Самое страшное, что ей так мало лет, но у нее уже была своя Хиросима… (с)
«Я так и не смогла забыть то, что случилось тогда.
Я надеялась, что со временем воспоминания помутнеют, но я помню все, словно это было вчера.
Я помню их. Каждую из них. Помню их лица до мельчайших подробностей. Они являются мне во снах.
Но самое главное, что я помню тот день. День, когда наш счастливый мир начал рассыпаться на осколки.
Они погибли. Все. Каждая. Одна за другой.
Только я осталась. Одна. Одна среди всей этой боли. Среди крови и страха.
Мы были заложницами. Пленниками, втянутыми в чужую игру. Мы платили за чьи-то ошибки.
Нас держали там неделю. Всего неделю, но эту неделю я буду помнить всю жизнь.
Они убивали по одной. Медленно и мучительно. На глазах у остальных. Это был день криков и слез. Мы кричали вместе с умирающей, и затыкали уши, потому что крик разрывал барабанные перепонки. А еще были слезы. Жидкая соль, разъедающая раны от наших же ногтей.
А потом был день скорби. После каждой смерти нас на один день оставляли наедине с нашей болью и страхом. И с телом. Я никогда не забуду тот ужас, что испытываешь, глядя на растерзанный труп. Труп с лицом той, кого знала с начала жизни.
А потом приходил черед следующей. И опять боль, крик и слезы. А еще отчаяние. Отчаяние, которое граничило с безумием. И желание, никогда больше не просыпаться.
Нас было пятеро. Пятеро подростков, связанных дружбой… и смертью.
Они все погибли одна за другой. Только меня не успели убить, хотя я мечтала о смерти. Просидев целый день в окружении трупов тех, кого я любила больше жизни, я хотела только одного – умереть!
Но подоспела помощь. Не вовремя и будто бы назло. Помощь пришла тогда, когда я уже не хотела быть спасенной. До сих пор не понимаю, зачем меня спасли. Хуже всего не тем, кто умер. Хуже всего тем, кто остался.»
«И вот теперь, когда прошел уже год, даже теперь я каждую ночь просыпаюсь от своего же собственного крика со слезами на глазах. Они мне снятся. Снятся их трупы. Я боюсь спать, потому что каждую ночь мне сняться события той страшной недели.
Синяки под моими глазами уже стали привычной частью моей внешности. И глаза, которые больше не передают никакие эмоции. Только обреченность.
После их смерти я провела около двух месяцев в психиатрической лечебнице. Проходила курс реабилитации. Помогло. Я перестала трястись от каждого звука и все время закрывать лицо руками. Если присмотреться, то на моем лице остались многочисленные мелкие шрамы от ногтей.
Но потом я вернулась домой. Родители полностью сменили обстановку. Они убрали все фотографии, на которых я была с НИМИ. Все, кроме той, что была вложена очень давно в одну из моих книг. Там были мы. Пятеро счастливых подростков. Я нашла это фото случайно. Помню как дрожали мои руки. Помню капли слез на фотографии. И помню как взяла кухонный нож и перерезала себе вены.
Я так сильно хотела умереть, что изрезала обе руки почти до локтя. Крови было так много, что на фотографии уже нельзя было различить наши лица. Помню как нож выскользнул у меня из пальцев и упал на раскрытую книгу. Там теперь заляпанные кровью страницы. Наверное. На самом деле я не знаю, что случилось с этой книгой.
Я тогда потеряла так много крови, что потеряла сознание. А очнулась в той же лечебнице. Меня второй раз в жизни спасли от смерти, которую я желала всей душой.
А потом и третий раз, когда я в той же лечебнице утащила из кабинета главного врача несколько баночек со снотворным. Я выпила все таблетки. Я надеялась, что за ночь никто ничего не заподозрит. А утром было бы уже поздно. Ошиблась.
Медсестра забеспокоилась, что я впервые не кричала во сне. В тот момент мой пульс уже начал падать. Но меня откачали. Как я ненавидела этот мир. Как я ненавидела свою жизнь, потому что не могла ни жить, ни умереть.
Я после этого спросила врача:
- Зачем вы спасли меня?
- Это наша работа.
- Я думала, что врачи должны помогать своим пациентам..
- Ну да. Помогать вылечиться.
- Тогда вы никогда не сможете мне помочь.
- Почему ты так считаешь?
- Потому что я не больна. Я просто не хочу жить!
- Но это не нормально. А значит, ты больна.
- Знаете, после того, что я пережила, ненормально было бы хотеть жить…
После этого мне вкололи успокоительное. Наверное, доктор понимал, что я права. Но он врач. Он не мог разрешить мне умереть. Но толку то…
Позже я узнала, что моя последняя попытка самоубийства оказалась последней каплей. Я нанесла непоправимый вред своему сердцу. Какая-то болезнь, я не помню ее название. Да это и не важно. Важно то, что жить мне осталось всего ничего. Я была так рада это услышать, что не сдержала улыбку. Я помню, как передернуло доктора в тот момент.
Простите меня, доктор. Я нанесла вред вашей репутации. Но если вы читаете это, то я уже мертва. Значит, мое желание исполнилось и я теперь там. С ними…»
Главный врач психиатрической лечебницы тяжело откинулся на спинку стула. Ему было искренне жаль эту девочку. Но в какой-то степени он был рад за нее, потому что вылечить это было невозможно. Она не была больна. Просто жить с этой болью смертельно…