В нашем доме появился новый житель - мой отчим. Он появился без моего согласия.
Мне тогда было одиннадцать лет. Я учился на одни пятёрки и уже тогда был заряжен на желание стать художником. Однако мама в тот год, когда я получил похвальную грамоту за успехи в четвёртом классе, повела меня в Военкомат, желая сбыть с рук в Суворовское Училище.
К моему счастью, я дяде полковнику категорически не понравился. Во-первых, карликовым ростом и таким же сказочным весом гнома. Так что моему новому дяде отчиму я достался во всей моей красе. Отчим был ростом с моего папу, такой же чёрный, что, видимо, пленило мою маму.
Отчим ходил осенью, зимой и весной в длинной шинели и офицерской фуражке, но без звёздочки и с козырьком, обшитым материей. У моего папы на фотографии было настоящее офицерское обмундирование.
Отчим всё время улыбался, когда приходил с работы. Я ни разу не видел его сердитым. Однако он постоянно жаловался на болезнь пальцев, и ему нельзя было носить тяжести. Так что я постоянно ходил за водой на колонку по очереди с мамой, колол дрова, когда мы с мамой их напилим.
Отчим работал в книжном магазине, постоянно приносил книгу и читал. Когда он отрывался от чтения, чтобы, стоя у электрической лампочки, подрыгать ногами,
я спрашивал: - Интересно? На это отчим весело скалил свои узкие, остренькие зубки, и отвечал: - Прочитай, узнаешь!
Так я и стал великим читателем толстенных фолиантов советской литературы. Обычно,
сквозь все те книги золотой нитью текла любовная тема. Директор большого завода влюблялся в передовую работницу, которая через всю книгу росла, как коммунист,
агитатор за красивую жизнь при коммунизме. Много слов уделялось Ленину, ещё больше Сталину.
А до них в пух и прах критиковался Царизм и все вытекающие из этого неприятности.
Из всего прочитанного за четыре года, в которые моя успеваемость в школе укрепилась на непотопляемой тройке, я запомнил книги Майн Рида "Всадник без головы", Даниэля Дефо "Робинзон Крузо", "Декамерон" и "Тысяча и одна ночь".
Конечно, в тумане моей памяти остались Джек Лондон, Виктор Гюго и ещё Марк Твен.
Я даже запомнил Теодора Драйзера. Из советских писателей остался в памяти Семён Бабаевский с книгой "Белая берёза" и всё!
Отчим так сильно развратил мой вкус, что скоро я уже и не хотел читать даже программные книги для урока литературы. Мне, как будущему писателю, с великим грехом удавалось получить тройку по литературе. Единственно, чем я спасал положение, писал диктанты только на пять.
Отчим тайно любовался мною, потому что я рос очень подвижным и даже смышлёным мальчиком. Моя похожесть на маму помогала мне, потому что не присутствовал в доме незримо папа. Отчим влиял на мою маму очень положительно. Она, чувствуя, что сильно отстаёт в своём образовании, в вечерней школе с грехом пополам освоила программу пятого и шестого классов, что позволило отчиму устроить маму
продавцом в книжный магазин.
Постепенно и мама начала читать. И стала наша семья, как бы, интеллигентной.
Денег - шиш да маленько, но культура росла. Теперь мама материлась только через раз, и то, когда отчим покупал следующую книгу. Слова, которые употребляла мама,
сразу низводили нашу семью в разряд быдла.
Иногда к нам в гости приходила учительница начальной школы. Она участливо интересовалась, расту ли я и поправляюсь ли. Увидев меня, качала головой и говорила слова, которые меня удивляли необыкновенно.
-Надо же! Отец-то мальчика вашего ведь чемпионом Удмуртии был! Что же это Валерий-то не в отца?
Мама почему-то краснела и говорила, что я кушаю за двоих, но сына, наверно, глисты поедают.
Не знаю, так ли это было, но я помнил, что однажды сходил на лужайку одними глистами. А второй был случай, когда рядом с моим лицом на подушке утром я увидел очень белого и длинного глиста. Воспоминания эти у меня сразу вызывали рвоту с потерей аппетита.
О Сталине у меня представление было смутным. Я постоянно то рисовал, то читал книги, то сидел в школе в образе истукана. Учился я прямо в школе. Успевал прочесть в учебнике задание во время перемены, а на уроке уже отвечал. Если успевал прочитать, учительница слушала раскрыв рот. Я шпарил из слова в слово.
Даже запятые помнил, где стоят и делал выразительно паузы. Если не успевал, стоял, захлопнув рот.
При выразительном молчании отметка понижалась до единицы. Затем шла борьба по исправлению. После кола шла непременно пятёрка.
Меня всё время смущало нездоровье отчима. Вид у него на улице был бравый. Точно так же ходил ещё один сосед в такой же, как у отчима, фуражке и шинели осенью, зимой и весной.
Сегодня-то я додумал, что были они оба солдатами, то-есть, офицерами НКВД.
Отчима, конечно, пытали за какую-то промашку, попортили руки, поломали пальцы, отбили спину. Однажды отчим чуть не сгорел. Утюг был включен в сеть, стоял на стуле. А отчим сел рядом. Одежда вспыхнула, а его спина ничего не чувствовала!
К счастью, мама почувствовала запах горелого мяса. Она дико крикнула: - Горишь, ведь! Отчим так с огнём и вылетел на улицу. Мама едва догнала и потушила. Рана до мяса была величиной с мой детский кулак, а отчим ничего не чувствовал. Зажило.
Самым запоминающимся событием была смерть Сталина. Мама присмирела, позабыла на время все матерные слова. Отчим лил крокодиловы слёзы. - Как же теперь жить будем? - так он всё время сам себя спрашивал. Мама молчала. Она вообще не умела плакать.
Я смеялся. Мне было смешно, потому что умирало много людей. Похоронная музыка всё время заунывно напоминала о себе в городе. К смерти я как-то привык легко, но мне в голову даже не приходило, что я тоже должен буду умереть. А Сталин был далеко.
Телевизора у нас тогда не было, радио сообщало новости, но оно у нас часто не включалось. Мы все читали.
Для заключения
Мы, всё же, питались не настолько богато, хотя голодными спать не ложились. Но
мой организм всё время недополучал чего-то такого, отчего я просто не рос и не толстел в те годы. От этого у меня совершенно отсутствовала длительная память.
Особенно это сказывалось на заучивании стихотворений. Сегодня я понял, что это не от питания.
Просто память бывает зрительной, слуховой выборочно.
Свои пейзажи, написанные пятьдесят лет назад я поправляю даже сейчас и вполне успешно. А вот свои стихи мне не выучить, даже если мне пообещают вознаграждение.
Потому что - не дано природой!
А до роста отца я так и не вырос. Ростом с отца стал мой сын.
Ижевск, 2011 год