Утро 19 августа 1991 года в стране с грозным названием СССР началось как обычно … с восхода солнца на одном конце земли…и заходом на другом. Последняя декада лета предвещала отпускникам спокойную солнечную погоду.
Дядя Ваня, житель посёлка не припомню какой области, был, конечно, не ровня президенту Большой страны, но ведь тоже мечтал поваляться где-нибудь на крымском берегу, забыться от вечных проблем и придумать себе какое-нибудь развлечение на вечер. Да, но лучшее развлечение, которое он мог себе позволить в отпуске – это посмотреть телевизор, да и тот в этот день предлагал, почему – то, только один балет. Переключая один канал за другим…. Да, надо сказать сразу, что выбор каналов был тогда не большой – раз, два и обчёлся. Так вот, переключая один канал за другим, дядя Ваня подумал сначала, что у него сломался переключатель, и хотел было уже звать своего соседа Мишку, мастера-самоучку.
Но Мишка уже стоял на пороге и успокаивал его тем, что, дескать, телевизор тут не причём, что у него дома такая же картинка. Без ста граммов, как говорится, здесь не разберёшься, и закадычные друзья, распив чарку, другую - тут же начали выдвигать версии, одна лучше другой. Что ж тут поделаешь, если натура наша такая, выпьют люди – и сразу тянет поговорить. К тому же и повод нашёлся – где ж это видано, чтобы в понедельник, понимаешь, с самого утра, понимаешь, по телевизору балет показывали, да к тому же сразу по всем каналам. Нет, когда в телевизоре появляется «сетка», тогда понятно – профилактические работы, а вот, когда в телевизоре с самого утра, понимаешь, балет показывают, понимаешь, да ещё ПО ВСЕМ КАНАЛАМ, то тут, понимаешь, в пору подумать – не напились ли там…
«Где там?» - спросил вдруг дядя Ваня своего приятеля строго, глаза в глаза, как на допросе.
Здесь надо остановиться и пояснить, что ментовская династия дяди Вани брала своё начало ещё с тех незапамятных времён, когда за одно неосторожно сказанное слово можно было переместиться в места не столь отдалённые и бог-весть на сколько. Да, подумал Мишка, но теперь-то времена другие: «плюрализм», «гласность», «перестройка», можно говорить, что хочешь и про кого хочешь…. Или, подумал Мишка, он в этой политике, чего-то не смыслит?
И он ещё раз всмотрелся в лицо дяди Вани, по-рабски, пытаясь отыскать в них дружеское одобрение. Лицо дяди Вани недолго оставалось каменно – ледяным. Разогретое деревенским самогоном, оно как-то быстро растаяло и превратилось в то же добродушно-игристо - туповатое, какое и теперь составляет честь и достоинство нашей доблестной мили…, простите, полиции.
«Наливай!» – приказал дядя Ваня, показывая тем самым дружеское расположение и самые что ни наесть добрые намерения, на что Мишка не выразил со своей стороны никакого сопротивления.
А тем временем, в далёком Форосе, самый трезвый в мире президент Большой страны, встал поутру с кровати, нащупал привычным движением тапочки и проследовал в уборную. Там он не долго предавался мысли о том, что вот, дескать, неплохо было бы подписать со всеми президентами Малых стран конфедерацию. Тьфу, подумал президент, и придумали же слово такое…. Ну, чем им не нравиться старое – Союз Советских Социалистических Республик. Вполне привычное и логичное. Тут он позволил себе немножко пукнуть и пописать. Потом он вышел на балкон, прикурил сигарету и, вдохнув в себя пьянящий аромат импортных сигарет, позволил себе полюбоваться бескрайним простором Чёрного моря. Вдали маячили тени сторожевых кораблей. Президент насчитал их три или четыре.
«Странно, - подумал он, - вчера было вроде бы меньше…». Однако мысли его опять были прерваны желанием сходить по большому. Сидя на унитазе, он опять размышлял о государстве.
«Действительно, - думал он, - чем же хуже для них старое название «Союз Советских Социалистических Республик»? Что ж в этом плохого – ведь главное не форма, а содержание. Ну не нравится «Социалистических», что ж - можно заменить другим словом, хотя, наверное, можно было бы и оставить».
Тут он вспомнил свою многочасовую дискуссию с Большим президентом. Тот так и норовил всунуть слово «Независимых» вместо «Социалистических». И президент Большой страны надавил со злостью на рычаг унитаза, тут же послышался стремительный гул убегающих в неизвестность фекалий. Здесь он словил себя на мысли, как непозволительно много он позволил им себе позволять! Того и гляди, что призовут и скажут, что мы-де в ваших услугах больше не нуждаемся. Мысли его опять отвлекли сторожевые корабли, которых он насчитал уже пять.
«С одной стороны, конечно, похвально, - подумал президент Большой страны, - а с другой подозрительно много. Надо спросить, кого следует». И он снял трубку телефона.
Трубка предательски молчала…
Москвичи проснулись в это утро без будильников – дикий рокочущий гул раздавался по улицам столицы. Многие увидели танки, но не многие смогли ответить на вопросы. Зачем они появились? Какая внешняя или внутренняя угроза заставила военных стратегов нарушить спокойствие мирных граждан? Против кого собирались они воевать? И здесь стала очевидной абсурдность сложившейся ситуации, разрешить которую было по силам только тем, кто её выдумал.
Тем временем, градус в компании дяди Вани и его соседа Мишки повышался всё более и более, пока, наконец, не последовала немая сцена: и дядя Ваня, и его приятель Мишка, застывшие в одной позе, с разинутыми ртами смотрели в телевизор. Там в новостях дикторы центрального телевидения зачитывали сообщение ТАСС о внезапной болезни президента Большой страны и о введении чрезвычайного положения. В какой логической связи стояли эти два события, до сих пор осталось неизвестным.
Застывшие в позах приятели всё глядели и глядели в телевизор, не замечая того, что новости уже давно закончились и опять включили балет, пока, наконец, грозный голос тёти Нюры, жены дяди Вани, не привёл их в естественное положение.
«Так, - сказал решительно дядя Ваня. - Горелку больше пить не будем. И причудиться же такое! Ты что-нибудь слышал?» . «Что… слышал?» - спросил у него Мишка. «Ну… ЭТО?!». «Что ЭТО?» – продолжал недоумевать Мишка. «Не притворяйся, что не понял!» - погрозил ему пальцем дядя Ваня, а потом нагнулся к нему и прошептал что-то на ухо так, что даже муха не услышала. Выражение лица Мишки эволюционировало от дебиловато-равнодушного до трусливо–удивлённого. И всё - таки он предпочёл не комментировать ЭТО, а ограничиться только звуками «у» и «а».
В далёком Форосе с президентом Большой страны случился большой конфуз: вот уже несколько раз подряд он прибегал к услугам своей уборной и всё никак не мог избавиться от этого «навязчивого зова природы». Раз, в перерывах между забегами, он не обнаружил своего чемоданчика, да-да, ТОГО САМОГО. На вызов начальник охраны не явился. Президент Большой страны стал нервничать, а оттого ещё больше бегать. Наконец, явился какой-то замзамыч, пролепетал нечто несуразное, что- то вроде того, что чемоданчик мол… улетел в Москву вместе с… начальником.
Президент без чемоданчика, что мужик без «главного предмета». Одно только название. Экипировавшись туалетной бумагой, президент поспешил было за чемоданчиком, однако, оказалось, что начальник завладел не только чемоданчиком, но и транспортным средством своего шефа, на чём благополучно вернулся в Москву. Впервые за много лет президент почувствовал себя вывеской на дверях своего собственного кабинета. Ему до боли стало жалко себя. Там, глубоко внутри, зрело колоссальное чувство обиды и гнева. «Проклятые м…и!» И он вспомнил эти поросячьи рожи в аэропорту…
«Будем держать ситуацию под контролем, товарищ президент!» - неуклюже шаркнул ногой военный министр. «Прочно! Прочно держать под контролем,» - жёстко добавил военный человек в гражданском и подтвердил сказанное крепким рукопожатием. «Отдыхайте, отдыхайте, дорогой вы наш товарищ, и постарайтесь, хоть на время забыть, что вы Президент Большой страны» - ласково улыбаясь, пожелал Министр министров.
На крымском побережье установилась прекрасная погода. Охранники, не замечая президента, растопырили на берегу свои удочки и увлеклись рыбалкой. Президент купался в море, а по вечерам за чашкой чая слушал би-би-си. Иногда он порывался к телефону, но трубка по-прежнему продолжала молчать.
Тем временем, члены Комитета попробовали донести народу свою позицию. Собрав пресс-конференцию, подобно членам экзаменационной комиссии, они расположились за длинным столом с видом, готовым больше спрашивать, чем отвечать. Двусмысленность этого положения быстро развенчал вопрос из зала: «Отдаёте ли вы себе отчёт…» и так далее, и тому подобное. У некоторых членов Комитета задрожали руки от таких вопросов. Было видно, что они не были готовы к такому экзамену. Пресс-конференция провалилась. И члены Комитета, как нашкодившие школьники, поспешили с извинениями в Форос.
Охранники в Форосе свернули свои удочки. Трубка телефона заговорила. В ней послышались предложения о встрече, и президент вновь почувствовал себя президентом Большой страны.
В посёлке, где жил дядя Ваня и его сосед Мишка, люди поделились на два лагеря: противников Комитета и его поклонников. Те, кто поддерживал Комитет, уже потирали свои ручки в предвкушении грядущей расправы над всеми этими кооператорами, фермерами и прочей буржуазной вошью. Противники Комитета, из числа названных, были готовы стоять насмерть. Дядя Ваня, как гарант спокойствия и законности на селе, вынужден был наблюдать за происходящим, чтобы вовремя вмешаться и пресечь незаконные действия толпы, собравшейся в центре посёлка. Мишка, его сосед, остался сидеть за телевизором. Иногда он вываливался из окна и во весь голос возвещал последние известия. В зависимости от того или иного расклада событий, ободрялись или угнетались те или иные сторонники событий.
Ситуация накалялась. Толпа грозила схлестнуться в рукопашной и раздавить дядю Ваню, словно блин, как вдруг - в центре появился Мишка, очевидно имея какую-то важную новость. Все сразу притихли. Мишка, наслаждаясь историческим моментом, долго держал в напряжении толпу. Он, не спеша, торжествующе прошёл к возвышению. Лицо его изображало маску тупого самодовольства. «Ну-же, говори!» - кричали из толпы. «Комитет… - выдержал он паузу, оглядывая всех, - с треском провалился! Партия упразднена!»
«Бей комиссаров!» - крикнул кто-то из толпы. «Ну-ну-ну! Ужо у меня!» - тут же охладил пыл дядя Ваня и для пущего доказательства показал увесистый кулак. – Расходись давай! Давай, давай! Расходись по домам! Чого встали тут - пошли, пошли!» - толкал он в шею особо ретивых.
И все разошлись, как скот, идущий с пастбища - каждый к своему стойлу. И дядя Ваня снова почувствовал себя востребованным державе.
В Москве благополучно приземлился самолёт
с президентом.
В аэропорту его встречали.
Другие люди.
И всё, как и раньше,
да только как будто бы…
Другая страна и другие люди!
Тьфу ты, прям стихами заговорил.
А дядя Ваня проснулся утром с головной болью от большого количества выпитого накануне. На пороге стоял Мишка с рассолом. С той же угодливой улыбкой, как всегда, он протянул своему соседу трёхлитровую банку. Тот жадно выпил, выдохнул, как будто снимая с себя тяжкий груз, и, глядя на соседа сквозь щелку опухших век, сказал: «И присниться же такое, мать их итих…»