37 копеек или как стать отличником советской торговли
События, описываемые в этом рассказе, произошли сентябрьским бабьим летом 1984 года. Весь сентябрь или стояла великолепная тёплая, сухая погода, или нам так казалось, потому что мы были тогда совсем молодыми, и, опять-таки, казалось, что вся жизнь была впереди.
Мы познакомились друг с другом, когда поступали в институт на одну и ту же специальность. С трудом благополучно осилив экзамены с полупроходным баллом, мы, тем не менее, оказались в одной группе.
Итак, Уважаемый читатель, позвольте Вам представить главного персонажа этого рассказа, а именно Серёгу Плохих. Он умудрился заиметь аж три погоняла: первое приличное – Кольтман, а также два не вполне приличных – ***вых и ****атых.
Серёга никогда не комплексовал по поводу своей не очень «хорошей» фамилии и своих кликух. Погоняло Кольтман использовали все, включая друзей, сокурсников, преподавателей и прочих малознакомых лиц. Это была нейтральная, но очень уважительная кликуха: имелось в виду, что Серёга обладает пробивной силой одноимённого револьвера и предприимчивостью абстрактного еврея с фамилией, оканчивающейся на «ман».
Два других не нейтральных, а положительно-или-отрицательных погоняла использовали лишь самые ближайшие друзья в зависимости от конкретных обстоятельств.
Например, Серёга звонил, чтобы передать преприятнейшую новость:
– Я тут по случаю снял двух совершенно охуительных тёлок! С тебя – флэт, а завтрашнюю учёбу – на ***!
– Есть, товарищ ****атых! – бодро отвечал собеседник, мысленно прикладывая руку к не надетому на голову головному убору.
Или другой пример, Серёга звонил, чтобы передать пренеприятнейшую новость:
– Ты помнишь, как мы два месяца назад ****и двух совершенно охуительных тёлок?
– Оф коз, товарищ ****атых!
– Золотые слова! Лучше бы мы действительно выебали каких-нибудь сельхоз-коз, чем этих ****ых коров.
– Ты меня не пугай! Что случилось?
– Они обе беременны, *** знает от кого, но претензии к нам обоим!
– Ну ты и ***вых!!! И шутки у тебя хуёвые!!!
Эта пренеприятнейшая ситуация со временем, конечно, разрулилась, хотя и не без некоторых материально-этических проблем.
Но этот рассказ посвящён не взаимоотношениям между полами, а советской торговле, о которой некоторые юные читатели, всю свою жизнь видевшие лишь капиталистическое изобилие, порой не имею ни малейшего представления.
В сентябре весь наш второй курс на целый месяц вместо «долгожданной» учёбы был отправлен на «картошку». Но Кольтман-****атых (в данном случае), используя свои заведённые в течение первого курса связи, умудрился пристроить из всей группы нас двоих вместо сомнительного удовольствия «картошки» на работу в овощной магазин.
Магазин находился на противоположном конце города, но зато мы работали по 12 часов 2 дня через 2 дня и жили дома, наслаждаясь всеми достижениями современной цивилизации, а не в скотских условиях колхоза, где даже помыться удавалось не чаще, чем раз в неделю.
Кроме того, на этой работе вырисовывались некоторые финансовые перспективы, совершенно не лишние для нищих студентов.
Прибыв в первый день в магазин, мы получили аудиенцию у директора последнего – Наума Абрамовича Зисьмана. Это был отъявленно-прожжённый ветеран совторговли, умудрившийся в течение двух предшествующих десятилетий возглавлять магазин, но при этом не отправиться в места не столь отдалённые.
– Кем Вас, молодёжь, определить? – спросил Абрамыч, предварительно прочитав лекцию о достижениях совторговли, включая «зато мы делаем ракеты, а также в области балета мы впереди планеты всей...».
– Продавцом! – не задумываясь, ответил Серёга. (Как я узнал чуть позже, он рассчитывал не на шутку подняться материально, думая, что наткнулся на золотую жилу).
– Грузчиком! – ответил я, справедливо полагая, что устный счёт – не мой конёк, и не рассчитывая серьёзно обогатиться за время работы в овощном магазине.
– Что же, так тому и быть! – сказал Абрамыч. – Сергей пусть отправляется торговать на улицу с лотка картошкой, а Алекс – в подвал к грузчикам, там работа всегда найдётся.
Итак, Кольтмана поставили на площадке, примыкающей к магазину, за лоток, на котором стояли весы. Я же в составе банды грузчиков притащил для него энное-немалое количество мешков картошки.
Каждый мешок был предварительно взвешен на больших весах в присутствии Абрамыча и Кольтмана, а данные весов были скрупулёзно записаны в абрамычеву общую тетрадь.
Пока проходил утренний парад взвешиваний, у лотка образовалась крокодилово-змеиная очередь страждущих картошки, где крокодилову голову представляли ёбнуто-неуёмные бабушки-старушки, а продолговато-змеиный хвост – агрессивно-послушное большинство (это позже появившееся выражение, тем не менее, верно передаёт смысл змеятины как составной части ассорти из крокодилятины и змеятины).
Наконец, предварительно-подготовительная стадия была завершена, и начался непосредственный процесс ***во-****атой торговли картошкой.
Кольтман проявил себя на новой стезе настоящим фокусником-виртуозом, подлинным Копперфильдом обвеса и обсчёта. Чем отличался ***вых-****атых, так это великолепным владением и руками, и жопоумом. Он мгновенно наполнял тазик картошкой, мгновенно прочитывал-просчитывал показания примитивных весов и мгновенно пересыпал картофан в тару покупателя. Тухлым интеллигентам и примкнувшим к ним Шепиловым было западло-неудобно пытаться поймать на обвесе в высшей степени прилично-интеллигентного, юного и юркого продавца. Тем более, что речь касалась товара, стоимостью 10 копеек за килограмм.
Однако, некоторые активные пенсионерки, вообразившие себя комодскими драконами, брызгающими ядовитой зловонной слюной, пытались доказать, что их самым цинично-жестоким способом наёбывают копейки аж на 3. Молодому поколению это может показаться смешным, но речь идёт о целых 300 граммах картошки.
При бабкиных наездах Серёга не спорил, тут же мгновенно перевешивал товар и признавал ошибку, вызванную переутомлением. Признанием он, впрочем, не ограничивался, а милостиво добавлял 2-3 картофелины, и инцидент становился исчерпанным.
К концу первого рабочего дня Кольтман в отличие от меня был совершенно вымотан и наслаждался очень приятной усталостью, сравнимой с усталостью после продолжительно-плодотворного общения с женщиной.
Усталость была настолько приятной потому, что Серёга уже подсчитывал в уме прибыль, полученную за день бешеной торговли.
В теории совторговли была издавна выведена простая, как правда или портянка, формула: (вес товара брутто с утра минус (вес товара брутто вечером плюс вес оставшейся без товара к вечеру тары)) умножить на цену товара равно выручке в кассе. На практике даже первокласснику-дебилу значительно проще было решить в уме уравнение Шрёдингера, нежели это, казалось бы, простейшее уравнение совторговли.
Тютелька в тютельку не сходилось никогда. Было крайне сложно и не каждому дано решить уравнение хоть с каким-либо превышением денег в кассе по сравнению с расчётным. Добиться такого результата могли только Профессионалы с Большой Буквы – Отличники Советской Торговли, которых можно было незамедлительно награждать званием героев соцторговли.
Причём положительное сальдо торгового баланса по сложившемуся обычаю отправлялось в карман герою.
Людям неумелым и неопытным не стоит заниматься обслуживанием синхрофазотрона, разминированием противопехотных мин или торговлей весовым товаром.
Так, две учащиеся торгового техникума, начавшие свою практику в один день с нами на лотке с фруктами, умудрились к вечеру разродиться недостачей на 41 рубль. С ними случилась такая истерика, как будто бы каждая вместо ожидаемого здорового розового младенца выродила многоголоворуконогого уродца.
За лохонувшимися девицами наступило время держать отчёт и Серёге.
Когда Абрамыч совместно с Кольтманом подсчитали результат торговли последнего, из их уст одновременно выпорхнула одна и та же фраза:
– Ох!!! И не *** себе!!!
Я не мог принять и осознать факта такого маловероятного с точки зрения статистики фразеологического совпадения и впервые в своей жизни задумался о существовании Бога.
– 37 копеек!!! – в голосе Абрамыча звучало нескрываемое удивление, граничащее с восторженностью. – Молоток!!! На, держи, заработал на пивко.
Из прищуренного глаза директора магазина даже выкатилась одинокая скупая мужская слеза.
Именно 37 копеек стоила тогда бутылка самого дешевого Жигулёвского пива. А на сданной пустой бутылке можно было наварить дополнительные 12 копеек.
Кольтман молча взял протянутую мелочь, так как от удивления совершенно лишился дара речи: в уме он как раз рассчитывал примерно на 37, правда не копеек, а рублей.
На следующий день, когда дар речи всё же вернулся, новоиспечённому гуру совторговли с огромным трудом, но удалось уговорить душевно-человечного Абрамыча перевести себя из продавцов в грузчики.