Место, где спят ангелы

Лори Лу
Солдаты попадают прямиком в рай, потому что в аду они уже побывали. (с)

«Это было жестокое и страшное время второй мировой войны. Время, когда одни борются за идеи, а другие стараются защитить то немногое, что у них еще есть. Время, когда мужчин убивали из-за веры, женщин из забавы, а детей по привычке.  Время растоптанных надежд и крови. Кровь, кровь. Ее было так много, что она не покидала людей даже в их самых безмятежных снах, так много, что ее ненавидели. И в это темное для мира время, развернулось, подобно редкому цветку, одно из самых прекрасных в мире чувств.

Его звали Кай, и тогда ему было 25 пять.
Он был молодым немецким солдатом. Ему была безразлична сама идея фашизма, но он был племянником одного из стоящих у власти, и к тому же солдатом уже около десяти лет. Он привык выполнять приказы вышестоящих.
Дядя Кая очень переживал за отпрыска своей сестры, поэтому Кай ни разу за эту войну не был отправлен в горячую точку. Ему дали одно из самых легких и безопасных заданий – он был надсмотрщиком за пленными.
Сам по себе он не был жесток, не желал никому зла и тем более смерти. Но он относился к людям, безоговорочно доверявшим властям и не способным пойти против своей страны. Он даже помыслить о таком не мог.
В тот год под его надзором были группки английских школьниц. Каждая из привезенных групп не жила дольше месяца. Приказ свыше, и девочек расстреливали на закате, а затем вывозили тела на ближайшее болото.
Это болото прозвали «Die Stelle wo schlafen die Engel ». Что в переводе с немецкого означало «Место, где спят Ангелы».

Ее звали Эва. И ей было всего 17, когда их группу взяли в плен и привезли в этот лагерь.
В отличие от других девочек она владела немецким языком и не боялась немецких солдат. Она, как и другие, знала, что их ждет расстрел, но предпочитала не думать об этом.
Конечно, она не хотела умирать, но наверное она была слишком добросердечная и наивная, раз верила что на все воля Господа и если Он пожелает, то она сможет спастись. Она любила стихи и смешные немецкие песенки, и, когда ей было особенно грустно и страшно, она садилась около маленького зарешеченного окошка и пела их. И тогда становилось легче, страх отступал, и все казалось не таким безоблачным.
Так она и подружилась с Каем. Проходя мимо их камеры, он остановился и поправил одно слово из песенки, которое Эва спела не совсем правильно. Наверное, если бы она была так же напугана происходящим, как большинство девочек, то наверняка прекратила бы петь и спряталась в какой-нибудь темный уголок камеры. Но Эва лишь сделала паузу и переспросила, желая исправить свою ошибку. И, наверное, если бы Кай не был столь добродушен, то просто не обратил бы на нее внимания, но он не только поправил Эву, но еще и пропел то слово, которое у нее не получалось.
Они улыбнулись друг другу, и с этого началась их дружба.

Эва рассказывала ему про Англию, про свой родной город, про своих родителей, которые погибли в кораблекрушении за несколько лет до войны, про свою любимую тетю, которая приютила сироту. Она рассказывала о своих детских увлечениях, о своих планах, которым не суждено было сбыться, но о воплощении которых она мечтала с таким упоением.
Кай слушал ее и удивлялся: ее всегда приподнятому настроению, блеску ее глаз, когда она увлеченно о чем-то рассказывала, и этому мелодичному смеху, который поднимал ему настроение. Он рассказывал ей о Германии, о своем детстве, о любимой матери, умершей от воспаления легких. Он рассказывал ей на ночь немецкие сказки и подпевал ей, когда она пела немецкие песенки.

Они незаметно для себя полюбили друг друга настолько, что уже не представляли жизнь друг без друга. Они каждый день сидели вместе по разные стороны металлической решетки, держась за руки. Когда была не его смена, он все равно проходил мимо ее камеры и, улучив момент, передавал ей какую-нибудь коротенькую записку. Одну из таких записок Эва спрятала в свой медальон, поближе к сердцу. В этой записке было: «Эва, ты не представляешь, но я ужасный человек! Я ужасен, потому что благодарен этой войне. Потому что благодаря ней мы встретились. Я люблю тебя. Кай.»

Так пролетел почти месяц, а они уже так привыкли к этому своему существованию, словно так было всегда. И мира не было, и война длится вечно. Но это была лишь иллюзия. Потому что  пришел приказ о расстреле всех старших групп. Очередь ее группы была в конце недели.
Эта новость о том, что через несколько дней рухнет даже их хрупкое счастье, потрясла их обоих.
Эва не показывала свой страх и была весела. Она знала, что, не смотря ни на что, умрет счастливой. И она так хотела, чтобы Кай запомнил ее вот такой: не напуганной, а веселой и радостной.
Каю было тяжелее. Ему предстояло увидеть ее смерть или убить ее самому. И предстояло жить дальше без нее. Он хаотично перебирал варианты ее побега, понимая, что не сможет жить, если не спасет ее. Но он придумал.
Этот план был далек от идеала, каждый пункт в нем был очень рискованным и почти не реальным. Но они должны были попробовать.

В один из дней предстоял расстрел четвертой группы школьниц. Стандартный и привычный ритуал, но именно в этот день была очередь Кая вывозить тела на болото. Это был их единственный шанс сбежать.

Ранним утром, когда сон был самым крепким, Кай осторожно вывел ее из камеры и повел к заднему выходу из барака. Охранник там всегда спал и ничего не слышал. Кай проверял несколько раз. Они осторожно шли по скрипучим доскам, стараясь быть незаметными и никого не разбудить. Но уже около самого выхода Эва наступила на одну из досок, и та пронзительно заскрипела.
- Куда это вы? – сонно протянул еще один надсмотрщик этого барака.
- К доктору, совсем плоха стала… - ровным голосом протянул Кай, буквально физически ощущая, как дрожит Эва.
- Ааа… - надсмотрщик оглядел девушку. – Бледная какая. До вечера не доживет.
Кай пожал плечами и подтолкнул Эву к выходу. Он не переживал, что так получилось. Это все была часть плана. Вчера он отвел одну из своих девочек к доктору, и  сегодня ночью она умерла от тифа. Поэтому если этот ариец спросит у доктора, что с девочкой из крупы Кая, врач ответит: «умерла». И они даже не узнают, что говорят о разных англичанках.
Охранник заднего выхода спал и  не заметил, как они прошли. Стараясь остаться незамеченными, они шли по заднему двору, всегда находившемуся в густой тени. Когда они подошли к площади, на которой проходили расстрелы, Кай остановился у густого кустарника. Оглянувшись по сторонам Кай раздвинул куст и показал Эве глубокую яму. Девушка кивнула и быстро в нее залезла.
- Тебе придется пробыть тут весь день. На закате тут будут расстреливать девушек. Когда я начну грузить их в телегу, ты незаметно вылезешь и ляжешь на землю. Вот, - Кай протянул ей маленький бутылёк с красной краской. – Выльешь эту краску себе на волосы и лоб. Так тебя примут за расстрелянную. И еще, пока мы не отъедем на значительное расстояние, тебе придется полежать на… мертвых…
Эва вздрогнула, понимая, что ей понадобиться огромная смелость, но кивнула, зная, что выбора у нее все равно нет.
Кай поцеловал ее руку и сдвинул куст. Вокруг никого не было, пока что все шло как по маслу.

Весь день Эва сидела в темной яме, вздрагивая от каждого шороха. Ей было так страшно, что любой порыв ветра, выводившись куст над ямой из равновесия, казался ей злым арийцем, который пришел убить ее. Она не знала, что почти каждую минуту этого дня Кай был рядом с ней. Сегодня была не его смена, и он, прикинувшись усталым, делал вид, что отдыхает в тени кустарника, но на самом деле он просто охранял ту, которую любил.

Когда солнце начало приближаться к горизонту, Кай отправился на площадь. Через несколько минут привели четвертую группу. Там было пятнадцать девочек, а ведь когда их только привезли их было около двадцати.  Кай и еще два немца взяли ружья и встали напротив англичанок. Каждый должен был убить пятерых.
Кай встал напротив крайней девушки и посмотрел ей в глаза. Впервые в жизни ему стало жаль, впервые захотелось ослушаться приказа, впервые захотелось вместо школьницы убить товарища. Это было так незнакомо, что у него задрожали руки. А девушка, выглядевшая младше всех, смотрела на него с каким-то испуганным презрением. Она по-детски дула губки и сжимала кулачки.
Раздался призывной крик и два выстрела, Кай стрельнул с опозданием.  Девочка упала набок, а по ее светлым волосам текла кровь, придавая им красный оттенок. Ее глаза были открыты и смотрели на Кая с упреком.
Он отвел взгляд и сделал шаг в сторону. Другая девушка с рыжими волосами и веснушчатым лицом стояла напротив. По ее щекам текли слезы, и даже с большого расстояния было видно, как ее трясет. Но на этот раз Кай выстрелил вовремя. Она упала назад, и он не видел ее лица.
Третья была с короткими темными волосами и бледным лицом. Она стояла неподвижно, крепко зажмурившись, и что-то шепча. Наверное, молилась в последний раз.  Кай не видел ее глаз, поэтому убить ее было проще. Она упала лицом вперед.
Четвертая была светловолосая и смотрела в землю, судорожно крестясь. Кай подумал, что это самое глупое в такой ситуации, вряд ли на них сейчас упадет небо или разгневанный Бог сделает что-то в этом роде. Кай прицелился, и именно в этот момент англичанка пронзительно закричала, закрывая глаза руками. Она поняла, что никто не спасет ее. Крик оборвался, когда пуля пробила ей голову насквозь.
Убить пятую было сложнее всего. Она не плакала, не кричала, не молила Господа о спасении, она просто стояла и смотрела Каю прямо в душу взглядом полным жалости. И он понимал, что они все действительно выглядят жалко, когда вот так вот убивают беззащитных.  Кай прицелился и нажал курок. И именно в этот момент девушка улыбнулась какой-то странной утешающей знакомой улыбкой. Она осела на пол, но даже сейчас, когда жизнь покинула ее тело, на лице остался призрак этой улыбки. Так улыбалась Эва.
Кай почувствовал, как его трясет. Руки дрожали так, что он едва не выронил ружье. И было так страшно, так больно, словно он только что своими руками убил не какую-то незнакомую англичанку, а Эву, его Эву.

А Эва сидела в темной яме и с трудом пыталась взять себя в руки. Каждый выстрел тянущей болью застревал у нее в сердце, каждый выстрел ей хотелось кричать. Но она, зажимала себе уши и беззвучно рыдала, повторяя его имя как волшебную мантру. Помогало.
Она услышала скрип телеги и поняла, что ей пора выбираться. Она осторожно встала и слегка раздвинула куст, чтобы видеть происходящее на площади. Кай и два арийца брали тела и складывали в телегу. Выждав момент, когда двое немцев были спиной к кусту, а Кай стоял неподалеку, Эва одним прыжком выскочила на площадь и упала на землю, закрыв глаза.
Через пару минут знакомые сильные руки подхватили ее и понесли. Эва знала, что это Кай, но все равно боялась даже дышать. Он осторожно положил ее на груду тел, и через минуту телега поехала.
Эва боялась открыть глаза и пошевелиться. Она чувствовала запах крови и земли, а под ее руками были чьи-то липкие от крови волосы. Эва боролась с тошнотой и слезами, понимая, что опасность еще не миновала. А телега мерно покачивалась, словно успокаивая.

Когда телега остановилась около болота, были уже густые сумерки. Кай быстро спрыгнул на землю и снял Эву с телеги. Она была перепачкана кровью и краской и ужасно дрожала. Она сразу же бросилась ему на шею и разревелась, не в состоянии поверить, что им удалось выбраться из лагеря. Он судорожно сжимал ее в объятиях  и шептал, что все будет хорошо. Они так боялись поверить, что у них все получилось, что вздрагивали от любого шороха. Но они смогли сбежать, у них получилось.

Они столкнули телегу в болото, а сами поехали на коне по лесам, в надежде добраться до какого-нибудь мирного селения, подальше от боевых действий.  Они скитались от деревни к деревне, пока в одном из лесов не наткнулись на воинов красной армии советского союза.  Их приютили, а через три месяца закончилась война. Они были самой счастливой парой во всем мире, и больше ничто не могло их разлучить.»

Женщина с почти серебряными волосами закончила рассказ и грустно улыбнулась двум маленьким детям. Они смотрели на нее с горящими счастливыми глазами, действительно радуясь счастливому концу.
- Бабушка, а эти Эва и Кай, - девочка с темными кудрями заглянула в глаза женщины. – Они до сих пор вместе?
Женщина грустно улыбнулась, отводя взгляд. – Кто знает…
Она поднялась и прихрамывая на одну ногу ушла в свою комнату, понимая, что улыбка уже не получается. Слезы уже катились по морщинистым щекам, а рыдание рвалось из сердца. Она подошла к письменному столу и открыла ящик. Внутри лежал старый золотой медальон. Она взяла его и открыла. Там был обрывок старой пожелтевшей бумаги.
«Эва, ты не представляешь, но я ужасный человек! Я ужасен, потому что благодарен этой войне. Потому что благодаря ней мы встретились. Я люблю тебя. Кай.»

Эва провела рукой по щеке, утирая слезы. Она столько раз рассказывала эту счастливую историю, что иногда даже сама была готова в нее поверить. Но каждую ночь реальность накрывала ее волной боли, мешая дышать. И так страшно было понимать, что все совсем не так, как могло бы быть. Не было этих пятидесяти лет безграничного счастья, не было их «навсегда вместе», не было самой счастливой на свете пары, потому что не было Кая. Уже пятьдесят лет как не было.

А все просто и понятно. Они пересекали лес на пути к горной деревне, в которой по слухам не было немцев. Они были уже далеко от того лагеря, далеко от боевых действий. Им казалось, что опасность позади. Они уже ничего не боялись.
Эва помнила, как они шли по тому злосчастному лесу и громко разговаривали на немецком. А потом воздух сотрясли три выстрела. Сначала один – пуля пролетела мимо, так быстро, что они не успели даже ничего понять – а потом сразу же еще два. Эва упала, чувствуя ужасную боль в районе лодыжки, в глазах тогда на мгновение потемнело и голос осип, она не кричала даже, хрипела. Но следующее мгновение врезалось ей в память навсегда, и даже теперь, спустя пятьдесят лет, каждую ночь является ей в кошмарах : Кай, словно подкошенный упал рядом.  Его глаза были широко открыты, в них навсегда застыло удивление, а по щеке ото лба  катилась струя крови.
О боли в лодыжке Эва тогда забыла. Ее охватило полное оцепенение, все плыло перед глазами, а в ушах звенело от страшного крика. Эва не сразу осознала, что так отчаянно кричит именно она. И вместе с этим осознанием оцепенение спало: из глаз брызнули слезы, и к организму вернулась возможность чувствовать острую боль в кровоточащей ране на ноге. Вот только эта боль не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось в ее душе.  Она сжалась в маленький комочек где-то в районе разорванного не части сердца, желая исчезнуть вовсе, лишь бы только не чувствовать этой боли. Но она не проходила, потому что рядом лежало тело Кая, в стеклянных глазах которого никогда уже не будет ничего.
А потом все завертелось. Набежали солдаты красной армии и, подхватив ее на носилки, унесли в полевой госпиталь. Перед ней бесконечно долго извинялись за рану в ноге, считая, что это странное разбитое состояние вызвано именно болью от пули. Они ничего не знали, они считали, что спасли англичанку, не говорившую на русском, от немецкого солдата. 
Понимать это Эва стала только спустя месяцы. Просто на Кае была одета форма немецкого солдата, и убить его было долгом любого солдата красной армии, потому что убивал он, убивал беззащитных.  Какое им было дело до того, что он так безумно любил ее. Они спасали мир. Спасали от тех, кто не умел любить.