то очередного вождя. Там он повернул налево и пошел по Матросскому переулку до первого же двора, пересек его и очутился у старинных ворот с напрочь выломанными украшениями, прошел чуть вниз и… очутился на даче! Справа невдалеке имелась двухэтажка, а прямо перед ним был домик, сколоченный, вроде, из чего попало. Дача… Нет, даже, скорей, курень. Такие прежде сколачивали подле моря на персональном причале, вымоленном у государства. А тут в самом центре Города, ну, просто центрей не бывает, в минуте от Приморского бульвара… Но и это еще не все! Дальше вниз вела узкая-узкая лестница, и он пошел по ней. Пахло мочой. Видно нынешняя цивилизация добралась и сюда, в заповеднейший уголок.
- А кран? – спохватился он. Там внизу еще красовалась колонка от которой можно было напиться. Красовалась… Барельеф на стене еще частично сохранился. А крана не было…
Он вышел на Военный спуск и пошел вверх к Сабанееву мосту. Слева прижала улицу к земле мусульманская многоэтажка, справа почти обвалилась штукатурка с домов. Обойдя мусульманское строение, он поднялся на Екатерининскую площадь. Привычного утюга – памятника потемкинцам – не было, зато в центре площади красовался памятник Екатерине Второй.
- Идиоты незрячие! – подумал он, глядя на памятник. Старый-престарый реставратор Антон Антонович Хурмузи коллекционер и интеллигент как-то показал ему фотографию того, первого памятника.
- Смотри на чем она стоит! – смеялся Антон Антонович. – Она же на моем тезке стоит!
И правда, постаментом Катьке, как ее назвал Хурмузи, служил огромный, стилизованный фаллос. А чтоб сомнений в замысле скульптора не было, вокруг него еще красовались несколько мужиков… Потом, когда пришли большевики, Екатерину убрали, а на ее место, то есть, на фаллос водрузили Карла Маркса из папье-маше. Впрочем, и он на этом почетном и соответствующем вполне постаменте простоял недолго – ветром сдуло.
А теперь памятник восстановили. С тем же постаментом!
Он глянул на часы. Потом отыскал телефон-автомат, вставил купленную еще в отеле карточку, набрал номер…
Когда ответили, произнес:
- Через десять минут в Пале-Рояле!
Тот, кому он звонил, жил, как и прежде в переулке Чайковского, 18, три минуты ходу, причем, не спеша.
Оставив карточку в автомате, поднялся по Екатерининской вверх, вошел в Пале-Рояль и сел за столик кафе, расположившегося у фонтана. Оставалось немного времени, и он вдруг подумал, что решение еще не принял. С одной стороны, не хотелось окончательно рвать с Городом, с другой… Этот Город ему явно не нравился.
- Зачем было приезжать? – спросил сам себя. – Все можно было решить и так…
Он не успел додумать. На кресло против него опустился его старинный друг, бывший партнер и соратник. Перемолвились приветствиями. Без объятий, похлопывания друг друга по спине, возгласов. Деловые люди собрались на деловую встречу.
- Что ты решил? – спросил Жорик. – Мне эта земля нужна любой ценой! Любой! – подчеркнул он.
- Что ты предлагаешь? – вопросом на вопрос ответил он. Одессит, все-таки.
- Пять миллионов за все!
- Семь! – сам этого не ожидая, выпалил вдруг.
- Хоп! – обрадовался Жорик. – Как будем рассчитываться?
- Ты позовешь вон того мальчика с ноутбуком, - предложил он Жорику, показывая на столик позади, - соединишься со своим Amsterdam Saving Bank и со своего счета номер…
- Понял, понял, - засмеялся Жорик, - переведу семь лимонов в Bank of New York на счет…
И он назвал номер счета.
Посмеялись…
- А как с бумагами? – спросил Жорик.
- Вернусь домой и все подпишу! – он вдруг понял, что назвал Америку домом, но почему-то не удивился. – Ты же знаешь, я никогда не обманываю.
- Знаю… - тяжело вздохнул Жорик. Он посидел мгновенье, прикрыв глаза и что-то прикидывая, а потом выдохнул: – Решено!
Так и сделали. Вроде, все. Задерживаться не хотелось. Ни за столиком, ни… в городе. Простились. Едва он скрылся, Жорик достал телефон и быстро-быстро стал набирать номер. Сказав в трубку два слова, он протянул руку с телефоном назад. Кто-то, сидевший сзади, взял трубку, протер ее и бросил в фонтан.
Киллер вот уже пол дня сидевший на чердаке дома, находящегося против гостиницы, услышал вибрирование мобильника. Он достал трубку и тихо сказал:
- Да!
- Все отменяется! – услышал в ответ.
Отменяется, так отменяется. Киллер был даже немного рад. В свое время, от человека, которого он должен был убить, ему перепало несколько выгодных, очень выгодных, заказов.