Редкое удовольствие в армии – это увольнение в город. Увольнительные давали в субботу и воскресенье. В субботу во второй половине дня, а в воскресенье после завтрака. Увольнительные получали только свободные от «нарядов». Те, кто шёл на службу в охрану или на технику, шли на сутки. А вот хозяйственные «наряды» в субботу были только до полудня. После обеда можно было идти в увольнение.
К сожалению, личный состав нашей части был небольшой, поэтому свободных от необходимых «нарядов» оставалось всего несколько человек. Но и тех «просеивали» сквозь взгляд командира роты, старшины роты и младших командиров. Любой из них мог запретить увольнение. Из десяти свободных от «нарядов» шли в увольнение только три- четыре.
За два года службы я ходил в увольнение только один раз. И не потому, что плохо служил. А потому, что считалось, что я и так часто бываю в станице. Ведь мне приходилось покупать фотоматериалы, ватман, краски, кисти, плакатные перья. Кроме того, меня брал в помощники писарь штаба, он же и почтальон, когда нужно было принести посылку в часть.
Конечно, чаще ходили те, для кого она предназначалась. Но писарем, последние пол года, был мой друг Сашка Терещенко. Его, как и меня, призвали поздно. И служил он только год, как имеющий высшее образование. И дружба наша продолжилась после армии. Мы переписывались, изредка ездили друг к другу в гости. Только в последние годы это стало затруднительно.
Живёт он в Украине, под Запорожьем в селе Григорьевка Пологовского района. И это главная причина затруднений. Ведь надо пересекать границу, проходить таможню. А все обострения между нашими странами, естественно, сказываются и на отношении к проезжающим через границу. Приходилось стоять по четыре – шесть часов в очереди, пока таможенники проверят и пропустят машину через границу. Самое золотое время дня теряешь. А по пути ещё и «ДАИшники» останавливают чуть ли не в каждом населённом пункте, вымогая взятки. Так что в последние годы только перезваниваемся изредка.
В увольнение ходили все для знакомства с местными девчонками. Конечно, и я пошёл для этого на летнюю танцплощадку. Народу там набилось много. Пары толкали друг друга. Я долго выбирал наиболее симпатичное лицо, пока не объявили «Белый танец» и меня пригласила девушка. Она была вполне симпатичная, и я протанцевал с ней два танца. Мы пытались разговаривать, но музыка орала так, что мы почти не слышали друг друга и ушли с площадки. Немного побродили по парку, разговаривая, посидели на лавочке.
Вдруг со стороны танцплощадки послышались шум, крики, выстрелы. Я увидел бегущих к площадке солдат и побежал туда же.
На танцплощадке почти никого не было. Наш армейский патруль, младший лейтенант и два солдата, задержали двух гражданских, они стояли «расхристанные». Ещё два сержанта держали рядового с разбитой губой. На лавочке сидели две девушки, одна уговаривала офицера отпустить гражданских ребят.
Я узнал, что ждали наряд милиции, чтобы сдать им гражданских. Моя увольнительная заканчивалась в двадцать три часа, а уже было без пятнадцати минут. Я не стал расспрашивать, что же произошло, решив, что узнаю позже в части. Я собирался проводить девушку до дома, он находился рядом с парком, но она отказалась и увязалась со мной до самой части.
Я почти бежал, боясь опоздать, что грозило наказанием, но мы успевали по пути разговаривать. Договорились ещё встретиться. Но больше мне увольнительных не давали. Хотя однажды я её встретил днём, когда ходил покупать фотоплёнку. Она не произвела на меня впечатления, поэтому кроме общих фраз мы не произнесли. Её торопила подружка и они ушли… Навсегда.
А тогда на следующий день в части я узнал, что же произошло. Местные ребята, уже сильно пьяные, повздорили с солдатами из-за своих местных «красавиц». Началась драка. Бились до крови и не заметили, как подошёл патруль, которому тоже досталось. А лейтенанта, который выхватил пистолет для острастки, сбили с ног, выбив пистолет из руки.
Хорошо, что ему накануне сосед по квартире дал «тренчик», ремешок для пристёгивания пистолета к портупее. Когда лейтенант вскочил, пистолет болтался на
тренчике. Он схватил его и начал стрелять в воздух. Все стали разбегаться. А зачинщики драки «рванули» через забор. Одного схватили наши подбежавшие сержанты, а второй зацепился за одежду и повис. Так и висел, пока подоспевшая милиция не сняла его. Гражданских отдали милиции, а из наших драчунов патруль арестовал только пьяного Витьку Алябьева. Он никогда трезвым не приходил из увольнения, поэтому не часто его заслуживал.
Служил среди нас и один «чудик». Он служил настолько хорошо, что его часто поощряли увольнительными. Но он всегда отказывался от увольнения.
- Если я пойду в увольнение, то обязательно напьюсь, попаду на «губу». А я не хочу, чтобы мне в деревню написали, что я плохо служил. Я не хочу позорить родителей, - так говорил он каждый раз.
И всё таки его уговорили пойти в увольнение уже перед самым дембелем. И он точно напился. Его привели под руки. Дежурный по части приказал посадить его на «губу». Утром командир роты его вызвал, хорошенько пропесочил и приказал отправить его «в наряд» на самую на грязную работу.
- Товарищ командир, я же предупреждал, что напьюсь, - говорил он в своё оправдание.
Но командир и так пожалел его. За пьянку полагалось не менее пяти суток «губы», а он просидел только ночь.