- Папа, папа, скорей! Нам нужен четвертый голос!
Сонечка впустила Бориса и запрыгала у дверей.
- Здравствуй, Борисовна! Ты где растешь, в лесу? А поздороваться, а спросить как у папы дела? Сразу отдавай свой голос! За кого? Я избирательным правом дорожу!
- Боря, здравствуй! – На подмогу Сонечке плавной, но боевой ладьей выплыла с кухни Леля. - Нам нужен твой вокал. Мы песню разучили.
- Вот это ты, Леля, по адресу! Я, случается, пою в забытьи…Но не до такой степени забываюсь, чтоб участвовать в квартетах!
- Папа, нам нужен твой бас-профундо! Cказать Динь-динь-донннннн!
- Ну, раз профундо и только динь-динь-дон, тогда я согласен. А у тебя, Борисовна, какой голос, кстати?
- У нее – сопрано! – ответила Леля.
- Если у нее сопрано, то что ж тогда у Сони???
- У Сони - меццо сопрано, у меня – альт. Боря, не отлынивай! Раньше споем, раньше сядем обедать.
- А вы и обед успели приготовить? Я подумал, хоровое пение так увлекло, что только на ужин можно рассчитывать…
- Нам удалось совместить домоводство с искусством!
- Настоящие три девицы под окном… А где же третья, та что обещала богатыря? Шахерезада?
- Я на кухне, режу зелень! Здравствуй!
- Здравствуй, Соня! Видишь, Леля, как ты расшатала в моем доме дисциплину? Одна не успела зелень порезать, другая забыла поздороваться…Завтра придется ключ доставать, самому дверь открывать… Вот так и рушатся империи!
На самом деле, Борис любил Лелю. Ее монументальная красота многих подавляла, а его искренне восхитила. С первого взгляда. За ее физической полнотой стояла такая полнота жизни, такая душевная щедрость и широта, что было совершенно очевидно - более мелкий организм просто не в состоянии все это вместить. После свадьбы в памяти постоянно всплывали какие-то картинки, лица, обрывки разговоров. Заплаканная Сонина мама, озадаченные Гала с Женей, вездесущий Юрка с фотоаппаратом, Леша, с прямодушием первых апостолов возносящий его решимость дождаться совершеннолетия невесты…И только две пары глаз, следящие за происходящим серьезно - ястребиные Симины и прекрасные тревожные Лелины. Каждый раз, когда она приезжала, Борис говорил: «Счастье твое, Соня, что я Лелю раньше не встретил, а то неизвестно кто у кого бы сейчас гостил!» Леля смеялась. И Соня смеялась. И хотя все понимали, что это шутка, Леле было приятно.
В Москве у Лели жила родня - дедушка и дядя. Мама уехала в Киев после учебы, вышла замуж. И как-то откололась от семьи. Леля за двадцать лет видела родственников всего раза три. Когда Соня уехала в Москву, ее деятельная натура стала наверстывать утерянное родство. Дед неожиданно проникся к внучке, подолгу рассказывал о семье, о себе. Они подружились, несмотря на телефон, писали по старинному обычаю письма, и когда старик умер, Леля плакала горше и дольше всех. Никакого наследства Леля не просила, и дядя с женой тоже стали звать приезжать, общаться с двоюродными. Но приезжала она, конечно, к Соне. Утром Борис встречал на вокзале:
– Опять «Киевский» притащила, разбойница? Ну, чистый же яд!
Но дома поддавался общему разврату и ел - все меньше ребенку достанется. А Сонечка закрывала глаза и пела «м-м-м, цукаты, розочки, безе…»
- Вот научили ребенка плохим словам.
- Ребенку нужна глюкоза, дядя доктор! Мозг требует!
- Мозг требует одного – нагрузки!
Грузила Леля Сонечкин мозг умело и с удовольствием. Привозила разные настольные игры, устраивала викторины, ненавязчиво, но упорно занималась языком.
- Соня, английский в наше время - второй родной. Пора давать ей французский.
- Мой французский ушел в глубокий пассив, в мезозойский слой стихов и песен.
- Значит, с песен и начнем!
Борис подозревал, что за его спиной зреет заговор по совращению Борисовны в гуманитарии, но посмеивался - кто в конце концов губернатор на этом острове!
- Боря, давай завтра поедем на пикник. Такая жара, в городе невыносимо. А у нас остались беляши, сварим яйца, огурцы-помидоры, того-сего… Подышим, погуляем. Только Женю не беспокой! Выходной и вообще есть в их заведении невозможно.
- Ладно, я тогда насчет пропуска для машины позвоню.
Женя был однокурсником Бориса, страшно общительным и деятельным. После выпуска он не потерял никого, был в курсе всех событий и происшествий. Глядя на Женю, казалось, что Москва - маленькая вселенная, населенная сплошь их однокурсниками и их родными и близкими. А в центре ее - Женя с записной книжкой в руке. В самых разных жизненных ситуациях стоило только позвонить ему, как выяснялось, что у кого-то из однокурсников имеется выход на нужного человека. Сам Женя работал в доме отдыха в Подмосковье, и они частенько ездили к нему на выходные. Борис сибаритство отрабатывал - консультировал важных Жениных пациентов, пристраивал при необходимости на обследование.
Впервые вдвоем они приехали к Жене за несколько дней до свадьбы. Это было странное время. Первая близость обоих потрясла. Легкость братства сошла, как первый неосторожный загар, вместе с кожей, открыв живую ранимую плоть. Утром Борис ждал от Сони каких-то слов, капризов, женщины всегда стремились продлить свою ночную власть. Но Соня наоборот совсем затихла. Тогда он плюнул на все запланированные дела и с утра повез ее за город в Женины владенья. Они долго гуляли по территории, по парку, потом уселись на скамейку. Вокруг бушевало лето, в разогретом воздухе плыли, причудливо сочетаясь, запахи трав и цветов, вспыхивали оранжевыми огоньками мотыльки, гудели пчелы и осы. Красавец-шмель закладывал виражи вокруг колокольчика, но не мог удержаться внутри цветка, слабый стебелек качался под его тяжестью. Колокольчик ждал какого-нибудь хрупкого мотылька и на внимание шмеля никак не рассчитывал. Но шмель уже потерял голову. Он не слышал зова других цветов, он узнал колокольчик и не собирался с ним расставаться.
- Долетел бы до клумбы, там розы. Дался ему бедный колокольчик.
- Почему бедный?
- Потому что не может убежать. Шмель сломает его.
- Соня, как он может сломать, если любит! Ну, хочешь, приедем проверим?
Соня улыбнулась.
- А мне сегодня приснился папа. Как будто лето, мы играем во дворе… Ты представляешь наш двор?
- Смутно.
- Ну, обычный старый колодец с аркой. И вот я прыгаю в классики, поднимаю голову – папа стоит у арки и ждет, когда замечу. И смеется. И солнце такое яркое… Я побежала к нему. Бегу, бегу и не могу добежать. А он не заходит в арку, ничего не говорит, не зовет, просто стоит на солнце и улыбается…
- Он не может звать тебя к себе. Он приходил сказать, что все знает и теперь спокоен.
- Правда?
- Ну, спроси у мамы, у кого хочешь.
- Нет, правда, что он знает? И что… спокоен?
- Ну, пока я жив и пока мы вместе.
- Но мы же навеки вместе?
- Навеки!
Ему захотелось схватить ее в охапку, свернуть с тропинки и упасть в траву, но прибыл Женя и потащил обедать. Еда в доме отдыха была полезная, т.е. вареная и не соленая. Бориса многие сотрудники знали, здоровались, на Соню бросали заинтересованные взгляды. За обедом заговорили о свадьбе, и у Жени родилась идея насчет свадебной прогулки. Он обещал договориться с начальством насчет официанта и двух столиков. И они сразу согласились – необычно и красиво.
- Заодно посмотришь на колокольчик, - сказал Борис.
Женя про колокольчик понял по-своему и на выходе нарезал Соне дельфиниума с клумбы...
- Поедем, поедем! Будем бродить по лесам и петь, как птицы!
- Ну, конечно! В лесу птицы сами поют. Мы будем петь как хор имени Григория Веревки. С украинским акцентом!
Утром, когда загрузились в машину, Сонечка скомандовала:
- А теперь споем!
- Борисовна, остановит ГАИ! Мы же в правительственном направлении едем и вдруг, как иностранные шпионы, поем Fr;re Jacques.
Но Сонечка уже похлопала по плечу Лелю, переглянулась с Соней и завела:
Frere Jacques, Frere Jacques,
Dormez-vous? Dormez-vous?
Sonnez les matines! Sonnez les matines!
Леля и Соня по очереди вплетали свои голоса и Борис, покачав головой, прогудел: Ding, dang, dong...
Дневник. Вырванные страницы.
Картина http://gapchinska.com/