Глава из рассказа «Рабы не мы, рабы немы»
«…Русь, куда ж несёшься ты? дай ответ…»
Н.В. Гоголь «Мертвые души»
"Посейте привычку - и вы пожнёте характер,
посейте характер - и вы пожнете судьбу".
Уильям Теккерей
2. КАФЕ “Happy hippie end”
Его волосы всегда касались плеч. И лишь их кончики сползали за спину – он брал остро заточенные ножницы и собственноручно состригал лишние сантиметры некогда густой шевелюры, и неуклонно, из года в год, редеющей. Сзади волосы частенько собирались в пучок, а лоб опоясывала красная ленточка с вышитой бязью восточного орнамента. Обе руки у запястий охватывали фенечки, сплетённые из кожаных полосок.
Его гардероб никогда не украшала дорогая одежда. Вечные потертые джинсы, шорты, ярких цветов футболки, вязаный свитер и парусиновая куртка с подкладкой на синтепоне зимой, простенькие кроссовки, мокасины, полуботинки с мехом – вот и весь прикид для нестареющей души, владеющей злополучным телом, которое мерзнет зимой, томится от жары летом, которое надо кормить и поить, которое должно своевременно испражнятся и выстреливать спермой. Сплошная проза жизни! Как же тягостно в нем душе, посвященной таинству вечной жизни!… Однако, чтобы он одел цивильный костюм, с побранной к фасону рубашкой и непонятным галстуком, как эмблеме респектабельности, – скорее чиновники перестанут брать взятки и начальники гнобить подчиненных, чем он подвигнется на это. Случись, действительно так: честность, добросовестность и порядочность немыслимо как, но стали бы непременным и первым условием принятию во властные структуры, – он постарался бы реализовать там, в коридорах власти, свой человеческий потенциал.
Его руки никогда не касались орудия убийств: всевозможного оружия, таскаемого на плече, двигающегося, плывущего, летающего. Не касались и противились сумасшедшей армаде совершенных технических устройств, созданных умерщвлять непокорных…
Его, слава Богу, не посадили в тюрьму и не отправили в сумасшедший дом. Потому что в якобы захолустном городке, окруженным могучей и богатой уральской тайгой, никому и в голову не могло прийти, что группа длинноволосых юнцов, балдеющих от музыки Джона Леннона и Пола Маккарти вперемежку с Лед Зеппилин и Назарет, и гоняющихся за ветром на мотоциклах «Ява», какие-то там пацифики. Как раз безумные гонки на красных двухколесных метеорах уберегли и навесили ярлык «рокеры, байкеры» – вредное и несовместимое с общественной моралью явление в молодёжной жизни, но демонстраций и маршей протеста за права человека, женщин, детей, животных не устраивают. А не устраивают, потому что некогда… Недосуг им устраивать. Пока в бензобаке есть бензин и держится приводная цепь мотика душевнее сорваться рычащей стаей к заповедному озеру, где у костра под рваные аккорды гитары горланить ночь напролет русские тексты западных рок-кумиров.
Это было давно и это было недавно. Время не изменило его, также как и он – время. Однако армия глобального завоевания материального мира явно поредела на таких как он, которых, кстати, многие тысячи, рассредоточенных по воинственной, деловой, предприимчивой массе человекоподобных существ, эволюционирующих от обезьяноподобных к новому подобию, чему пока подыскивают точное определение, новую объединяющую идею, и при этом с небывалым азартом сколачивая собственные состояния.
Как известно, хитроумно отхватывать в личное пользование богатство общего дома – Земли – преуспел ещё Одиссей, за что его здорово трепали беды, посылаемые богами и богоподобными существами, и который в конце концов нашел-таки истинное счастье, совсем не похожее на то, к чему первоначально, в расцвете сил, устремился.
Аркаша не читал Гомера и творения последующей писательской рати, но он любил мультики по сюжетам легендарных произведений, любил музыку, в которой присутствовал великий оживляющий дух и поэтические строки. Те, кто творил музыку и мультфильмы, безусловно, вдоль и поперек, прочитали основополагающие великие книги. И ещё он неосознанно знал: «ПОЭТ – ВОТ ЕДИНСТВЕННЫЙ НАСТОЯЩИЙ ЧЕЛОВЕК» (Шиллер), и поэт не только тот, что исступленно слагает строки. Поэт изначально – человеческий типаж с оголенными нервами. Кто-то из них нетерпеливо заносит ощущения на листок бумаги, получая второе удовольствие от удачно подобранных и притертых друг к другу слов. Кто-то находит второе удовольствие в том, что тут же делится и заражает, и заряжает своим бесценным поэтическим волнением, друзей и подруг, вылившимся в оригинальные словеса и поступки, чем вызывая ответное – и закружилось и понеслось:
«…И какой же русский не любит быстрой езды? Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: «черт побери всё» – его ли душе не любить её? Её ли не любить, когда в ней слышится что-то восторженно-чудноё? Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и всё летит: летят вёрсты, летят навстречу купцы на облучках своих кибиток, летит с обеих сторон лес с темными строями елей и сосен, с топорным стуком и вороньим криком, летит вся дорога невесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сем быстром мелькании, где не успевает означится пропадающий предмет, – только небо над головой, да легкие тучи, да продирающийся месяц …» (Н.В. Гоголь).
И поэтому он любил свою простую жизнь, любил друзей, подруг, любил дарить улыбку и радость, …любил…любил…любил… и как опытный кормчий удерживал добрый настрой в своем избранном человеческом кругу.
Случались неприятности и одна из них женитьба. …С тех пор, когда одна из молодых подруг прибрала его к своим рукам, то есть просто-напросто женила на себе волевым демаршем и родила, прежде всего себе, ребенка, далее с родительской строгостью взялась внушать неожиданному папочке скорее становиться обыкновенным мужем и отцом – Аркаша начал чахнуть. В унылых буднях семейной жизни он погружался в длительную спячку, и нотации суженой. словно колыбельная песня, погружали глубже и глубже в пучину сна и взаимного непонимания… Молодая жена вскоре быстро сообразила, что мужчина – это такая скотина, такое животное, что одомашниванию и переделыванию поддается туго, а то и вовсе не поддаётся, следовательно пусть периодически пасется на своем вольном пастбище. Ей остается посматривать, чтобы не порвал невидимые путы, наложенные суровым брачным договором. Так Аркаша пришел к идее, основать своё эксклюзивное кафе.
Он не ставил своей задачей получить феноменальный барыш. Он желал и жаждал предоставить дружеской компании пусть временный, но кров. Дом материальный их редкому мироощущению, исчезающему в своем чистом виде. На смену которому из-за неприятия, неумения ли влиться в первые ряды осадивших жизнь в нужном направлении и на нужную сумму наволакивается тьма пороков, тьма обезумевших и тронувшихся: одни от безысходности, другие – от сознания собственной невостребованной исключительности, иные – от словесного поноса. А вокруг кишели и кишат проводники нового порядка, точно места заключения и ограничения свободы поменяли клиентуру с точностью наоборот.
Была ещё одна проблемка в личной жизни Аркаши, которая поколебала его священную свободу Это праворульный автомобиль представительского класса. Он невзлюбил его сразу как только женился. А невзлюбил, потому что понял какую мину подложила такая простая и обычная доброта и желание помочь. Однажды, он поддался настойчивым уговорам другана подменить напарника и заняться на один сезон перегонкой японских авто из Владивостока. Дело неожиданно пошло успешно. За короткое время картонная коробка из-под китайской пары кроссовок забилась доверху денежными знаками.
Поскольку в одежде Аркаша был неприхотлив и покупка второй пары обуви в планах не значилось, следовательно вновь поступившей массе денег не отыскивалось пристанище. Жившая с ним подруга и предложила радикальный способ избавиться от билетов банка России. Это купить новую квартиру. Аркаше было абсолютно все равно в какую форму перейдут захламляющие гардероб бумаженции, именуемые билетами (ещё бы путёвкой в жизнь назвали!). Он-то катался взад-вперед во Владик ради впечатлений. Подруга, скажем так, дала несколько маху: надо было сперва оженить бесшабашного дуралея, потом купить недвижимость – тогда можно было легко выдворить безалаберного муженька, оставшись с законной половиной собственности, а не наоборот, как вышло. Но подтолкнуть к супружеству Аркашу, у которого свобода и независимость есть девиз жизни, – задача с одними неизвестными.
Однако, юная леди справилась. Успешно внушив, что деньги лучше хранить в недвижимости, чтобы быть уверенным в завтрашнем дне, ей пришлось извернуться и подвести свободолюбивого недотепу к пониманию, что и хозяйка дому нужна в женском образе. Самый беспроигрышный вариант – жена. Потому что одновременно жена – это горничная, повариха, управляющая имуществом, любовница, собеседница, компаньон в прогулках и т.д. и т.п. Дальше всегда заносит: радости прежней жизни растоптать и сесть в нескончаемую карусель: прихоти супруги, теща, детки, дача-огород, семейный автомобиль, подбор приличной одежды… Эхе-хе-хе! Ой-ё-ёй! Нафига и нафиг!…
Что если одно звено из этой цепи изъять? Свершить диверсию в собственном доме! И снова возопить о свободе прежним друзьям-подругам!… Продать автомобиль! Тогда несподручно станет часто ездить на дачу-огород, выращивать огурчики и помидорчики, морковку и петрушку. Когда всё там засохнет и зачахнет, продать и саму фазенду… Он, оживший посветлевший вдохновленный этой мечтой, под предлогом назревающего дефекта двигателя молниеносно продал праворульный лимузин. И на эти-то деньги обустроил кафе.
Получилось трехэтажное сооружение. На первом этаже крохотный зал о тридцати квадратных метров. Овальный стол на дюжину гостей. Буфет с набором крепких напитков и неупиваемым бочонком пива. Музыкальный центр «Техникс». Мангал и чан для плова. Нижний этаж такого же размера уходил под землю, приближаясь к абсолютной тишине. Верхний этаж устремлялся ввысь, наполняясь солнечным светом, а на односкатной крыше победоносно развивался флаг с эмблемой кафе. Переход с центрального этажа на верхний, или на нижний, осуществлялся по трубе диаметром в девятьсот миллиметров, в которую была вмонтирована винтовая лестница – как труба, так и лестница предмет гордости Аркаши и восторга гостей (не клиентов, не посетителей – таковых не было по сути). Стены были изрисованы подобно некогда знаменитому автобусу Фольксваген (помните, весь он в разноцветных сегментах цветочных лепестков, с разрисованным пацификом…) за тем лишь исключением, что надписи и рисунки сделаны по внутренней стене пристанища для продвинутых и врубившихся в жизненную суть людей. Шокировать, призывать присоединяться нет резона, поскольку это уже было сделано другими, это все прогремело в мире, поколебало устои и вызвало «пассивную революцию в сознании».
Аркаша и его друзья не были чистыми последователями столь фундаментального клина в общественное сознания, расколовшего и вызвавшее его эволюцию, которая ныне чуть приостановилось, оттого что редеет поколение и теряется вера в некогда незыблемые идеалы. Теперь, когда снова агрессия набирает силу и становится определяющим способом решения разного масштаба проблем и установление глобального контроля за подсознательными процессами человеческой психики им как-то бы «день простоять, да ночь продержаться».
Центральное место в росписи стен занимали лозунги:
«НИЧЕГО НЕТ ВАЖНЕЕ ЛЮБВИ»
«ДАЙТЕ МИРУ ШАНС»
«ВЫКЛЮЧИ СВИНЬЮ»
«СОХРАНИТЕ ЦВЕТЫ НА ЗЕМЛЕ»
«ЛУЧШЕ ЗАНИМАТЬСЯ ЛЮБОВЬЮ, ЧЕМ ВОЙНОЙ»
«ЛУЧШЕ ВЛЕЗТЬ В ГРЯЗЬ, ЧЕМ В ПОЛИТИКУ»
«МЫ – СТВОЛОВЫЕ КЛЕТКИ ЛЮБВИ»
«НЕТ НАРКОТИКАМ»
Когда-то наркотики были непременным и обязательным условием вхождением в эту духовную ипостась, провозглашенную панацеей от безумия реального мира, захлебывающегося в насилии. Наркотикам отводилась роль безболезненного изменения сознания путем потрясающих видений иных миров, столь же реальных в восприятии. Существовали и существуют целые ритуалы мягкого употребления наркотиков, планомерно и целенонаправлено разрушающих границы привычного восприятия. И потом была уверенность, что вот-вот синтезируют безопасную галлюцигенную таблетку (так появилась ЛСД, и другое). Но не получилось. Все синтетические наркотики, как и растительного происхождения, становились убийцами. Изменение сознания с помощью наркотических средств превратилось в массовое самоубийство. Преждевременная смерть ряда рок-кумиров: Джим Моррисон. Дженни Джоплин, Джими Хендрикс, Джон Бонэм, Брайн Джонс… Оказалось очевидным, что картину реального мира нельзя разрушить бредом галлюцинации. Чтобы достигнуть видение истинного духовного мира есть и другие способы: медитации, религия, социальное творчество, перенос революции сознания на себя (начинать с себя, и главное – отказ от насилия). Самое доступное – социальное творчество.
Аркаша нутром понимал: «НАРКОТИКАМ – НЕТ». Да и зачем, когда есть водка, есть пиво, есть сигарета, есть рок-музыка, есть мотоцикл, есть друзья и подруги, которые думают также. А ныне есть кафе «Flower Power»…Рядом с входом в кафе стоял мотоцикл «Ямаха». Стоял, потому что кафе на самом деле первоначально было боксом в гаражном кооперативе… Вот так!
Конечно, территория гаражей – это вам не Манхеттен, ни Арбат, ни Дерибасовская, ни пешеходная часть улицы Вайнера в Екатеринбурге. Но не все так плохо. Подождите с выводами и разочарованием. Дело в том, что гаражный кооператив занимал очень выгодное месторасположение. Он был на стыке жилых кварталов и промышленной зоны города, при всем притом, основные транспортные артерии, связывающие город и промзону, опоясывали гаражный массив, привнося мощный импульс развития, примыкал даже городок воинской части.
Некогда здесь была гора. Высокая скалистая и безымянная. Во вторую волну индустриализации (после разгрома фашистов) здесь Партией было решено воздвигнуть город. И гора послужила первым строительным материалом. Был устроен карьер, камнедробильное производство – вот тебе щебень, полуфабрикат для цемента. За пару десятков лет, как повелось на Урале: «была гора высокая – стала яма глубокая», образовалась впадина, которая наполнилась водой. Сама территория стала небезопасна: крутые обрывистые берега с растрескавшимся скальным грунтом и глубина достаточная, чтобы захлебнуться и уйти на дно, где тоска зеленая погибшим человечкам… нет в помине, не завелись ещё и русалки, сладкозвучные девы водяные, хулиганистый леший не развеселит и не нагонит страха – одни пни да коряги. Да зрели эмбрионы страшенных мутантов для новых фильмов ужасов.
Следующим этапом освоением этой частицы природы-матушки стало заполнение впадины неопасными отходами: мусор, грунт от планировки нулевого цикла при строительстве. За десяток лет от впадины и следа не осталось. И землю распределили между горожанами для строительства индивидуальных гаражных боксов. Кстати, потом этот хозяйский подход был использован японцами в расширении национальной территории. Итак, природную скалу превратили в строительный материал, зияющую брешь на теле земли-матушки завалили отходами, дали выстроиться гаражному городку. Но насыпной грунт вперемежку со строительным мусором продолжал медленно оседать, образую новую впадину. Верховая вода заливала гаражи, и ничего более не оставалось, как наращивать стены, поднимать потолки – так и получались двух-трехэтажные сооружения, в которых помимо, собственно места для автомобиля образовывались подземные строения. Потом поневоле расстроившееся хозяева ломали голову, как бы с пользой использовать дополнительную площадь. Кто делал склад, кто мастерскую, а кто и подобие жилой комнаты.
Когда Аркаша задумывался, на каком месте он обустроил кафе, ему мерещился некий философский смысл, некое открытие постиндустриального будущего, когда из-за неимения целинных природных ископаемых начнется вторичная переработка ранее сделанного, когда человеческая культура напрочь отойдёт от своих корней… Приблизится ли к идеалу, зажегшего искру разума? Уподобится ли вечному строительному материалу с утешительным набором тщеславных бонусов: золотые хоромы при жизни, а после – резной дубовый гроб для гниения откормленного тела?
Вопросы ненавязчиво обозначались, между тем, ответы не торопились последовать вслед. И сам хозяин бедовой головушки не ускорял мыслительный процесс – Аркаша самым сладостным размышлениям предпочитал созерцание.
По утрам он любил за чашкой густого кофе и сигаретным дымом наблюдать вполглаза как оживают безмолвные сооружения. Аркаша усаживался в красное пластмассовое стул-кресло. На столике рядом дымилось свежеприготовленное кофе, смешиваясь с благовонием вспыхивающего табака. Двери кафе распахивались настежь, и свежий воздух выпроваживал запахи прошедшего дня из темного зала.
Первым явлением, раздирающим утреннюю тишь были деловые люди, и Аркаша рассеянным взглядом посматривал на собранных и упакованных в строгие костюмы соседей, выкатывающих из гаражей автомобили, один круче другого, и без проволочек, без лишних слов, ограничившись легким приветствием друг ко другу, устремлялись на работу. Чуть позднее прикатывали вольные работники, в своих гаражах основавших мастерские по ремонту подержанных личных авто, неимоверно размножившихся в последнее время. Здесь усматривалась четкая специализация: в одном гараже переоборудованным в автомастерскую, ремонтировали продукцию Волжского автозавода, в другом – «Волги», в третьем – иномарки. Рядышком была шиномонтажная мастерская.
Как мастеровые, так и клиенты их, охотно захаживали к Аркаше. Бывало и он сам наведывался к ним, покалякать, почесать языки, потравить анекдоты и веселые байки – взбодрить себя смехом и шуткой. Вчера, кстати, он пообещал им приготовить настоящий узбекский плов… Рассеянность в мгновение слетела. Ведь быть верным данному слову – такое же непреложное правило, как и непременное благожелательное приветствие при встрече.
Аркаша подумал о Мальве, дикой странной девушке, которая как приблудившаяся кошка частенько поселялась у него в кафе и кое в чем помогала.
Мальва! Она было для всех загадкой, и ума ни у кого не хватало добавить к имени одно определяющее слово. Сегодня доверчивая милая нежная, завтра кусает губы от какой-то досады. Сегодня веселая, с шутками и смехом, но с нисходящим сумраком ночи бледное чело, обрамленное длинными черными волосами, казалось светлело, лучилось неясным фосфорическим бликом. Она словно преображалась и поднималась над всеми, окружающими её, на недоступную высоту власти, и могла повелевать и творить по невзначай рожденной прихоти. Её тонкий силуэт в яркую лунную ночь прошибал неизвестным завораживающим ощущением страха и восторга самого толстокожего и примитивного мужчину, а на женщин навевал ужас грядущего одиночества, которое как гроза, ураган в мгновение отнимет самое ценное и дорогое. И отнимет лишь по природе своей странной разрушительной сути. Иногда она хотела то, что здесь именуется sex. Легко добивалась желаемое от желаемого. И замирала в умопомрачительном восторге, напряженно сдерживая его, потому что боялась преобразиться окончательно, до сумасшествия, и сразу уходя от того, с кем это началось и получилось. Чтобы тот дурацкими словами не испортил привнесенное своим от природы данным мужским генератором sex’ чудесное волнение, ощущение транса, дополнившее недостающие ночные краски, последний штрих в её таинственный настрой. Это порой было ей так же нужно, как свет Луны, как веяние свежести в знойный вечер, как…как многое, чему ищем продолжение в вязкой и звонкой окружающей тишине как образ чего-то своего и своему незримому я.
Зачем ей нужно было это? Частицу священного акта зачатия жизни, пробовать и примерять к своим упоительным ощущениям неведомых миров, которые она также явственно ощущала, как глупого трудягу-фаллоса. Однако, и этого было недостаточным для того большого, что вызвало её самою к жизни. Она созерцала вечерний закаты и при первых бликах ночного светила вновь и вновь уходила искать то сокровенное чувство, что поднимало её ввысь: иногда находя его в мужских объятиях, иногда в сизом дыме с привкусом табака, иногда просто засыпала, обессиленная ночным скитанием, забывалась, перемещалась в разноцветные сновидения…
Аркаша огласил гулкую тишину кафе именем Мальвы. Вчера она была, и как будто бы осталась ночевать, свернувшись клубком на маленьком диванчике. Как бы хотелось её сейчас увидеть! Он встал из кресла и прошел в кафе, к тому затемненному углу, где вчера примостилась Мальва. Пусто! Отброшенное в сторону одеяльце, пепел сигарет на столике и листок бумаги с незавершенным эскизом: она любила рисовать карандашом и акварелью. Аркашу цапнула грусть. Когда же она успела исчезнуть и что её спугнуло? Ах да! Вчера под занавес явился веселый капитан с двумя развязными девчонками, которые после только что отмеченного совершеннолетия, бросились в пучину sex-познания.
На верхнем этаже были приватные комнаты-кубрики, где распалялась сексуальная фантазия и тут же находила реальные выход. Как уж там получалось? Можно было судить по утомленным блаженством лицам, какому-то налету умудренности на смену лихорадочному блеску нетерпения, с каким залетали стрелой наверх. И по истошным крикам, как аплодисментами творимого на sex-вечеринке… Вчера орали во всю глотку! То одна, то другая, то победоносный рык капитана, дошедшего до кондиции, завершающим аккордом венчал звуковое сопровождение.
Потом девчонки, оказались чистюлями и страшно озабоченными подцепить заразу, которая омрачит, если не порушит, последующую взрослую жизнь. По современным понятиям безопасности мало облечь мужского дружка в резиновый кафтан – еще и надлежит обработать лобки и обоих специальными обеззараживающими мазями-гелями. В аптеках эти мази продаются по номерам в комплекте с гелями иного действия… У Аркаши подобное было в наличии в полном ассортименте, он весь этот набор и вручил капитану, опешившему от настоятельных требований подружек дополнить банальную резинку современными гигиеническими разработками. Всё это с партией алкоголя было поднято наверх, и что-то девчонки попутали с мазями, (возможно, клюнули на последнее интересное направление, усиливающее ощущение…) От этого и крики и визг.
Весь этот сладостный ор отвратил и спугнул Мальву. Она, конечно же, выскользнула в расцвеченную звездами ночь, пропала и растворилась в ней. Надолго? Где ты, Мальва?…
Аркаша, слегка огорченный исчезновением приятной и загадочной помощницы, снова уселся в кресло, растопить горчинку в душе теплыми лучами восходящего солнца. Частенько, бывало здесь сиживала и Мальва, и он любил наблюдать за её пробуждающимся естеством… Надо будет прибраться на вернем этаже, или дождаться капитана: пусть сам убирает остатки разгульной ночи: пол усеян цветными фантиками упаковок презиков. Ох и замаялся, видно, он вчера: меняя местами девчонок, он менял и одежды для общего дружка.
Вообще с военными Аркаша дружил, хотя суть их обязанностей претила, но сами люди в шинелях по-человечески были понятны: люди открытые, с душой нараспашку. У него не переводился воинский сухой паек: консервы, галеты, горький шоколад – все это они ему приносили за ненадобностью. Часто их подразумевающиеся военные сборы проводились здесь, за бокалом спиртного и в обнимку с подружкой. «Чем больше любви, всякой-разной любви, – тем меньше времени и сил на агрессию. Война, драчки – это абсурд!» – считал Аркаша и открывал шире дверь в кафе «Flower Power».
Заунывный скрип дверей вывел Аркашу из рассеянности. Рядом через три гаража сосед распахивал ворота и махал ему рукой. Одет он в дорогой и презентабельный светло-серый костюм, в руках кейс. Вместо шляпы аккуратно подстриженные волосы.
— Кричу тебе приветствие, а ты и ухом не ведешь! – пенял ему сосед добродушно улыбаясь.
— Добре-добре, Валерий Григорьевич! Здравствуй уважаемый!… Уж не обессудь – это я ещё проснуться не могу… Кто понял жизнь, тот не спешит. Так, вроде бы говориться умными людьми.
— Говорится так, но делается по-другому.
— Это у вас говориться одно, а делается другое. У вас – это в стеклянных конторах, подпирающих небо. А у нас, как говорится, так и делается.
Валера усмехнулся и, не посчитав нужным вступать в полемику, шагнул в проём гаража. А через десять минут вышел совершенно другим: на нем уже была темно-синего цвета спецодежда с едва заметными разводами грязи.
— Вау! – опешил Аркаша. – Не понял! Прийти в цивильном костюме в гараж и переодеться в грязное рубище!!???
— Чего тут непонятного?… Хочу сменить ориентацию, – Валера подошел и сел рядом в кресло.
— Снова не понял!? … А ну давай колись!
— Федьку помнишь?
— Ну, припоминаю.
С этим Федькой, для понимания сути произошедшего, не лишним будет познакомиться поближе, но об этом в следующей главе……
*****
NB: 28.08.2011 изменено название. Было - "Кафе Flower Power".