«Днём +23...+28, ночью +16...+18, ветер в., 3 м/с, 727 мм рт. ст.»
Город просыпается под дребезжание утренних трамваев. Типовые КТМ-5 с рифлёными боками, едущие мимо типовых прямоугольных микрорайонов с типовыми пяти- и девятиэтажками. Типовые угрюмые лица на остановках, у большинства направляющихся в одном и том же направлении — работа тоже типовая. И массы людей загружаются в очередной вагон и уносятся под дребезжание: кто на ТЭЦ, кто на ЗБХ, кто на керамический, кто на цементный... Названия конечных остановок говорят сами за себя. Вслед за «трамвайным» часом пик начинается «автобусно-маршруточный»: теперь едут офисные служащие, продавцы-консультанты супермаркетов, старшеклассники и студенты — в общем, братия, презирающая трамвай как транспорт для бедных.
Солнце поднимается всё выше, от утренней прохлады не остаётся и следа. Улицы запружены тонированными джипами предпринимателей, желающих подчеркнуть свой мимолётный статус хозяина жизни; домохозяйками, направляющимися на малолитражных «Маздах» и «Тойотах» к ближайшему оптовому рынку или гипермаркету; пенсионерами на «Жигулях», ежедневно убивающими время в пригородных садоводствах, лишь бы не признаваться самим себе, что дети разлетелись кто куда, а сил на полноценную реализацию задуманного в молодости уже не хватает.
Ближе к полудню выползают бабушки-завсегдатаи очередей в поликлиниках; мамочки с колясками, размеренно выгуливающиеся по скверикам под предлогом «ребёнку нужно дышать свежим воздухом»; младшеклассники, упивающиеся началом каникул; наконец, разнокалиберная молодёжь, не знающая, куда бы себя деть, и заправляющаяся пивом и газированными коктейлями, чтобы к вечеру хватило безбашенности получить свою порцию адреналина в драках с себе подобными или скандалах с родителями.
Предприятия производят, магазины продают, банки кредитуют, школы и вузы выпускают, больницы поддерживают в работоспособном (а главное — платёжеспособном) состоянии, салоны ритуальных услуг отправляют в последний путь... Непрерывное движение самовоспроизводящейся системы. Системы, цель которой — оставаться неизменной, для чего и создаётся видимость бешеной активности с последующим комментарием по телевизору: «Рост ВВП во втором квартале составил 5,3%, что на 1,6% выше, чем за аналогичный период прошлого года...» Экономика развивается, благосостояние повышается, власть переизбирается, и всем хорошо.
А так ли уж хорошо?
Что вы видите в случайном прохожем — винтик в системе или индивидуальность с глубоко личными проблемами и переживаниями, спрятанными на дно души? Вон они, индивидуальности, уже потянулись со своих работ, покупая в ближайших к дому магазинах бутылочку универсального-отбивателя-памяти-и-устранителя-забот. Кому-то хватает коричневого или зелёного пластикового «баллона», а кто-то уже пересел на белую стеклотару с прозрачной модификацией «устранителя», но смысл один: забыть. Забыть и забыться, чтобы завтра не послать куда подальше осточертевшую семью, переполненный транспорт и нелюбимую работу. Люди не в состоянии выразить конфликт между детскими мечтами и постигшей их взрослой действительностью. Убежать, естественно, проще, вот только «устранитель» тогда нужен постоянно...
Разумеется, в таком виде картина останется неполной, утрированной. Среднестатистический человек — фигура мифическая ничуть не менее, чем знак зодиака в гороскопе или типаж из тестов на последней странице глянцевого журнала. Слишком уж мы разные, как бы ни старались нас обезличить маркетологи, производители, преподаватели и врачи... Ну, не может, никак не может целиком определять судьбу и устремления принадлежность к определённому социальному слою, уровень дохода или цвет ленточки в роддоме! Впрочем, так же, как культурность и цивилизованность не могут заглушить животную составляющую...
Тем временем солнце начинает окрашивать небосвод в розовые тона. По дворам разносится запах сирени. Долгожданная прохлада. На улицах кучкуются подвыпившие компании, раздаётся смех, из мобильников и плееров играют аккорды популярных песен. В людской поток вливаются всё новые порции задержавшихся на работе и домоседов, в спальных микрорайонах и на центральных улицах не найдёшь ни одной свободной скамейки. Городской гул стихает, и одинаково хорошо слышно как бой часов на центральной площади, так и рёв моторов редких проезжающих лихачей. Бабушки ханжеской наружности поспешно закрывают двойные рамы, лишь бы не слышать матерщины, свободно влетающей в окна нижних этажей. Другие окна, напротив, распахиваются пошире, и владельцы стереосистем поливают прохожих потоками «Ласкового мая» или «Linkin Park», или чего-нибудь ещё, по вкусу.
К наступлению темноты центральные улицы пустеют. Идиллию нарушают припозднившиеся прохожие и лихо заворачивающие на перекрёстках таксисты. В микрорайонах же всё интересное ещё впереди — желание расходиться по домам там обратно пропорционально количеству принятого на грудь. По дворам непрерывно снуют иномарки, содрогая стёкла окрестных домов глухой канонадой из сабвуферов. Перебравшие представители интеллигенции уже почти неотличимы от основной массы гуляющих — определить можно, только прислушиваясь к разговорам, вернее, к проценту мата, используемого при выражении полёта мысли. То и дело слышится звон разбитых бутылок, но до рукоприкладства пока не доходит. Пока.
В энном часу ночи, вернее, утра, рассасываются последние группки гуляющих. По мере выключения света в окнах дома темнеют и становятся похожи на странных гигантских животных, впавших в спячку стройными рядами. Время от времени проезжает патруль вневедомственной охраны, дабы создать видимость порядка и пресечения правонарушений. Город спит.
«Днём +26...+31, ночью +18...+20, ветер ю.-в., 1 м/с, 729 мм рт. ст.»
Рабочие зевают в кулаки, дожидаясь трамвая. Студентки покачиваются на каблучках, дожидаясь междугородного автобуса. Пенсионерки просто покачиваются, дожидаясь пригородного автобуса. Утро заполнено исключительно звуками транспорта, говорить никому не хочется. Ещё один жаркий день лета вступает в свои права. В воздухе ощущается выхлоп машин и гарь близлежащих лесов. Дома частного сектора тоже вносят свою лепту, загораясь от коротких замыканий в старой проводке и непотушенных сигарет. И несутся, завывая, пожарные ЗиЛы по направлению к чёрному столбу дыма...
Духота нарастает, торговки квасом лениво обслуживают очереди желающих освежиться. Дети с обгоревшими плечами и спинами бегают во дворах. Мамы лениво смотрят из окон или с балконов, если там есть спасительная тень. Дворники управляющих компаний лениво собирают бутылки и сметают остальной мусор, накопившийся за вчерашний вечер. Раскалённые на солнце автомобили рассекают марево над асфальтом. Из раскрытых окон домов доносятся музыка, телевизионные передачи, кое-где — и пьяная ругань. Высоко по небу проплывает одинокое перистое облачко.
Выбираясь из душных бетонных коробок, горожане тянутся к фонтанам. Счастливчики, живущие недалеко от поймы — сразу к реке. Голыши сидят в песочницах под наблюдением и окриками «Дима (Вася, Маша), нельзя!» мамаш, потягивающих баночные прохладительные. По улицам, сигналя, проносятся свадебные кортежи. Новобрачные, упарившиеся в торжественных нарядах, с обречёнными выражениями лиц фотографируются у очередного памятника и снова запихивают себя в машины. А впереди ещё банкет!
Всё больше вызовов в службы спасения: сердечники каждое лето переживают «смерть в миниатюре», со страхом ожидая смерти настоящей. По статистике, от жары каждое лето умирают тысячи человек, просто эти числа размазываются по различным диагнозам, и жара, как фактор, уже не бросается в глаза. А сколько раз вы проходили мимо, видя лежащего на траве человека неопрятной наружности? «Нажрался, скотина...», а на самом деле у него может быть банальный сердечный приступ, предынфарктное состояние, но из-за отсутствия врачебной помощи человек практически обречён. Да и то не факт: встречаются и сердобольные прохожие. А вот к старику, не дошедшему до дверей собственной квартиры, уже никто не успеет — его обнаружат в лучшем случае через пару дней. По запаху.
Жара отупляет. Жара плюс алкоголь отупляют моментально. Разгораются семейные драмы, на жаргоне оперативников обозначенные просто — «бытовуха». У наркоманов усиливается ломка, у буйных — приступы немотивированной агрессии. Просто обычно это не видно. Спрятано за стенами, подальше от людских глаз. Близкие на таких людей заявляют редко, намного реже, чем возникают поводы для заявлений. А когда повод действительно серьёзный, чаще всего уже поздно.
Пик жары. Дорожные рабочие бросают лопаты и лениво пускают струйки дыма из-под кустов разделительной полосы. Конечно, пусть машины протискиваются в одну полосу вместо положенных трёх, а глина на дне недовыдолбленной ямы сохнет и трескается - жарко же. Деньги ведь платятся не за выполненную работу, а за трудочасы; те складываются в трудодни... И эти люди потом будут поучать внуков, что пахали с утра до ночи не покладая рук, "не то, что современные лоботрясы".
Из окон ближайшего дома доносятся крики и звон бьющейся посуды. Мужской голос "слегка заплетающимся" языком втолковывает что-то явно нечленораздельное, далее глухой удар, снова крик. К женскому приплетается детский. Всё в порядке вещей. Прохожие, обливаясь потом, проходят по тротуару, на окна оборачивается от силы каждый пятый. В полицию, разумеется, не позвонит никто: "Сами же разберутся. Муж и жена - одна сатана, уже к вечеру помирятся". Конечно, так всё и будет, ага.
Парень крутится у забора детской площадки, поглядывая на резвящуюся детвору. Руки судорожно трутся одна об другую, глаза остекленевшие - на грани срыва. Ох, приглядывайте, мамочки, получше... Но никому нет дела. Через неделю город зажужжит роем возмущённых тётушек, обсасывающих новость об очередном нападении педофила и чудовищной находке в колодце за стройкой... Но это будет через неделю, постфактум. Журналистам ведь тоже кушать хочется, уж они приукрасят всеми подробностями, вот тогда всем будет до этого дело. А парня и след простынет.
Красное солнце закатывается за горизонт, очерчивая силуэты девятиэтажек дальних микрорайонов. Воздух по-прежнему тяжёлый, гарь и выхлопы никуда не уносит, ветер практически стих. Звуки из раскрытых окон разносятся по окрестностям, сливаясь в какофонический гул. Мозг перегружен и уже не в силах выделять мелодии и речь. Хочется снять оставшийся минимум одежды, кожу, мускулы... Толпа за окном буянит сильнее прежнего, градус на термометре плюс градус подпития явно превышают температуру свёртывания белка. Сегодняшняя ночь соберёт свой урожай буйных голов.
Людской поток не смолкает, сумерки давят, слабая струйка прохладного воздуха из вентилятора не спасает. Духота разливается по всей поверхности тела, притупляя чувства и удивительным образом гармонируя с хаосом, происходящим за окном. Маты, пшиканье открывающихся банок, пьяный смех, долбёжка из динамиков... Казалось бы, каждый человек по отдельности выбирает для себя что-то получше, стремится чего-то добиться в жизни. Но толпа из тех же самых людей, организовываясь сама по себе, дезорганизовывает личность каждого, сводит на нет все устремления и попытки выбраться из круговерти быта, комкает, сминает и лепит подобие себя в миниатюре, зверей, готовых разорвать каждого отличающегося, подчиняющихся исключительно инстинктам и сильных лишь похожестью друг на друга. Осознание причастности к жизни под окном иссушает окончательно. Сквозь сон слышишь звуки сирены и не удивляешься, цинично отмечая, что потом хоть ненамного, но станет тише.
«Днём +29...+34, штиль, ночью +10...+12, ветер с.-з., с порывами до 20 м/с, возможны осадки, 706 мм рт. ст. Штормовое предупреждение.»
Город ворочается жителями, сонно бредущими на работу. Раннее утро, а запах гари и мелкой пыли уже висит в воздухе. Злые глаза, резкие движения, зевки в кулак. Молчаливые взгляды исподлобья на тех, с кем сейчас придётся толкаться в громыхающих вагонах. Дородные дамы, растряхивая телеса, обходят киоски в поисках необходимого на день - позже им на улицу уже не выйти, может остановиться сердце. Автобусы грузно покачиваются на остановках, впуская в себя отъезжающих и травя сизыми облачками ждущих другой номер. Невыспавшаяся молодёжь выползает из подъездов, также разъезжаясь кто куда. Хмуро, слишком ярко, слишком жарко.
Автомобильный поток ещё громче и настойчивее заявляет о себе: теперь к делам повседневным добавляются срочные - нужно успеть всё сделать до урагана. В слепящих лучах солнца сигналы светофоров кажутся тусклыми отблесками, приводя водителей в бешенство. То и дело слышны гудки стоящим впереди машинам: "Чего застрял, зелёный уже!" Нетерпение и суета достигают своего апогея. Позднее утро.
Зной спускается с неба явственно ощутимыми волнами. Запасы воды и напитков кончаются на удивление быстро, реакция замедляется, пятна пота расползаются по свежевыстиранной одежде, открыто насмехаясь над слоганами популярных антиперспирантов. Хорошо тем, кто никуда не спешит и не особо заморачивается в плане морали - самое время походить голышом. Наиболее "продвинутые" не заморачиваются даже на городских пляжах и смежных с ними кварталах. Хорошо, когда твоё тело подходит под текущие запросы большинства, а что прикажете делать тем, у кого не подходит? Развязные, вызывающие взгляды, смешки, неодобрение, даже если человек годится в родители. Ах, эстетика страдает... Ну-ну. Как прожигать свою жизнь в поисках сомнительных удовольствий, так не страдает, а тут, видите ли... Но ладно, о вкусах не спорят, у нас ведь плюрализм. По крайней мере, на словах.
Мамаша раздаёт подзатыльники сыну лет двенадцати-тринадцати, гоня, судя по всему, домой. Не понимает, что выросший на таком воспитании, сын отплатит ей той же монетой, как только станет сильнее. Недовольные мамочки помоложе покрикивают на чад, орущих в колясках. Да, детям тоже жарко, но это скорее повод не выходить из дома, чем кричать, чтобы заткнулись, не правда ли? Лавочки в скверах заняты лишь наполовину, да и на тех контингент тот ещё. Видать, дозаправляется после вчерашнего. Деревья поникли иссушёнными листьями, то ли от жары, то ли от стыда при виде происходящего внизу.
Через горизонт потянулись первые полосы облаков, по асфальту тянет пылью и мелким мусором. Из урн, весело подпрыгивая и цепляясь за кусты, вылетели первые полиэтиленовые пакеты. Машины прибавили ход, люди заспешили с остановок. Магазины всё также призывно выкрикивают записи рекламных речёвок, но их никто не слушает. Природа грозно напоминает о себе далёкими раскатами грома. Женщины полубегом цокают каблуками, смешно прикрываясь первыми попавшими под руку плоскими предметами - сумочками, блокнотами, косметичками - как будто их это спасёт от удара стихии. Небо затягивается сизой пеленой, всё более тёмной к северу. Только при взгляде на него понимаешь, насколько же мелочна и зависима от природы твоя жизнь. Ты - житель мегаполиса? Не смеши! Ты как был букашкой на поверхности земли, так и остаёшься, просто научился прятаться за рукотворными карточными домиками бОльшую часть времени, вот и возомнил о себе больше, чем следовало. Ты мал, человек, пригнись, не забывай обо мне! Залью-замету, пожгу-растрясу-вышвырну!
По проезжающим мокрым машинам и мокрым следам на асфальте угадываешь, что полосами уже прошёл ливень. Но что это? Дома дальше вдоль улицы исчезают, поглощённые сплошной стеной песка, пыли и плотного воздуха. Порывы ветра норовят унести зонтики ушлых прохожих, по лицу ударяют волны песка, забиваясь в глаза и уши и напоминая о себе скрипом на зубах. Ты мечешься, не зная, куда бы укрыться. Вроде бы и до дома рукой подать, но страшно, реально страшно! А вон и псих идёт по улице: смеётся, раскидывает руки навстречу буре. Мгновение ока - и фигурка скрывается в вихре песчинок, а следом нечто накрывает и тебя, и остальных прохожих, сдувая, сбивая с ног контрастными струями гибкого, буквально ощутимого воздуха вперемешку с пылью. Обжигающая волна сменяется леденящей, и так несколько раз по кругу, пока кожа не покроется слоем песчинок и грязи, а тело не продрогнет в тщетных попытках спрятаться под лёгкой одеждой.
И вот, под уже близкие раскаты грома и завывание ветра с невообразимой высоты падают первые капли, тяжёлые, меткие, как управляемые ракеты. Минута - и хлещет полноценный ливень. На одежде не остаётся ни одного сухого места, люди, пригнувшись, пытаются хоть как-нибудь добраться до мест назначения и уже не прячутся под случайными козырьками и крышами остановок - всё равно не спасёт. Ветер заносит струи дождя далеко за границы "сухой зоны" под укрытиями. По улице бегут ручейки, бурлящие под шинами попавших под ливень машин. Дворники на лобовых стёклах мотаются взад-вперёд, не справляясь с потоками воды. Скорость движения падает, кучки прохожих рассасываются, уступая место истинному хозяину этого асфальта, бетона, зелени, неба и всего, что только есть вокруг. Стихия буйствует в своей первозданности, во всём великолепии поворачивается к изумлённым лицам за спасительными стеклопакетами квартир, слепит зигзагами молний через небосвод, бьёт потоками воды, переливающимися через край желобов на крышах. Смою, всё смою! Всю вашу дрянь, всё, что вы прячете, всё, что вы натворили тут без меня! Пугайтесь меня, дети, осознавайте, кто тут главный!
С оглушительным треском валятся многометровые ветви с деревьев, обрывая провода, пробивая крыши неудачно поставленных легковушек, и сирены сигнализации отчаянно пытаются перекричать рёв стихии... Последние автобусы форсируют реку, в которую превратился проспект, и гонят перед собой метровую волну, и глохнут посреди мутных водоворотов. Все искусственные шумы стихают, окончательно признавая победу безумной песни падающей воды, и ветер проносит над крышами притихших домов всё новые тучи... Молнии бьют наотмашь по антеннам и ровно высаженным деревьям, будто хотят проучить человека за его дерзость, за попытку поставить себя выше природы. И грохочет, не унимаясь, неустрашимая и яркая в отблесках молний буря, и празднует, и ликует, оповещая всех вокруг о своём триумфе.
Пристыженные, испуганные, мокрые, люди жмутся друг к другу вокруг столов со свечками. И молчат телевизоры, и выключены динамики магазинов, и матово темнеют мониторы компьютеров - всё затихло. Всё лишь тень, мимолётная мечта о контроле над окружающим миром. И горят дома частного сектора от оплавленной проводки, но никто к ним не едет и ещё часа четыре не сможет подъехать, пока не начнёт убывать нескончаемый поток воды на улицах и во дворах. И плывёт скарб с самых нижних дачных участков в пойме, пополняя собой завалы из листьев, веток и стволов вывернутых с корнем деревьев. Вспучившаяся, собравшаяся с силами река ревёт, по сантиметру, по два постепенно поднимаясь всё выше, и грозит кулаками брызг бетонным оковам-мостам. Темнеет, но всё так же рвутся струи из водостоков, внося свою лепту в цепи луж и ручьёв на тротуарах. И только светофоры со своими автономными цепями питания продолжают нести свою службу, руководя воображаемым потоком машин.
Город засыпает, всхлипывая падающей водой, как заплаканный ребёнок, и судорожно переводит дыхание шумящими кронами оставшихся деревьев. Фонари не горят, и тьма опускается на дома, укрывая их низкими, рваными облаками. Засыпают и люди, и плоды их трудов, и только долго ещё старики будут говорить: "Эта гроза ещё что - вот в таком-то году была гроза так гроза, целая буря!" А когда всё просохнет, уберутся разбитые автомобили и поваленные деревья, все вернутся к своим заботам, заполняя свою жизнь подобием смысла. До следующего предупреждения.