Глава 6 Мелочи жизни.
В
В душе стремленье не остыло
От жизни мелочных обид.
Счастливых дней в ней больше было -
Жизнь из того и состоит.
Третий день экипаж Клёнова не мог вылететь на оперативную точку из-за неожиданно возникшей неисправности двигателя. Его трясло на всех режимах. Авиатехник Кутузов, весь перемазанный в масле и ещё чёрт знает в чём, только разводил руками. В помощь ему выделили несколько инженеров, но и они не могли ничего сделать. Едва двигатель запускали и выводили на режим, он начинал трястись, как в лихорадке.
- Ну что тебе нужно, сволочь? - обращался в минуты отчаяния к двигателю Кутузов. - Мы уже на тебе половину агрегатов сменили и всё бесполезно.
К вечеру экипаж уезжал домой, а Клёнов брал направление в гостиницу, где коротал время до утра. В детский сад ночевать не ездил - жены там уже не было. Ещё в конце прошлого месяца, зная, что улетит в командировку, Клёнов записался на приём к Боброву по личному вопросу. Выждав почти час в очереди, вошёл в кабинет. Командир ОАО восседал в кресле в любимой позе, развалившись, с сигаретой в руке.
- Ну, что там у тебя? - протянув руку, взял рапорт. - Тоже жильё?
Клёнов просил поселить беременную жену в гостинице или в общежитии ввиду его отлёта на АХР.
- Мест нет, - ответил Бобров, возвращая рапорт, только мельком взглянув на него.
- Но у меня безвыходное положение, товарищ командир. Жена беременна, и через два месяца ей рожать.
- Беременна! - Бобров стряхнул пепел в хрустальную пепельницу. - И ты хочешь оставить её одну?
- А куда же мне её? А ночевать одна в детском садике она не может.
- Подожди, в каком садике? О чём ты говоришь?
- Жена там работала, и мы там жили. Вернее, ночевали. Больше негде было.
- Н-да, дела, - затянулся сигаретой Бобров. - Но мест действительно нет. Ищите квартиру.
- Искали. Но никто не сдаёт жильё тем, у кого дети.
- Плохо ищешь, - возразил командир. - Вот мы в своё время не жаловались на такие трудности.
- Я тоже не жалуюсь, я прошу мне помочь.
- Ничем не могу тебе помочь, Клёнов. Ты уже не молодой специалист, обстановку с жильём знаешь, - раздражённо повысил голос Бобров. - Подойдёт очередь - получишь
квартиру. А жену советую домой отправить рожать. Так надёжней будет. Где родители у
тебя?
- У меня одна мать. Далеко. В деревне под Калугой.
- Вот и отлично! Деревня, природа, свежий воздух, чистые продукты. Попроси там следующего...
- Нет, Гошенька, в деревню я не поеду, - сказала тогда вечером Алёна, когда он
сообщил ей о разговоре с Бобровым. - Сам посуди: вдруг роды ночью начнутся, а там ни скорой помощи, ни больницы. Лучше я в Ташкент к своим родителям поеду. А ты время выберешь - прилетишь дней на несколько. - Она обняла его голову, потерлась о жёсткие волосы - Поздно мы с тобой встретились, Клёнов. Раньше бы. И был бы у нас уже сын.
- Или дочь.
- Или дочь. - Алёна провела рукой по его волосам. - Тебе всего тридцать, а ты уже седеть начал.
- Жизнь такая, - невесело пошутил он.
- Ах, Клёнов, Клёнов! Бездомные мы с тобой и никому не нужные. Почему так
устроена жизнь? Почему одним - всё, другим - ничего?
Они лежали, прижавшись друг к другу, в подсобном помещении детского сада. Обычно тут несла ночную вахту сторожиха тётя Варя. Но с тех пор, как здесь обосновались Клёновы с молчаливого согласия заведующей, она приходила вечером, а потом исчезала до утра, справедливо полагая, что ей тут делать нечего.
- Правда, что сын вашего Боброва имеет трёхкомнатную квартиру? Он летает?
- Летает. Ты спи, завтра рано вставать
- И сын вашего секретаря парткома имеет квартиру, а пришёл вместе с тобой.
- Недавно мы узнали, что и своему родственнику Бобров трёхкомнатную квартиру дал. Один командир недавно на разборе этот вопрос поднимал.
- И что?
- Бобров ответил, что это большой специалист по тепловым сетям, который нужен аэропорту. И что он имеет право предоставлять жильё таким нужным людям.
- А лётчики - не специалисты?
- Не могут же все лётчики быть родственниками командира ОАО, - пошутил Гошка - А тот командир Ан-24 больше не работает, уволился.
- Понятно, - вздохнула Алёна.
В углу где лежало всякое барахло, что-то зашуршало. Она теснее прижалась к мужу.
- Боюсь я, Клёнов.
- Ну что ты! Это, наверное, мышка под полом.
- Я не мышь боюсь, я в Ташкент улетать боюсь. Мне кажется, что я тебя больше не увижу.
- Ты просто расстроилась, постарайся уснуть.
Алёна повозилась, устраиваясь удобнее, и притихла. Не было слышно даже её дыхания.
А он лежал в темноте с открытыми глазами. В груди была какая-то пустота, как в бурдюке, из которого выкачали воздух. Завтра утром он проводит жену в Ташкент. А через два часа улетит и сам. Это будет их первое длительное расставание.
Вылет командир эскадрильи назначил ему ещё раньше, но Клёнов попросил передвинуть его на два дня, чтобы проводить жену. Раньше, чем через два дня рейсов на Ташкент не было.
- Да она сама улетит, не маленькая, - возразил Глотов. - Билет-то у ней есть?
- Не в билете дело Она беременна.
- Ну и что? Самолёты и беременных возят. Даже рожают в них, - вспомнил он полёт Васина в Краснодар. - Нет, Клёнов, вылетай завтра. Самолет и экипаж готовы. У нас план горит. А мне знаешь, что будет за срыв вылета?
- Но ведь можно же поменять и направить другой экипаж.
- Не могу, всё уже утверждено и распланировано.
- Так перепланируйте.
- Никто из-за тебя не будет изменять приказ. Это не уважительная причина, не болезнь. Так что готовься к вылету.
- Я не полечу, командир, пока не провожу жену. Мне даже негде её тут одну оставить.
- Ты пойми, это не причина, чтобы срывать вылет. Клёнов, - повысил голос Глотов. – Не нарывайся на неприятности. Тут у нас производство, а не частная лавочка: хочу - лечу, хочу - нет. В Ак-Чубее тебя уже ждёт командир звена Долголетов. Он и выставит вас на точку. Я уже обо всём договорился.
- Вы бы с кем-нибудь договорились о моём ночлеге, - не выдержал Гошка. - Я не знаю, как отдыхать сегодня буду. И где? Смогу ли я обеспечить безопасность полётов завтра?
- Ну, ты даёшь, Клёнов! - Глотов выпрыгнул из-за стола. - Ты чего говоришь? Смотри, договоришься. Ночуй хоть под забором, но безопасность полётов обеспечь. Это святое. Так что будь готов завтра на вылет. А жена сама улетит. А что беременна, что ж, с бабами это случается. Но мы же около них не сидим, работаем.
Глотов погрешил, сказав такое. Оба раза, когда рожала его мамуля, он, будучи тогда ещё командиром звена, срочно брал отпуск. Ему хотелось иметь сыновей, но родились две дочери. Но тут уж, что бог дал.
- Значит, не желаешь вылетать? - поднял он голову и увидел побледневшее лицо Клёнова с каким-то лихорадочным блеском в глазах. - Э-э, что с тобой? Что случилось?
- Вы помните случай, когда второй пилот прибил прямо в кабинете своего командира в Балаково?
- Ну, помню, - наморщил лоб Глотов. - К чему ты это?
- Да к тому, что довели того пилота до белого каления.
- Ну, ты это брось, Клёнов! - на всякий случай командир отодвинулся подальше. – Ты это брось А меня извини. Но и пойми тоже.
- А меня кто поймёт? - с отчаянием произнёс Клёнов.
- Опять он за своё! - по бабьи взмахнул руками командир. - У всех - семьи, у всех - жёны. Но производство из-за этого не должно стоять.
- Тогда я пойду к командиру отряда.
- Твоё право. Но он тебе то же самое скажет.
Через пять минут у Глотова зазвонил телефон. Он снял трубку и услышал тихий и злой голос Токарева, произнёсшего два слова:
- Зайди! Срочно!
Глотов засуетился, поправил галстук, причесался и побежал по коридору. Он давно изучил голоса своих начальников и понял: будет разнос. Но за что?
Токарев сидел за столом, насупившись, и смотрел на Глотова, как разъяренный бык на красную тряпку.
- Владимир Семёнович, ты думаешь своей головой, - постучал он себя для наглядности по лбу, - когда говоришь лётчикам обидные слова? Или у тебя в голове только план?
- А что случилось? - спросил он, хотя уже всё понял.
- У меня сейчас был Клёнов и на его глазах я видел слёзы. Ты представляешь, как надо обидеть мужчину, чтобы он заплакал? Что ты ему наговорил?
- Так, повздорили немного. Но я извинился. Вылетать не желает он, как я запланировал. Баба у него...
- Не баба, а жена, чёрт возьми! И я бы не полетел в его положении. И ты бы не полетел. Поставь себя на его место.
- У меня четверть эскадрильи таких. Но ведь никто не отказывается, - возразил Глотов.
- Они как-то устроились, потому что местные, у других здесь родственники. А у Клёнова тут никого нет. Передвинь ему вылет, ничего не случится. Нельзя же так с людьми, Володя!
- Ну, если вы не против, передвинем.
Утром Гошка стоял у трапа самолёта, вылетающего в Ташкент. К его удивлению к ним подошёл замполит отряда, поздоровался, постоял минутку, пожелал Алёне приятного полёта, попросил не беспокоиться за мужа и, извинившись, удалился.
Они не знали, что накануне Токарев имел беседу с замполитом отряда и в довольно нелицеприятной форме и, не стесняясь особенно в выражениях, отчитал его за неудовлетворительную работу с личным составом. «Скоро лётчики партбилеты начнут выбрасывать к этой самой матери, - бушевал он. - И тогда ты без работы останешься. Обложились бумагами, никакого живого дела от вас нет! Не знаете, что с вашими людьми происходит».
Последние пассажиры поднимались по трапу.
- Гош, я чего-то боюсь, - беспомощно произнесла Алёна. - Мне тревожно.
- Когда люди расстаются - всегда тревожно, милая. Привыкай. Так будет столько, сколько я буду летать. - Он поцеловал её в прохладные губы. - Пора, мой хороший. Я буду думать о тебе.
- И я... тоже. Пока!
- Пока!
Закрыли двери. Откатили трап. Взревели двигатели. Через десять минут самолёт с адским грохотом оторвался от бетонки, мигнул на прощание проблесковыми огнями и растворился в мутной дымке начинающегося дня. А Гошка стоял и смотрел в ту сторону, откуда ещё слышался гул невидимого уже самолёта.
Всё-таки хорошо, что людям не дано знать своего будущего. Или плохо? Но как жить годы, если тебе заранее известен твой роковой день и час?
Супруги Клёновы не знали, что уже скоро их расставаниям придёт конец. Ах, судьба, судьба! За что же ты гак?
Ещё ни разу за всю историю Бронского ОАО ни один самолет не вылетал на АХР в запланированное время. Если вылет планировался на утро, то вылетали в лучшем случае к обеду. Всегда находились какие-то мелкие недоделки, недоработки.
Из-за тряски двигателя Клёнов не мог вылететь уже третий день. Глотов нещадно крыл матом авиатехника Кутузова, плохо подготовившего самолет к вылету. Перед Кленовым он извинился еще раз.
- Boт, видишь, как всё вышло, - сетовал он, - а мы копья ломали, нервы друг другу портили.
- Бог не фрайер, товарищ командир, - пояснял Кутузов, будучи в курсе событий. - Он всё видит. А то, что двигатель трясёт - не моя вина. Вон даже инженеры ничего сделать не могут.
Глотов молчал. Действительно, с двигателем было что-то непонятное.
На четвёртый день Кутузов доложил, что неисправность, наконец, устранена.
- К вылету самолёт готов? - ещё раз уточнил Глотов, зная безалаберность техника. – Не подведёт больше?
- Готов, готов! Хоть сейчас в воздух можно.
С техником Клёнову не повезло. Сначала ему планировали Зародова, с которым он летал ещё по прибытии с училища. Но в последний момент по каким-то соображениям отменили. И закрепили Кутузова. Фамилия вовсе не означала, что его родословная когда-то пересекалась с родословной великого полководца. К тому же современный Кутузов в отличие от своего однофамильца, был страшно ленив и неряшлив. А ещё был большой почитатель Бахуса. Наверно, поэтому его и закрепили в экипаж к Клёнову; мол, сам командир не пьёт и ему не даст Бахуса веселить.
Из-за феноменальной лени с Кутузовым отказывались работать многие командиры. Чтобы заставить его работать, нужно было приложить массу усилий и при этом постараться не повысить на него голос. Кутузов был чрезвычайно обидчив, а, обидевшись, вообще бросал работу. Зная его, Клёнов послал на стоянку второго пилота Малышева Диму, чтобы он на месте определил, всё ли сказанное техником соответствует истине. Истине не соответствовало многое. Вернувшись, Дима доложил, что самолет стоит по уши в грязи, нужен буксир, чтобы вытащить его на асфальтовый перрон. К тому же самолёт не загружен всем тем, что необходимо на оперативной точке: подъёмниками, бочкой с маслом, стартовым имуществом и запасным оборудованием.
- А что же делает Кутузов?
- Играет в техническом домике в нарды. Сказал, что если самолёт вытащат из грязи - будет загружать. В грязь ведь машина не проедет. Просил не беспокоиться.
- Разве это работа? - в сердцах произнес Гошка и посмотрел на сидящего за столом Глотова.
- Что же поделаешь, - вздохнул тот, - не хватает техников, вот и держим таких. Выбирать не приходится. Вы пока идите в штурманскую готовьтесь, проанализируйте погоду, дайте в АДП задержку.
В АДП долго не могла растелиться метеослужба. Синоптики долго рядили-гадали, какой прогноз писать по маршруту на Ак-Чубей. Худая и длинная, словно жердь, девица по кличке Танька-Окклюзия, минут десять трясла своими картами кольцовками, морщила лоб, что-то шептала, словно заклинание. Потом перетрясла все бумажки с данными погоды северных аэропортов региона. Везде погода была нормальной. Но в метеорологической голове Окклюзии что-то зашкалило, засело что-то сомнительное, и она снова уставилась на карту кольцовку.
Гошка уже давно проанализировал погоду, никаких неожиданностей она не предвещала. С севера на регион натекал холодный воздух антициклона и кое-где в нём мороз доходил до 10 градусов Он не выдержал:
- Быть может, вы мне напишете бланк прогноза, а потом будете изучать карты?
- Я нe могу вам выписать летный прогноз, - подняла голову Окклюзия.
- Что? Да ведь погода везде хорошая!
- Карты показывают, что возможен туман.
- А если его не будет?
- Практика показывает, что туман возникает в утренние часы, - заученно пробубнила девица. - Прогноз летный будет после 11 часов.
Клёнов пошёл к диспетчеру АДП и сказал, чтобы дали задержку для ПВО до 11 часов.
- Зачем? - удивился тот.
- А вот бюро прогнозов где-то туман откопало.
- А, это не ново. Раз Танька - Окклюзия не может - мы тоже не можем. Отдыхайте.
- Какой отдых? - мотнул головой Клёнов. - Вылетать нужно, пока день не угас.
- Не убивайся, не улетишь сегодня - улетишь завтра. Или послезавтра.
- Вот так? Нет, чтобы на Окклюзию воздействовать. А вам всё равно летаем мы или нет. Премии идут, оклады - тоже.
Он вышел в коридор и столкнулся со своим вторым пилотом.
- Штурманский бортжурнал дежурный штурман не подписывает. Давай сюда, говорит, командира.
Дежурный штурман Ахатов по кличке Инструкция был известен своим буквоедством не только в Бронске, но и далеко за его пределами. Он был из тех, кто благополучно пролетал в транспортной авиации до пенсии. Ан-2 он видел только издали и в его представлении это был не самолёт, а какой-то архаизм. А лётчиков, на нём летавших по уровню самолётовождения он сравнивал с братьями Райт.
- Ага, вот и командир прибыл! - воскликнул он. - Ты что же это, братец, инструкцию нарушаешь? Подписывать бортовой журнал нужно в полном составе экипажа. Приказа не знаешь?
- Знаю, - усмехнулся Клёнов. - А если бы экипаж из десяти человек состоял, тогда как? В очередь выстраиваться? За штурманскую подготовку отвечает второй пилот, и я ему доверяю.
- Но инструкция...
- Послушай, - не выдержал кто-то из лётчиков, - что ты привязался к ним со своей инструкцией. Сам, не летал что ли?
Ахатов поднял голову, отыскивая взглядом говорившего. Не отыскал, но на всякий случай произнёс:
- Подойдёшь ко мне подписывать - побеседуем.
В комнате установилась гнетущая тишина. Все знали сварливый характер Ахатова. Некоторые экипажи, особенно транзитные, он доводил своими инструкциями до белого каления.
- Куда летим? - сурово спросил он Клёнова.
- Там все написано, - кивнул Гошка на бортжурнал.
- Написано, говоришь, - прогнусавил Ахатов, придвигая к себе бумагу и навешивая на нос очки. - Ну-ну, посмотрим. - Он извлёк из ящика стола навигационную линейку и с минуту двигал по ней бегунок. - Ну вот, неправильно рассчитана безопасная высота на участке Куренное - Ак-Чубей. - Штурман отшвырнул от себя бумагу, передразнив: «Я ему доверяю!».
Сели за стол, всё пересчитали снова. Действительно, на последнем участке безопасная высота была на 10 метров меньше. Но это считалось в пределах допуска. Об этом и сказали Ахатову.
- Ни метра не должно быть ниже, ни сантиметра, - возразил буквоед. -
Самолётовождение точность любит. Исправьте. И покажите мне полётную карту.
Обнюхав карту и не найдя крамолы, Ахатов даже взгрустнул.
- А навигационная карта у вас имеется? По которой пеленгуетесь?
И эта карта оказалась в полном порядке.
- Назовите ограничительные пеленги в Ак-Чубее?
Оказалось, что они знают и ограничительные пеленги, и посадочные курсы запасного аэродрома.
- Прогноз погоды имеется? Покажите?
- Нет пока прогноза, - едва сдерживаясь, ответил Клёнов. - Вы нам бортжурнал подпишите, а с синоптиками мы сами разберёмся.
- О-о, братцы мои! - обрадовано воскликнул Ахатов. - Так не пойдёт! Инструкции не знаете. Я записываю вас в книгу замечаний. На разборе вам командиры промоют мозги.
- Вот зануда! И чего к ребятам прицепился! - снова не выдержал кто-то.
Клёнов, яростно засопев, схватил журнал и кивнул Малышеву:
- Пошли отсюда! Не горит пока...
В курилке они дали волю языкам, упоминая Аэрофлот, его порядки и таких Ахатовых, «которых душить надо», чтобы нервы лётчикам не портили.
- Этот дежурный - великий почитатель инструкций, - улыбнулся стоящий у дверей командир Ту-134 Дягилев. - Не зря же ему кличку такую дали. Когда-то он у меня в экипаже целых три года летал. Как навигатор - хорош, но как человек - тяжёлый. Придёт указание министра за обедом ложку держать в левой руке - не задумываясь, будет выполнять.
Экипаж Дягилева заступил в утренний резерв. Они получили направление в гостиницу, но, как обычно, сидели в штурманской, обмениваясь новостями, смеялись над новыми анекдотами, просто трепались ни о чём. И курили. Оторвавшись от экранов радаров, сюда приходили курить со второго этажа и диспетчеры службы движения. Курилка в это время никогда не пустовала.
- Это Ахатову наш механик такую кликуху дал, да так она прочно к нему прилипла, что и фамилию его начали забывать, - продолжил травлю второй пилот Дягилева. - А однажды начальник штаба, наряд на следующий день планируя, видимо в задумчивости в графе, где фамилии штурманов пишут, вместо фамилии его так и написал - инструкция. Машинистка же, печатая наряд, нисколько в странности этой «фамилии» не усомнилась, а просто напечатала её с большой буквы. Потом всё это размножила в восьми экземплярах, а командир Шахов подписал. После этого наряд разнесли заинтересованным службам. Так Инструкцию узнал весь аэропорт. Он стал известной личностью, своего рода толкователем наших бестолковых и спорных документов. К нему, бывало, до хрипоты наспорившись, обращались, как в арбитражный суд; рассуди, кто из нас прав ты же все инструкции знаешь.
- Ты, Иван Васильевич, расскажи, как с помощью Ахатова в ташкентском люксе ночевали, - смеясь, попросил штурман его экипажа.
Все заинтересованно повернулись к Дягилеву. Даже транзитные экипажи, уже подписавшие задания на дальнейший полет и, по традиции, забежавшие перед взлётом покурить, задержались, предчувствуя что-то смешное.
- Это давно уже было, - начал вспоминать Дягилев. - Выполняли мы как-то в Ташкент дополнительный рейс. Свой рейс в Москву уже выполнили, и потому на обратную дорогу времени уже не хватало, предстояло ночевать в Ташкенте. Об этом и сказали диспетчеру, как только вышли на связь. Тот передал это по инстанциям в АДП, а там, зная, что рейс внеплановый, ответили, как всегда: мест в профилактории нет.
- Мест в профилактории нет, - передал диспетчер подхода экипажу.
Дягилев, много лет пролетавший, знал всю подноготнюю Аэрофлота, все его гримасы, переулки и закоулки, все слабые места наземных служб. Знал и то, что после посадки придётся трепать нервы и тратить время, чтобы получить положенные 12 часов отдыха на какой-нибудь раскладушке в гостинице. Ох, как всё это надоело. И он нажал кнопку радио:
- Передайте там, что у нас на борту САМ Ахатов, - сделал он ударение на слове сам.
- По-онял! - глубокомысленно отозвался диспетчер и через минуту уже другим тоном проговорил:
- Уточните, пожалуйста, кто у вас на борту?
- Сам, сам Ахатов, - напористо и нагло ответил Дягилев. - А с ним – инструкция. Приземлимся - узнаете. Но он просил никого не встречать его - очень устал. От Москвы путь не близок.
И опять диспетчер замолк, видимо докладывая по инстанциям. Но скоро снова вышел на связь:
- Уточните, кто такой Ахатов?
- Это не для эфира, - жёстко ответил Дягилев.
У штурмана чуть глаза из орбит не вылезли: командир инструкцию по фразеологии радиообмена нарушает почём зря. Но это ещё ничего. Но вот не спятил ли он? Такое редко, но случается. На снижении шутить некогда, а он какую-то галиматью в эфир гонит. Мало ли, что негде спать будет, не в первый раз. До Ахатова, не понимающего даже тени юмора и привыкшего за четверть века сидения за навигационными приборами мыслить плоско, как пеленгационная карта, никак не доходил смысл сказанных командиром фраз. «Сошёл с ума! - с ужасом подумал он. - Долетался!». Осторожно высунувшись из своей конуры, он протянул руку и подёргал за концы брюк второго пилота, ступни которого располагались на педалях на уровне его носа. И многозначительно посмотрел на него снизу вверх, а потом повёл взглядом на командира. Это означало: страхуй его на посадке, сам видишь - свихнулся. Но ещё больше удивился Ахатов, когда услышал голос диспетчера:
- Вам люкс заказан. Второй этаж.
- Вас поняли, - весело ответил Дягилев и бодрым голосом скомандовал: - Экипаж,
приготовиться к посадке!
На земле их обслужили без проволочек. У трапа к Дягилеву подошёл кто-то из местного начальства с широкой «лыкой» на погонах.
- Простите, вы командир?
- Да, - ответил Дягилев, размышляя, что ему нужно.
- А... где же сам? - незнакомец округлил глаза.
- А-а, Ахатов? - Иван Васильевич понял, что встречают САМОГО. - Он там, в кабине, - едва сдерживая смех, кивнул на самолёт, где за стеклом был виден складывающий в портфель документы штурман. - Устал он, злой, как чёрт. Он же просил не встречать.
- Злой? Понял, понял, - засуетился начальник, - я только взглянуть пришёл.
- Отоспаться ему надо, - пояснил Дягилев
- Да, конечно. Не буду вас задерживать. - И начальник исчез. Дягилев понял: это была разведка. Он только молил бога, чтобы копуша-штурман не покинул кабину раньше, чем исчезнет разведчик.
Люкс был хорош. С телефоном, цветным телевизором и прочими гостиничными атрибутами. Перед сном к ним кто-то робко поцарапался в номер.
- Войдите! - отозвался Дягилев.
Вошёл мужчина, представился:
- Я врач профилактория. Быть может, у вас есть какие-то просьбы?
- Нет, спасибо. Всё хорошо. Давно так не отдыхали. Устали, знаете ли...
- Да, да, часовые пояса, радиация, я понимаю. - Мужчина попятился к двери. - Отдыхайте. А... прошу прошения. Где же... сам?
- Кто, кто?- не понял Дягилев, уже забывший свою шутку. - Ах, Ахатов?
- Да, да, Ахатов.
- Так вот он же спит, - понизив голос и многозначительно вытянув лицо, показал он на штурмана, который, словно ребёнок, всхрапывал на своей кровати.
-Ага! Да, да! - подобострастно поднял руки врач. - Спокойной ночи.
Утром первое, о чём его спросили в АДП, полетит ли с ними Ахатов обратно?
- Конечно, - ответил Дягилев, - куда же мы без него.
Когда подготовились и пришли принимать решение на вылет, диспетчер спросил:
- А кто этот ваш Ахатов?
- Мой штурман, - невозмутимо ответил Иван Васильевич.
- А... он кто, этот ваш штурман?
- Как это кто? Навигатор наш, специалист первого класса, - тоном учителя,
выговаривающего непонятливому ученику, пояснил Дягилев. - Вот, видите, в задании написано: фамилия - Ахатов, имя – Суюнбек.
- Суюнбек, говоришь? Чёрт бы вас побрал, Бронских юмористов! - выругался
старший диспетчер. Всю ночь из-за вас бумаги проверяли. Кого это, думали, инкогнито
принесло из Москвы?
- Молодец! - смеялись транзитники. - И ведь ничего не врал им. Ну а начальство встречать в Ташкенте умеют. Когда бы ещё в люксе ночевали.
- Как-то полетел Ахатов в Одессу со сменой. Сутки там сидели. Экипаж, как всегда, на пляж, а он по магазинам. И где-то купил рыбу в здоровых таких, как противотанковые мины, банках. Прилетели домой, а на следующий день он вдруг настойчиво стал упрашивать
командира эскадрильи, чтобы тот его снова в Одессу поставил. Ну, поставили, уважили
просьбу. Прилетели в Одессу. Все опять на пляж, а штурман - в магазин. Вернулись с пляжа в гостиницу, смотрят, лежит Ахатов на кровати, а рядом груда этих самых противотанковых банок. На вопрос, зачем так много, ответил что знакомые на свадьбу заказали. Пожали плечами, мол, и в Бронске это есть. На следующий день, как прибыл самолёт, всем экипажем потащили его «мины» через проходную на стоянку.
'Гак бы тот случай и забылся, но как-то жена Ахатова рассказала своей знакомой, что муж однажды привёз из Одессы чёрную икру по цене обычной рыбы. А через день снова туда полетел и привёз, дурак, 15 банок... рыбы. Каждая банка весом по два кило. Обалдевший Ахатов вскрыл их все и потом не знали, куда рыбу девать. А знакомая его жены работала вместе с женой штурмана эскадрильи Игнатова. Так всё вскрылось.
- Он что же, экипажу про это - ни гу-гу?
- Ни слова.
- Бог наказал. Есть значит всевышний.
- А, может, так и лучше вышло. Представляешь, сколько бы этой рыбы набрали восемь человек, то есть весь экипаж?
- Ха-ха-ха! Го-го-го! Весь отряд объелся бы!
- Море пива можно выпить!
Но не очень-то часто путаются подпольные бизнесмены.
Синоптики проснулись только к обеду. Тумана так нигде и не было, но в течение четырёх часов они писали не летные прогнозы, чем задержали вылеты всех самолётов и вертолётов, вылетающих на север. Ругаться, спорить и упрашивать синоптиков за много лет всем надоело, уже давно к этому стали относиться равнодушно. К тому же дежурила на метео известная Танька-Окклюзия, говорить с которой было труднее, чем с телеграфным столбом.
Из своего кабинета несколько раз звонил Глотов и спрашивал, когда вылетят?
- Как только синоптики лётный прогноз родят, - отвечал Клёнов
Глотов чертыхался по адресу «дебильной» Окклюзии и бросал трубку.
Дежурный командир по полётам несколько раз собирал со всех северных портов погоду и взывал к совести плоскогрудой Окклюзии. Даже флегматичный диспетчер не выдержал и через окошко начал переругиваться с плоскогрудой.
- Кто за задержки отвечать будет? - взывал он, вытянув шею в окошко.
- Тот, кто ваши порядки придумал, - парировала Окклюзия. - Летите, я никого не держу.
- Но прогноз! - хрипел дежурный командир.- Нельзя вылетать при нелётном прогнозе.
- На то он и прогноз, - отвечала метеомымра, - а не фактическая погода. Если мне нужно - я бы полетела. А прогноз мой научно обоснован.
- Да разве метео - это наука? - восклицал дежурный командир.
- Тьфу, чёрт! - плевался диспетчер. - Она права, не синоптики же запреты
устанавливают, а наши параграфы.
- Господи, помоги мне донести крест свой до конца дежурства и не сойти с ума! - взмолился дежурный командир и тоже плюнул в сторону окошка, за которым сидела вредная Окклюзия.
К 12 часам Окклюзия поняла, что научно обоснованный туман так и не появится, и написала лётный прогноз.
- Наконец-то, - выдохнул Дима Малышев, - неужели улетим?
- Ещё неизвестно, что нам Кутузов скажет.
- Нужен буксир, - сказал Кутузов. - А КРАЗ-буксировщик сам буксует, не может к
самолёту проехать. Гусеничного же трактора нет.
- Не проеду, - подтвердил старый водитель буксировщика. - В войну, помнится, такой
грязи на аэродромах не знали. Неужели так трудно стоянки и рулёжные дорожки
заасфальтировать?
- Плёвое дело, - сказал пришедший проводить экипаж Глотов. - Да не хочет этого Бобров делать. Только обещает каждый год.
- Лучше фонтаны на привокзальной площади делать, - сплюнул на грязный пол технического домика техник Зародов. - Ты что же, командир, в этом году от меня отказался? - спросил Клёнова. - Или Кутузов лучше?
- Начальство так распорядилось, - хмуро ответил Гошка.
- Понятно, - кивнул Зародов, - Начальству всегда виднее.
- Да что им виднее? Наши условия работы они видят? - не выдержал кто-то из молодых техников. - Осенью увольняемся, хватит. Отработали свои три года. Пусть тут Бобров в грязи захлебнётся.
- Вот так! Кутузов, скоро мы тут с тобой вдвоём останемся, - засмеялся Зародов.- Слышь, фельдмаршал, больше лётчиков зарплата светит. Куда деньги девать будешь?
- Держи карман шире, - засомневался тот, мазнув себя грязной ладонью по лицу.
- Вынуждены будут платить, когда все уволятся.
Смеялись нехотя и вовсе не весело. Действительно, текучесть кадров среди техников Ан-2 была самой большой в предприятии.
- Что будем делать-то, командир? - обратились к Глотову.
- Ждать, когда это болото высохнет, - захихикал Кутузов. - Нам-то что, зарплата идёт – и ладно. Да вон Клёнов говорит, синоптики мороз обещают. Если не высохнет, то, может, вымерзнет болото.
- Ага, если не понос, то золотуха. Тьфу, в твою авиацию мать! И дёрнул чёрт меня в это училище поступить!
Глотов смял трубку телефона, обрисовал Байкалову обстановку.
- Что-то надо делать, - сказал в заключение, - иначе все вылеты сорвутся. Так и до лета не улетим. Ведь по болоту можно на катере плавать. Когда-то оно высохнет?
- А что ты предлагаешь? На руках самолеты из грязи вытаскивать? Сам там не утонешь? - спросил Байкалов. В голосе его чувствовалась ярость бессилия.
- Тогда я отменяю вылет Клёнова и всех остальных?
- Минуту,- что-то решил командир, - подожди пока...
Он нажал кнопку селектора:
-Чувилов, Бека, Токарева и Агапкина ко мне!
- Будет сделано! - без лишних вопросов отозвался начальник штаба.
Уже через час Бек с Агапкиным обзвонили всех членов парткома и объяснили, что по случаю массового вылета на АХР приглашают проводить экипажи прямо со стоянок. Тем более, что в плане парткома такое мероприятие запланировано. А заодно инспекторский осмотр самолётов проведут, который тоже запланирован. Секретарь парткома Леднёв сначала отказывался, ссылаясь на занятость (отчёт в райком партии нужно срочно готовить), но когда ему сказали, что сорвётся запланированное парткомом же мероприятие, согласился, и даже обещал привести с собой Боброва и Агеева.
Тем временем Байкалов направил на стоянку всех лётчиков, которые были в этот момент в подразделении. К трём часам на маленьком заасфальтированном пятачке у технического домика собрались все экипажи и технический состав. Только около этого маленького пятачка, изрядно уже разбитого, ещё можно было пройти в ботинках.
Спустя некоторое время стали собираться члены парткома. Минут через пять на магистральной рулёжной дорожке появилась «Волга» Боброва. Выруливающий со стоянки Ту-134 вдруг резко остановился, словно наткнувшись на стену, и сбавил обороты, пропуская... автомобиль. Диспетчер руления знал, что никакая другая машина так вольно по перрону раскатывать не может, и приказал экипажу её пропустить. Из машины, как всегда импозантный, в сером форменном плаще и без фуражки не спеша, выбрался Бобров. За ним, подслеповато щурясь от яркого солнца, выбрался Агеев и Леднёв.
- В чём дело, Байкалов? - Бобров поздоровался с ним за руку, остальным просто сделал царственный кивок. - Зачем ты сюда собрал весь партком?
- Не весь, - тихо промолвил за спиной Токарев. - Не пришли инспектор по безопасности и председатель профсоюза ОАО.
- Это не важно! - не удостоил его взглядом Бобров. - Ты людей от работы оторвал, Байкалов, зачем?
- Согласно плану парткома на сегодня запланирован инспекторский осмотр самолётов, вылетающих на АХР с участием членов парткома. Вот мы и собрались. А ответственный у нас в отряде за это мероприятие командир эскадрильи Бек.
- Что, разве есть такой план? - повернулся Бобров к Леднёву.
- Есть, - ответил тот. - Такой пункт включается в план ежегодно.
- Ну, хорошо. И что же мы должны делать? - недовольно спросил Бобров, отыскивая взглядом начальника АТБ Дрыгало. - Самолеты больше некому осматривать, Сергей Максимович?
- План- то составляется, - ответил Дрыгало, - но никогда не выполняется. И сегодня бы остался без внимания, если бы вот лётчики не настояли.
- Кому, чёрт возьми, нужны такие планы? - нагнулся к Леднёву Бобров.
- Нам с вами, - также тихо ответил тот.
- Не понимаю.
- План работы парткома должен отражать все виды деятельности предприятия. Проверяющие всегда обращают на это внимание. Ну и вот...
- Понятно, - недовольно перебил Бобров. - Что ж, командуйте, Бек, коли такое дело.
- Товарищи члены парткома, - шагнул вперед Бек, начиная чернеть. - Сейчас нам предстоит провести инспекторский осмотр самолётов, вылетающих на АХР. Они готовы, но это, так сказать, последняя инстанция, нечто вроде партийного контроля. Мы понимаем, что сделано это для повышения безопасности полётов, - с едва заметной иронией произнёс он. - Но вина наша в том, что подобные мероприятия не проводились и оставались запланированными лишь на бумаге.
При этих словах Леднёв поморщился и скосил взгляд на Агеева, а тот в свою очередь на Боброва. Лицо командира оставалось беспристрастным. Дело в том, что в своих планах мероприятий они всегда отмечали его, как выполненное. Рядовые же члены парткома удивлённо уставились на Бека, а Дрыгало не выдержал и засмеялся.
- Послушайте, Нурислам Хамзиевич, вы что же и впрямь верите, что такой осмотр может что-то улучшить? - жёстко спросил Бобров. - Или вы решили поиздеваться над нами? Ведь из всех членов парткома только вот Дрыгало Ан-2 знает.
- Но, товарищ командир, это же не мы выдумали, - ещё сильнее чернея, возразил командир эскадрильи. - Мероприятие выработано парткомом и согласовано с вами. Вот, у меня копия плана, тут все подписи есть.
- Ну, хорошо, хорошо!..
Бек, согласившись играть роль ведущего в этом деле, понимал, что после этого над ним начнут сгущаться кумулюсы - кучевые облака. Тем не менее, согласился.
- Прошу пройти к самолётам, товарищи.
И все, не спеша, двинулись в сторону стоянок, осторожно ступая на разбитом асфальте и обходя лужи. Первым у кромки закончившегося асфальта остановился Бобров. До ближайшего самолёта было метров 20. Дальше можно было пройти только в резиновых сапогах, поскольку жидкая, раскатанная колёсами машин грязь, была всюду. Подошедший Агеев шепнул командиру:
- Да он же издевается над нами!
Бобров внутренне кипел, но вида не подавал. Но ведь надо же что-то сейчас говорить. Опять обещать? Но на фоне этого болота обещания выглядели бы нелепо, это не в актовом зале, где тепло и чисто. Да, положение. И все на него смотрят. Пожалуй, тут не сработает никакая дипломатия. Только спокойно. С Беком потом разберёмся.
- Проходите, товарищи, проходите, - приглашал Бек. - Что, дальше грязно? Но лётчики и техники проходят. Машины, правда, буксуют.
- Послушайте, Бек! Хватит комедию ломать. Всё видим, не слепые. Что вы хотите? – с угрозой в голосе спросил Леднёв.
- Да, да, - поддержал секретаря Агеев. - Что ты этим всем хочешь сказать?
- А он уже всё сказал, Матвей Филиппович, - весело произнёс Дрыгало. – Остальное невооружённым глазом видно. Посмотрите! - повёл рукой окрест. - Из-за этого скоро последний техник уволится, если... не утонет в этом болоте.
Четыре ближайших самолета стояли в луже воды. Она была велика. Гонимые ветром, по ней двигались волны. И поэтому самолёты были похожи на какие-то чудовищные плавательные аппараты. Самолёт Клёнова стоял дальше, там воды почти не было, но была невообразимая мешанина из распаханного буксующими машинами чернозёма.
Нечего и думать тут рулить. А неподалёку было место, огороженное красными флажками. Туда не заезжала даже гусеничная техника, рискуя провалиться. По весне там образовывалось нечто трясины и не высыхало до середины лета.
- Хочу сказать, уважаемые члены парткома, - продолжал Бек, - что не выдерживает здесь даже гусеничная техника, она ломается. Кстати, Дт-54, гусеничный трактор-буксир, тут и сломался. На сегодня вылеты сорваны. На завтра, возможно, тоже. В такой обстановке партийная и комсомольская организации нашего лётного отряда выполнение государственного плана не гарантируют.
- Довольно, Бек! - не выдержал Бобров. - Хватит распинаться в своей слабости. Завтра вам будет буксир.
И все повернули назад. Проходя мимо Байкалова, Бобров процедил сквозь зубы:
- Не ожидал от тебя такого.
- Вынужден был, товарищ командир, - развёл тот руками. - План партком с меня бы спросил.
- И спросим, - холодно подтвердил Леднёв.
- Я считаю, что дело это необходимо рассмотреть, Фёдор Васильевич, - поддержал его замполит и неласково посмотрел на Бека.
Тот ещё сильнее почернел и жёсткие волосы его на затылке, словно у кота, завидевшего собаку, взтопорщились. А неподалёку около технического домика громко смеялись техники и лётчики.
- Мы ещё поговорим на эту тему, - пообещал Бобров и направился к автомобилю.
За ним шагнули Леднёв и Агеев. Водитель услужливо распахнул дверцы. Байкалов озадаченно сдвинул фуражку на лоб и поскрёб затылок, пытаясь понять смысл сказанной командиром ОАО фразы. О чём будет разговор?
В машине Бобров спросил, ни к кому не обращаясь:
- Сколько лет у нас работает Бек?
- Полагаю, лет двадцать пять, не меньше, - ответил Агеев.
- А точнее?
- Не знаю.
- Замполиту бы надо знать, - ехидно проскрипел Бобров.
- Сейчас зайду в отдел кадров узнаю.
- Не нужно. Бек у нас работает 34 года. Ветеран. Отличник Аэрофлота. Имеет награды и... выговоры.
- Понятно, - кивнул Агеев. - Полистаю его личное дело.
- Пора на покой ветерану?! - не то вопросительно, не то утвердительно проговорил Леднёв.
- Пора, - так же неопределённо произнёс Бобров не в силах справиться с внутренним напряжением. Так открыто лётчики смеялись - над ним смеялись - впервые. И всё это чёртова перестройка. Ну, молодёжь на такой демарш не решилась бы. Всё это Бек с Байкаловым заварили.
- Полистайте его личное дело вместе, - принял он решение и посмотрел на Леднева. - Если нужно, привлеките Кухарева, Заболотного. Пора ему на отдых. Заслужил. Да не гони ты так на поворотах! - неожиданно рявкнул на шофера. - Не на гонках, чёрт возьми!
- Извините, Фёдор Васильевич, - ответил тот и сбавил скорость до минимума.
- Ну что же, теперь мне осталось написать рапорт об увольнении по собственному желанию, - невесело сказал Бек, когда они, придя со стоянок, собрались в кабинете Байкалова. - Не дадут работать, сожрут.
- Ничего, Хамзиевич, даже если тебя съели - всё равно есть два выхода, - обнадёжил его Глотов, вспомнив анекдот.
- Чего ты имеешь в виду?
- Можешь писать рапорт, а можешь не писать.
- Не нужно ничего писать, - сказал Байкалов. - Сейчас время не то, чтобы людей за такие вещи выгонять.
- Гонения начнутся, - возразил Бек, - ты что, не знаешь, как это делается?
- Говорю, не те времена сейчас, не посмеют. Пока у тебя не будет происшествий в эскадрилье - ничего тебе не сделают.
- Не будет происшествий? Это с нашей-то молодёжью? Да я их каждый день внутренне жду. Мелочи какие-то всегда у любого найдутся, сам знаешь.
- На мелочи жизни, Нурислам Хамзиевич, в вашем возрасте уже можно не обращать внимания, - улыбнулся самый молодой из командиров Токарев.
- Не скажи! Как раз с возрастом все мелочи и начинаешь замечать. Они как на фотоплёнке в памяти отпечатываются. Вот взять сегодняшнюю ситуацию. Мелочь? Но её мне обязательно припомнят. Конечно, напрямую никто не скажет, но припомнят при первом удобном случае.
- Не падай духом, командир, не такое видели.
- Я не падаю. Чего мне бояться? Годом раньше уйду на пенсию, годом позже, какая уже в нашем возрасте разница? Обидно только: работаем, работаем, а уважения к нам с каждым годом меньше и меньше. Вот и сегодня на нас смотрели, как будто мы что-то для себя лично требовали. А я только раз в жизни для себя требовал. Не требовал, просил униженно.
Лучшие свои годы Бек прожил с двумя детьми и женой в маленькой однокомнатной квартире на 17 квадратных метрах. И неизвестно, сколько бы ещё жил. Но однажды он возил часто летавшего по области первого секретаря обкома партии и в полёте, когда набрали высоту, вышел из кабины и, набравшись наглости, подсел к дремлющему чиновнику. И поведал ему, что работает уже много лет, что дети школу заканчивают, а он ютится с ними в маленькой квартире.
- Напишите заявление и отдайте ему, - кивнул чиновник на секретаря, летавшего вместе с ним.
- А оно у меня уже написано, вот, - достал Бек из нагрудного кармана заготовленную бумагу.
Нужно сказать, что секретарь обкома был мужик толковый, обещания свои выполнял и, не в пример другим, хорошо относился к лётчикам. Он взял заявление, разложил его на откидном столике, прочитал и тут же начеркал резолюцию: «Выделить двухкомн. кв-ру из резервн. фонда обкома КПСС». Размашисто расписался и протянул секретарю, сказав одно только слово:
- Займись!
Тот взял бумагу и, не читая, положил в свою папку.
- Всё решай с ним, - сказал секретарь обкома, снова смеживая веки. - Оставь ему свой телефон. Он позвонит.
- А... получится? - не верил Бек, ошарашенный быстротой происшедшего.
- Ты с кем разговариваешь, командир? С вором в законе или с первым секретарём обкома партии? - приоткрыл чиновник глаза.
- Извините.
Так Бек через месяц получил большую двухкомнатную квартиру. Тоже мелочь, а приятно.
------------------------------------------
продолжение следует