Анатолий. Из цикла рассказовПереход2000

               

                АНАТОЛИЙ.
               
                Из цикла рассказов «ПЕРЕХОД 2000».

        В этот вечер, после родительского собрания в новой школе, на которое мне, впервые за долгие годы, совсем не хотелось идти, должно было произойти ещё одно событие.
    Приезжала, а вернее, проездом, через Саратов - в Самару, останавливалась на несколько минут моя крестница - Светлана. Девушка, о которой можно писать бесконечные сценарии к сериалам.

   Ранняя зима, как-то "по договорённости", превратилась в затянувшуюся осень, но  холодный вечер позволил мне, прогуляться в десятом часу, пешком до вокзала.
 
   Я шла, уставшая, в короткой смешной курточке "болерошке" из искусственного меха. Как есть - "чебурашка в начёсе". К тому же, и дико "фиолэтогого" цвета.
Композицию на мне, завершал сиреневый комплект, состоявший из шапки, длиннющего шарфа и перчаток (редкого оттенка синяков под глазами).
К "комлэкту", прилагалась (сиреневая "же") - "итальянская" сумка. Купленная, как обычно, по случаю, за сто рублей. (Наспех связанная, из скрипучих нитроновых ниток русскими косицами, и в момент покупки, вовсе не изобиловавшая, "нарядными катышами").

      

   Поезд приехал вовремя.
Подали его на самый дальний от вокзала путь, и темноту ночи, теперь растворяли только окна, стоящих, как усталые часовые, мрачных вагонов.

     Остановка была не долгой, чтобы успеть нам наговориться, но и не короткой, чтобы не успеть рассказать обо всём, и обо всех, оставшихся в Краснодаре. В городе моего сердца.

   
  Главное, зачем ехала Светлана в Самару – за дочкой.
Она, наконец-то, решилась родить себе ребёнка от человека, с кем была знакома, на тот момент, бесчисленное количество лет.   
   Жизнь распорядилась так, что первенца своего она родила десять лет назад, и совсем от другого мужчины. Как всегда это было у Светы, – «по большой любви».
Так она до сих пор, сначала с родителями, а потом "в одного", и расхлёбывает, наслаждаясь прекрасными детьми, эти свои «любови».

  Настроение у нас обеих было – серединка на половинку.
От радости встречи, и от неизбежности скорого расставания.
В вагонах начали гасить свет. И вскоре, в полной темноте, поезд не спеша, тронулся в ночь.

   Света, волнуясь за меня, что-то, нервно кричала из вагона, но я, и так поняла, что мне придётся идти совсем одной. По этому пустому, неосвещённому перрону, к светящемуся в конце темноты, спасительному входу в вокзальный переход. 

   Я знала его наизусть. Каждую его выбоину, трещинку, количество шагов по нему и все рисунки гранита на стенных плитках. В добавок, я точно знала - в это время, переход всегда пуст.
 
 Прощаясь с подругой, я отметила про себя, что группа молодых парней в толстовках, с надетыми на головы капюшонами, почти полностью закрывавшими их лица, (но с явно кавказскими корнями), уже минут пять, как бродила "бесцельно" по перрону.
   
    Это очень удивило меня. Я долго жила на Кавказе. Знаю и уважаю обычаи многих народов. У меня там осталось много друзей. Память бережно хранила только хорошее...
 Объяснение всему, могло быть только одно. И оно - не радовало.

    
  Разделившись по двое, четыре фигуры, (пока вокруг были люди), прошли мимо меня в разные стороны.
 Одни - поднялись по лестнице над путями. Где и остановились на середине дороги. Отрезав мне путь "вокруг".
Оставшиеся двое, увидев, что я уже отхожу от последнего вагона, в одиночестве, направились к светящемуся проёму - в вокзальный переход.
Войдя в него, оба встали за дверями, по разные стороны от тамбурного входа.

   Они не учли одного. Над их головами были стеклянные, освещённые крошечные «окошки». Которые и выдавали стоящих.

  Я была одна. 
Тот, кто должен был быть сейчас рядом со мной, кто знал, куда, и когда иду, в это время, наверное, спокойно смотрел телевизор, и курил со своей мамой на "сталинской кухне".


  Моя сумка - "кошель" ютила в себе только блокнот, ручку и мягкие брелоки с ключом от той самой "чужой кухни".
 
 Первый вагон, – (он же теперь и последний), спустя миг и останется у меня за спиной...
Мне оставалась одно - молиться.
 
И я молилась!

   
  Мужская громкая брань? и обращённая к нему, ответная (женская), прозвучали внезапно и нереально радостно.

  За моей спиной, ниспосланный мне, в прямом смысле, СВЕРХУ, неизвестно откуда взявшийся, шёл, громко ругаясь, и плюясь, - мой "ангел хранитель".

  Я бросилась ему на встречу, и повисла мёртвой хваткой на руке у кого-то очень маленького, (намного ниже меня росточком, точнее, очень, на вид хлипкого, в чём-то сером, или черном), со словами: «Мужчина! Я с Вами!»

 Он продолжал идти, не останавливаясь. И казалось, давно готовый, к моему заявлению.
 - Да? А не побоитесь? 
Счастливая, я только помотала головой.

 - Да? Я вообще-то уголовник. Освободился вот, только что. Домой, вот еду. Ехал... Денег нет... а эта падла, простите, проводница, не захотела довезти! Ведь, ну сразу её попросил. По-хорошему! Сестрёнка, будь человеком! И ведь вот, что странно? Вроде уже согласная была, - пока стояли. А, как тронулись, в последний момент, возьми, и вытолкни меня на перрон! Чуть вот,... ноги все не переломал! "Не полоо-жеенооо!"...  мне тут, ехать... всего ничего... ещё на один не возьмут, - через сорок минут, так следующий поезд только утром!...

- Это Вас мне Бог послал...
- Да?... А я вот, не крещён даже. Такие, как я, Ему не нужны.
- Ему все нужны.
- Да? Я вообще верю. Очень верю. Весь срок у меня из газеты картинка была. Я вырвал её, берёг. Маленькая. Чёрно-белая. Потом на окошке оставил. Пусть будет. Мне бабушка про Бога рассказывала, когда я маленький был. Любила меня очень... Вот... не дождалась только. В церковь ходила, помню. Окрестить меня хотела. Не успела вот только.
- Вот домой приедете, и сразу же, и покреститесь.
- Да? Думаете, батюшка мне не откажет? Думаете мне можно? Думаете, вот согласиться он?
- У Вас сразу новая жизнь начнётся. Всё с чистого листа. Как у младенца.
- Да? Я очень хочу! Думаете смогу?
- Как приедете, сразу в храм идите. Бабушка Ваша, Там, за Вас попросит.
- У нас храм красивый. В центре города.
- Вот и хорошо.
- Да я же ничего за всю жизнь хорошего не сделал!
- Да, как же это, не сделали? Только освободились, а меня уже спасаете.
- Да?... Вы не бойтесь... Со мной не страшно. Они у меня своего получат.

 
  Мой попутчик сжал зубы, и что-то незаметно вынул из кармана. Пока мы шли и  разговаривали, он и сам проанализировал ситуацию в тамбуре.
  Головы в белом и чёрном капюшонах, по прежнему торчали в проёмах.

  В нереально ярко, светящийся переход, мы вошли одновременно.
Он - чуть впереди, по правую руку от меня. Я же, не мешая ему,("в случае чего"), лишь, для видимости теперь, слегка, придерживала его, под руку.
   
  Напряжённый, пружинно готовый, как дикая собака, в любой момент, первым бросится на нападавших, уверенно и решительно, мой сопровождающий двигался вперёд, не замедляя шаг.
  Вся его фигура была собрана и сконцентрирована на возможной атаке. Сомнения, в его маленьких светлых, каких-то детских, и одновременно колючих глазах, не было.      
 Я шла с настоящим мужчиной, охранявшим женщину.

  За шаг, до нашего входа, какое-то звериное чутьё, сорвало с мест, ждавших меня столько времени за железными грязными дверьми.
Эти двое, резко, неслышно ступая, кинулись по ступеням вниз.

- Да?! Почуяли гады! Я извиняюсь. Почуяли... Они бы у меня сейчас...

  Я знала, что он не бравировал.
Свет, уютно успокаивал, звук наших шагов, вдвоём на пару с гулким эхом, почти убаюкивал, после пережитого стресса. Мне было легко и спокойно. Рядом со мной был мой защитник.
    
  Теперь только я и рассмотрела его лицо.
Круглое, похожее на состарившегося Шолоховского «Нахалёнка». Такое же белобрысое,  какое-то беззащитно-трогательное.
Он шёл, и довольный собой, улыбался.
 
- Я Вас, до самой остановки провожу. Не бойтесь.

  Он сказал, и, по ребячески счастливо, опять улыбнулся. Широко и просто. Как улыбались солдаты в военных кинохрониках.
   
  Простое русское лицо. Без капли холёного налёта.
Возраст его был совсем неопределённый. Ему могло быть и тридцать и пятьдесят. Говорил он резко. Отрывисто. Как-то, тоже, по-военному.
   
  Переход заканчивался.
И с каждым шагом, мужчина рядом, всё больше сутулился, и переставал улыбаться.
В какой-то момент, стал, и вовсе, похож на неуверенного в себе подростка.
Большой вокзал, мгновенно, придавил собой его маленькую фигурку, во всём чёрном, за исключением шерстяной водолазки, с растянутым воротом.
  Он на секунду приостановился. Видно было, что сопровождающий меня, очень стеснялся своей одежды, и особенно, смешной шапки.
На меня теперь смотрели потерянные глаза ненужной собаки.

- Вы же, обещали проводить меня, до троллейбуса?!
 И вот уже я, уверенно взяв его под руку, с гордо поднятой головой, улыбаясь только ему одному, повела нас к выходу на привокзальную площадь.
  Наша экстравагантная пара, странно продефилировала мимо пёстрой разномастной толпы, и ошарашенных нашим «мезальянсом», стражей порядка. Без дела, скучая бродивших, по освещённым благополучным залам двух этажей провинциального вокзала.   
    
  Морозный воздух возвращал нас в реальность.
Автобусная площадка была пуста. А мой троллейбус, вот-вот, должен был открыть дверь, и впустить своих пассажиров.

  Мы опять улыбались. Улыбались многому, молча. Просто так.
Мы были живы и свободны.
Он бесхитростно рассматривал меня, наверное, пытаясь запомнить.
И нам было просто хорошо. От того, что плохое кончилось.

 Троллейбус лязгнул дверной пастью, и замер, приглашая войти.
Я и он пожали руки, как старые добрые приятели. Знакомые вечно.

- Анатолий. А Вас, как зовут?
- Жанна... Анатольевна...Анатолий, Спасибо Вам огромное! Я Вам так благодарна.
У Вас теперь всё будет хорошо, Анатолий. Я знаю. До свидания, Анатолий!
- Да? Как приеду, так сразу и покрещусь! Я очень в Бога верю!

 Он по-детски стал кивать мне головой и махать на прощание рукой. 
Я, стояла на задней площадке, уже отъехавшего троллейбуса, и с ним вместе, не переставала, так же радостно, (как умеют только в детстве), махать ему рукой в ответ.
Моему удаляющемуся и тающему в темноте спасению.

- Билетики брать будем?!!

 Первый раз за вечер, мне пришлось снять с рук перчатки.
По прежнему улыбаясь, теперь уже уставшей золотозубой кондукторше, я полезла в карман за мелочью. И вынула из него... пятьсот рублей...
 Это были деньги, которые были необходимы на «нужды класса», и которые в этот раз никто, так и не удосужился "собрать"...

 А ведь я могла отдать их Анатолию на билет! Да просто, на "поесть" в буфете!

 Я рванула к выходу.
Но дверь... не открылась.
Всё правильно. Так и должно было быть.

  Счастливая, и уверенная в том, что уже на следующем поезде, Анатолий обязательно доберётся до своего дома, я ехала туда, где обо мне, так же не вспоминали, как я про эти деньги.
 
 Дверь мне открыли со словами: "Ну, наконец-то, а то я уже начинаю беспокоиться. И, как понимать эту, твою дурацкую ухмылочку? Как, кстати, Света? Ты что, не хочешь со мной разговаривать?".

 Я, молча, надевала тапки.
На чужих часах высветилось - 00.00.

 
   Как же я благодарна тебе, Анатолий. Ангел Хранитель... Пожалуйста, - будь счастлив!
Я прикрыла на мгновенье глаза. И мне привиделось. Как большая красивая русская женщина, вот именно сейчас, в крохотной "проводницкой", отогревает свою судьбу. Крепким горячим чаем, с лимоном и кусковым сахаром.
 И, непременно, в душевном подстаканнике. Непременно с бутербродами... и так же как Вы, слушает эту незатейливую историю. 
 
 Как знать... Может это и не привиделось вовсе.



                Август 2011г.