ПРАЗДНИК И ПОСЛЕ
Охватила его за виски и заставила ждать, и он смирённый, поникший, счастливый; маленькой рычащей собачкой, утих, поджав хвост, безнадёжно улыбаясь, ничего-ничего! И в правду: большая пустая голова - череп. Столетия в земле, только ветер свистит в чёрные глазницы. Слышен его гул, он отдаётся томной болью. Не стоит её пытаться умиротворить, она становится только злее, а оставишь в покое - дашь ей вволю помучить, и она устанет, уйдёт отдохнуть. Мрак пустоты рассеется, лучи солнца осветят, проникнут внутрь пустых глазниц, и желтоватый блик внутри них покажется глазами, пусть при очень богатой фантазии, но всё же глазами, живыми, принадлежащими существу.
Существо, озираясь вокруг, поднимается, сбрасывая грязь, облепившую суставы, идет дождь, воздух врывается в грудь и гортанный звук раздаётся внезапно, После столетнего сна свежесть божественна, как и есть, в самом деле, истинная радость озаряет существо, и глаза горят, блестят.
Начинается жизнь. Какой она будет, и как долго продлится? Она светлого цвета, лишь иногда редкие тени пробегают по ней. Вовлечённое в жизнь существо не может остановиться – живёт, и не помнит о том времени, когда дыхание застряло меж его серых рёбер, а из всех чувств было только холодное одиночество.
Теперь всё иначе, и хоть божественный момент рождения забыт, жизнь идёт, ляпанная яркими красками мгновений, мозаиками периодов тьмы и света, нагромождениями чувств, ложных и искренних.
Вдруг появляются другие, такие же существа; радость играла на дудочке и все плясали, вино чернело в стаканах, обглоданные кости лежали в тарелках, звучал смех, разговоры вырывались из глубины мелководных рек, возникали сиюминутные симпатии, искренность сыпалась, похожая на фальшивые бриллианты - красивая и не более. А затем была тишина, шелестевшая в ушах до сухого скрипа на зубах, до звона в голове, до конца.
Он вновь обратился прахом, костьми, омываемыми дождями. Травы вырастали меж рёбер, в черепе жили твари, а вокруг бушевала весна, и ему было трудно удержаться на месте, не будь вековых пут, сковывавших душу вдалеке от тела, и он не лежал бы тут, ему незачем это: блеклый мрак и тусклый предмет вдали, манящий, дающий ложную надежду.
Она ехидно посмеивается, развалившись на весенней траве, обнаженная. Обманет, подойди ближе и приглядись! Она стара, и дряблая шея угрюмо колышется под порывами ветра. Веками завлекала она к себе, многие шли и падали рядом с ней замертво, так как эта Надежда была последней из всех Надежд, она старше гор, старше этого солнца, и воздух, проникающий в её легкие, помнит, как ребенком встретился с ней, такой же старой, как сейчас.
Но существу некуда больше. Идёт человек, шаги тяжелы, невидимая цепь коротка и давит на плечи, пригибает к земле неимоверной массой.
Итак, молодая трава, на деревьях набухшие почки. Солнце чуть греет и она! Обнаженные плечи вздрагивают под лучами и поднимаются вверх, улыбка, контрастные ноги открыты, платье скомкано у бёдер, волос повинуется повелению ветра, глаза влажно исторгают призыв, и цепь рвётся, как прогнившая нить, кости покрываются плотью, они находятся рядом, можно трогать руками, говорить, быть равными.
-Это ты?! Нечего на меня смотреть так! – смеётся она. – Я хочу помочь тебе, после праздника – скажу! А пока, ну же, коснись моей руки, она тепла как эти лучи. Обними меня, вдохни глубоко. Слышишь? Я пахну весной, чувствуешь влажность моих губ? Посмотри в глаза! У тебя взгляд апреля с сумасбродной капелью! Идем?
Они идут ладонь в ладонь, птицы поют, горы замирают, освобождаясь от облаков, хрустальные вершины зеркальны, солнце греет землю, и растения с шелестом тянутся к нему. Музыка деревьев – хруст, горный ручей восхищённо журчит, как и миллион лет назад.
Надежда останавливается у ручья и протягивает ему руку, бегущие струи воды щекочут ладонь и она смеётся. Дальше была поляна и сотни незнакомых лиц, лишь один Мирт кивнул им. Казалось, никто не видит друг друга, глаза искрились, как лики солнца в воде, неведомая сила наполнила их и незаметно подняла к облакам, музыка дополняла и навевающий ветерок нежно омывал их волнами воздуха.
Они оказались у небесного озера, где плавали белые лебеди и голуби кружились над ним, торжественно хлопая ослепительными крыльями.
-Этого я не забуду! Этот праздник! – шептал человек.
-Позабудешь! Праздник – лишь жизнь! – отвечала Надежда.
Мгновения иссякли, наплывала череда других. Она коснулась своих плеч, и тело покрыла грубая ткань серого цвета. Они сидели у догоравшего костра, рядом гулял непроглядный мрак. На лица падала краска огня, холод приближался, давая знать о себе лёгким ознобом. Он видел морщины, которых раньше не было, и всё же ждал, Надежда тихо подкинула дров в костёр и посмотрела мимо него, губы, овеянные ветром, шевельнулись:
-Вот и всё! – шепнула она. – Кончился праздник! – добавила еле слышно.
Молчание. Соединяющее рушилось на глазах, отчуждённость пришла и присела меж них. Звон цепи заставил его повернуть голову: это пришёл за ним Мирт, он был уже близко, осталось не так много.
-Тебе пора! - выдохнула она.- И это хорошо, я передумала, моя помощь только повредит.
Надежда стала отражением в воде, по ней побежали волны. Затем, там, где была она, стало пусто, порыв ветра восхитил пламя, и яркая вспышка озарила серо зелёную фигуру Мирта.
-Пойдем! – прозвучали его слова.
-Подожди! – ответил человек. – Сейчас придет тьма, но через время вновь наступит твоя очередь.
-Ты же знаешь, так всегда!
-Знаю, но решил теперь не обременять тебя! Не буди меня, когда придёшь, мне это больше не нужно!
-Почему? – удивился Мирт.
-Она будет жить вечно! А ты когда-нибудь не придёшь!
-Это произойдёт не скоро!
-Я терпелив, а она бессмертна!
-Но ты жил. Большего я не могу дать! - развёл руками Мирт.
-Это теперь ничего не стоит! – улыбнулся человек.
-Ладно! – кивнул Мирт. – Я иногда буду навещать тебя, возможно, ты передумаешь?
-Не теряй на меня времени, ведь у тебя нет впереди вечности!
Мирт уходил, с сомнением качая головой, про себя он думал, что же есть у человека, чтобы ждать так долго? И, не найдя ответа, смеялся, умиляясь чудачеством.
Человек теперь не был человеком, ему стало вдруг легко, но через мгновение всё вокруг начало растворяться, и он сжался, ожидая неминуемого, холодного, пронизывающего
одиночества. Но вдруг кто-то зашептал горячо и стремительно в самое ухо, так, что дыхание обжигало несуществующие перепонки:
-Одиночества нет, и не будет! Я с тобой!
-Кто?! Кто? – вопрошал он у темноты.
-Вера! – был тёплый ответ тьмы.
-Ах! Но я не хотел Веры, я хотел Надежды!
-Ты её получишь, только после меня, только через миллион лет, только после…
-После чего?
-После всего! После вечности! После конца! Начала до!
-Не хочу! Нет!
- Ты хочешь Надежды без Веры и вовсе не думаешь о Любви!
Так получи! И живи с памятью о Надежде! Суетись, ищи, думай! Но без Веры и Любви ты не добьёшься ничего!
И пришёл за ним Мирт, в сто тысячный раз, и пошёл он по земле с ним. И любую девушку принимал за Надежду, чувства к ней принимал за Любовь, и верил только тому, что мог увидеть и потрогать руками. А он был слепой и без рук.