Я просыпаюсь. Мой номер погружен во тьму. Воздух сухой и вязкий.
Я встаю и беру с полки стакан с водой. Вода пахнет кровью.
Я ставлю стакан обратно на полку и смотрю в окно. За окном быстро мелькает однотипный пейзаж – деревья на зеленом фоне. Я подхожу, и некоторое время смотрю на улицу.
Со стены на меня смотрит картина: змея, кусающая собственный хвост.
Где я?
Что-то кажется мне неправильным, но я не могу понять, что именно. Рядом с окном стоит маленькая тумбочка с тремя ящиками. Я дергаю каждый из них - один открывается. Я нахожу там часы – они показывают 23:30.
В номере есть телевизор – я включаю его, и он отвечает мне шумом помех. Автонастройка показывает: каналов не найдено.
Мне становится плохо – у меня кружится голова. Шатающейся походкой я захожу в ванну. С крана течет мутная ржавая вода. На полу темнеют пятна засохшей крови.
Я подхожу к зеркалу. Затем я достаю с верхней полки туалетного шкафчика пистолет, подношу его себе к виску, и стреляю.
Я просыпаюсь в холодном поту. Доктор Эбберман смотрит на меня из-под своих круглых очков, положив голову на переплетение пальцев рук.
- Очень интересно, Джон.
Я переспрашиваю:
- Простите?
Доктор Эбберман хмурится:
- Ваши видения смерти. Вы только что рассказывали о них.
Я смутно вспоминаю, что сегодня четверг, и я пришел к доктору Эбберману на консультацию.
Я лежу на черном диване, доктор Эбберман сидит за черным столом. На столе стоит чашка кофе – его аромат щекочет мне ноздри. На стене висят большие механические часы в черной оправе. Часы показывают 11:30.
Я замечаю, что губы доктора Эббермана шевелятся, но не слышу его слов. В голове вдруг что-то щелкает, и я прихожу в себя.
- Джон? С вами все в порядке, Джон?
Я быстро киваю:
- Да, да, простите. Что вы сказали?
- Я спросил, как часто вы видите что-то подобное?
В голове мелькают отрывки воспоминаний. Мне плохо понятно, о чем идет речь, но я отвечаю:
- Три, может, четыре раза в день.
Доктор Эбберман пристально смотрит мне в глаза.
- Скажите, Джон, вы когда-нибудь употребляли наркотики, или другие вещества, вызывающие галлюцинации?
- Нет. Не знаю.
- Не знаете? – он выглядит ошарашенным, - Джон, да что с вами?
Часы вдруг начинают тикать нестерпимо громко. Тик-так, тик-так. Я смотрю на доктора Эббермана и понимаю, что опять не слышу его слов.
Я отключаюсь.
Я обнаруживаю себя сидящим за компьютером. На экране непонятный набор символов – системная ошибка? Я оборачиваюсь и смотрю на часы.
11:30.
На стене висит кроваво-красный ковер. Маленькие бесы колют вилами грешников, и те извиваются над алым пламенем.
Под ковром узкая кровать. Зачем-то, я заглядываю вниз и нахожу выпуклый конверт, приклеенный скотчем ко дну.
На письме стоит дата: «Понедельник, 15 января, 2012». Я открываю конверт и читаю:
«Привет, Джон. Как ты и просил, я узнал информацию по интересующему тебя вопросу.
Нет, к моему прискорбному сожалению, католики не попадают в ад. Там слишком людно и все места заняты.
PS: в пятницу не забудь заглянуть к Элисон.
С наилучшими пожеланиями, твой ангел-хранитель».
Я вкладываю письмо обратно в конверт, и кладу его на стол. Помимо кровати, в углу комнаты приютился маленький шкаф. За темным стеклом ничего не видно.
- Хочешь заглянуть туда? – спрашивает меня женский голос.
Я оборачиваюсь. Девушка, чье лицо скрыто под темной вуалью, ждет от меня ответа. Я киваю.
- Хорошо.
Она достает фигурный ключ и отпирает шкаф. Под стеклом лежит человеческая голова – она насажена на деревянный кол. С виска стекают дорожки кровавых слез. Сбоку от нее я замечаю газетную вырезку. Первые несколько букв стерты.
«…убийство на Сэнд-Роуд?
В воскресенье, вечером, на Сэнд-Роуд Авеню был найден труп. Пострадавший – мужчина, 21 год. По факту дела возбуждено расследование».
Я закрываю деревянные створки. Затем я толкаю ее на пол, поднимаю кусочек мела, и обвожу ее тело белым контуром.
После этого я понимаю, что нахожусь не там, где должен быть.
- Простите, вы что-то хотели? У нас тут очередь, знаете ли.
Я вздрагиваю. Я стою перед кассой. За маленьким окошком на меня смотрит зеленоглазая девушка. Я перевожу взгляд в сторону и читаю надпись на визитке, прикрепленной к стеклу: «Больница Святого Джона».
Я смотрю на часы. Отчего-то я уже знаю, что сейчас ровно 11:30.
- Простите, а какой сейчас день?
Девушка закатывает глаза.
- Сегодня среда. Так вам что-нибудь нужно?
Я сошел с ума?
Изнутри меня поднимается смех. Я понимаю, что больше не могу его сдерживать, и начинаю мелко хихикать, вынуждая стоящих рядом людей нервно на меня поглядывать.
- Извините, с вами все в порядке? – спросила девушка несколько напряженно, - Если вам нехорошо, мы можем…
Я останавливаю ее движением руки:
- Нет, нет, все отлично. Пожалуйста, запишите меня на четверг к доктору Эбберману.
Девушка быстро отстучала что-то на клавиатуре. Затем, она уточнила:
- На какое время?
- Назначьте мне на 11:30.
Смех по-прежнему изливается из меня мелким ручьем. Люди сторонятся меня, и я беспрепятственно выхожу на улицу.
По обе стороны от дороги возвышаются незнакомые дома. Мелко-мелко накрапывает дождик.
- С возвращением!
Мой взор затуманен. Почти безразлично я перевожу взгляд на девочку в желтом платье. На вид ей около тринадцати-четырнадцати лет. Она нежно обнимает меня.
Кто она?
Я произношу это вслух. Некоторое время она непонимающе смотрит на меня.
- Я Элисон. Твоя сестра, брат.
Воспоминания мелькают у меня в голове. Ну, конечно. Она моя сестра.
- Сегодня пятница?
Шум льющейся воды приводит меня в сознание. Мокро. Я смотрю на руки.
В правой руке я сжимаю столовый нож.
- Брат, когда ты уже помоешь посуду?
Я моргаю.
- Сейчас, осталось всего несколько тарелок!
- Быстрее, а то пропустишь начало фильма!
В середине комнаты стоит большой кухонный стол. На стене висит зеркало. Я подхожу к кухонному столу, сжимая кухонный нож в руках.
На мгновение, я прижимаю острое лезвие к моему запястью.
- Брат? Что ты делаешь?
Вода по-прежнему льется из крана. Элисон стоит в проходе и смотрит на меня. Я перевожу взгляд на нож.
Что я хотел сделать?
- Уф, столько покупок… Знаешь, не часто мы так долго гуляем…
Незнакомые дома проносятся перед глазами. Я оборачиваюсь. Мы с Элисон сидим в пустом автобусе. В окне мелькает однотипный пейзаж – деревья на зеленом фоне.
- Знаешь, нам стоит побольше ходить по магазинам. В конце концов, у нас теперь появились деньги. Почему бы не купить еще пару шмоток?
Я подпираю подбородок ладонью и смотрю в водительскую кабинку. Сквозь затененное стекло виден смутный силуэт – он неподвижен и больше напоминает манекен, чем живого человека. Я перевожу взгляд на потолок. Часы показывают 11:30.
- Эй, брат! Брат! Ты меня слушаешь?
- Ты меня слушаешь, брат? Обед был вкусным или нет?
Торт в тарелке скучающе поглядывает на меня своей недоеденной половиной. Я закрываю глаза.
Со мной что-то не так.
- Брат?
- Со мной что-то не так.
- А? – она выглядит удивленной, - Что ты имеешь в виду?
Я кладу вилку и нервно перестукиваю по столу костяшками пальцев.
- Мне кажется, что я схожу с ума.
Элисон подносит свою маленькую ручку к моему лицу и ласково произносит:
- Я знаю, нам после смерти мамы нелегко пришлось… Но ты же справился! Ты нашел работу. Ты заботишься обо мне. Все хорошо. Вот смотри! Я даже приготовила торт! Хочешь торта?
Элисон берет нож и что-то во мне заставляет схватить ее за руку.
- Не надо, - говорю я, - Лучше я сам.
Что-то не дает мне покоя – словно я забыл о чем-то важном. Скорее догадка, чем знание.
- Кстати, а какой сегодня день? – спрашиваю я неожиданно.
- Разве ты не знаешь? – Элисон улыбается, - Сегодня суббота, брат.
Я просыпаюсь. Доктор Эбберман пристально смотрит мне в глаза, нахмурив свои черные брови. Я же смотрю на часы – они показывают 11:30, как и всегда.
- Так что вы спросили, доктор Эбберман?
Доктор Эбберман устало откинулся на спинку стула.
- Окей. Давайте попробуем сначала. Расскажите мне о ваших видениях.
Я издаю нервный смешок.
- Видениях? Я даже не уверен, что вы не очередная моя фантазия, доктор.
За окном слышится плеск волн. Доктор поправляет свои очки и спрашивает:
- Куда вы смотрите?
- Я слышу плеск волн. Здесь рядом море?
Доктор Эбберман отрицательно качает головой.
- Нет. Никакого моря. Но, может быть, вы перепутали этот звук с чем-то еще? Может быть, вы перепутали его со звуком льющейся воды?
Я вздрагиваю. Мурашки пробегают по коже.
- Вы…
- Но давайте продолжим. Что случается с вами, когда это происходит?
Я закусываю губу. Память ускользает от меня, словно скользкий угорь. Кровь чувствуется в моей слюне. Я сглатываю ее и неуверенно произношу:
- Обычно, я прихожу в себя неожиданно, резко. Я оказываюсь в незнакомом месте, в окружении незнакомых людей. Иногда это похоже на бред сумасшедшего.
- Интересно. Что случилось в последний раз?
Девочка. Я вспоминаю ее, и отчего-то меня охватывает печаль. Сердце начинает стучать пронзительно громко, словно вот-вот выскочит из груди.
- Я был у своей сестры, Элисон.
- У вас есть сестра?
- Да. Нет. Не знаю.
Доктор Эбберман быстро что-то записывает в блокноте. Похоже, его уже перестали удивлять мои ответы.
- И что случилось в этот раз?
Формулировка вопроса кажется мне странной.
- В «этот раз»?
- Просто отвечайте на вопрос.
- Ничего, - вздыхаю я, - Мы разговаривали, ходили за покупками, кажется, даже смотрели какой-то фильм…
- Вы не знаете?
- Нет. Это похоже на вспышки, понимаете? Вспышки сознания. Словно я бреду во тьме, лишь изредка освещаемой светом факелов.
Доктор Эбберман улыбается:
- Забавная фраза. Знаете, позвольте мне прочитать вам отрывок из одной книги.
Он встает и подходит к шкафу. На книге, которую он вытаскивает, я вижу надпись: «Карл Юнг. Сознание и бессознательное».
- Итак, - он прокашлялся, - Вы, вероятно, знаете, что маленькие дети часто говорят о себе в третьем лице. Это происходит потому, что ребенок вначале просто узнает свое «эго», и лишь потом начинает отожествлять себя с ним. Иначе говоря, до тех пор, пока «эго-группа» не приобретает свою собственную энергетику, у ребенка не возникает чувства субъективности. Вот, что пишет Юнг по этому поводу: «Непрерывность памяти, вероятно, начинается с этой стадии. А значит, по существу, непрерывность памяти начинается, скорее всего, с непрерывности эго-воспоминаний».
Я прищуриваюсь.
- Что вы хотите сказать? Что я веду себя как ребенок?
Доктор Эбберман грузно опускается на кушетку, и, слегка поразминав руки, словно перед неудобным вопросом, внимательно смотрит мне в глаза.
- Мистер Смит… Вы осознаете, кто вы такой?
Кто я?
Тик-так. Тик-так.
Часы в моем номере равномерно стучат. Я узнаю обстановку. Я уже был здесь.
Со стены на меня смотрит огромный глаз – он нарисован густой и вязкой краской. Я подхожу ближе и провожу по рисунку пальцем. Пахнет кровью. Или нет?
Здесь все пахнет кровью.
Воздух тяжелый – я кашляю, когда толстый и вязкий ком проталкивается мне в горло. На столе лежат какие-то бумаги – я смахиваю их ладонью, пытаясь восстановить дыхание. Кружится голова. На ватных ногах, я медленно прохожу в ванну.
С крана по-прежнему течет темная, ржавая вода. Ванна почти до краев наполнена. Я подхожу к зеркалу и вижу на нем надпись: «Привет».
Я открываю туалетный шкафчик и достаю бритву. Затем я прокалываю ладонь острым лезвием, смачиваю палец кровью, и вывожу на зеркале: «Привет. Меня зовут Джон Смит».
Это действительно я?
Я тянусь к верхней полке. Что-то холодное и узкое оказывается в моей руке. Пистолет. Я подношу его к виску и нажимаю на курок.
Сухой щелчок. Пистолет не заряжен.
Я бросаю бесполезное оружие на пол и погружаю руку в ванну по локоть, пытаясь найти труп. Кровь в ванне теплая и склизкая.
Видимо, это потому, что здесь я застрелился в прошлый раз.
Я достаю из воды человеческое тело – мертвыми глазами на меня смотрит мое отражение. Я усаживаю труп на раковину, достаю расческу, и придаю ему опрятный вид. Затем я поправляю его пиджак и выворачиваю его наизнанку, для того, чтобы не было заметно следов крови. Затем я открываю его глаза и спрашиваю:
- Кто ты?
Легкая улыбка расцветает на его губах:
- Почему ты спрашиваешь? Я мертв, в конце концов.
Я качаю головой:
- Разве ты видишь на себе раны? Ты жив. На тебе даже нет следов крови.
Труп, который не был трупом, с готовностью отвечает мне:
- И вправду. А кто ты?
- Я – это ты, - отвечаю я, - А кто ты?
- Я – это другой ты. Я – твоя память, Джон.
Мы тщательно рассматриваем друг друга. Я смотрю в его голубые глаза, и вопрос срывается с моих губ:
- Почему я здесь?
- Потому, что ты хочешь быть здесь. Иначе ничего бы не произошло, разве не так?
Я выхожу из ванны и дергаю ручку двери, выводящую в коридор. Щелк-щелк. Заперто.
- Отсюда нет выхода, - равнодушно произносит мое отражение.
Мне холодно и кружится голова. Я отвечаю, обхватив плечи руками.
- Я хочу выйти.
- Зачем? Там темно и безлюдно. Разве ты хочешь вновь блуждать во тьме?
- Я итак во тьме. Я не знаю, кто я такой.
Мой двойник улыбается:
- И все? Спроси меня. Я – это ты.
Дрожа, я усаживаюсь в черное кресло. Комната выглядит достаточно обжитой – разбросанные вокруг вещи наводят на эту мысль. Я замечаю красную кружку на подоконнике и беру ее в руки. На кружке написано: «Элисон».
- Что это за место?
Двойник устраивается на кровати, подобрав под себя ноги. С простреленного виска медленно стекает кровь.
- Это твой номер. Ты снял его вечером, в воскресенье.
Я киваю – смутные воспоминания находят дорогу в сознание. Я смотрю в окно. За окном мелькают деревья на зеленом фоне. Мы куда-то едем?
- Почему здесь все так нереально?
Двойник улыбается:
- А разве в кошмарах все и всегда реально?
Это сон?
- Сэр? Простите, сэр, с вами все хорошо?
Я поднимаю взгляд. Передо мной мужчина в сером костюме. Я оглядываюсь по сторонам – красный ковер и две лестницы, на улицу ведет стеклянная дверь – скучающий охранник стоит, оперевшись на нее, пытается достать зажигалку. Мимо проходят несколько человек с чемоданами в руках. На стене висят электронные часы – они показывают 23:30.
- Какой сегодня день?
Портье безразлично поправляет визитку на груди – похоже, за долгое время работы он научился ничему не удивляться. Визитка блеснула в свете лампы, и я прочел на ней надпись: «Last Road Hotel».
- Сегодня воскресенье, сэр. Вы хотите снять номер?
Я киваю:
- Да, пожалуйста. Один номер, на ночь.
- Ваше имя?
- Джон Смит.
Портье быстро отстучал на клавиатуре нужную информацию.
- Знаете, столько слухов ходило об этом времени, а ничего так и не случилось, - портье вздохнул, - С одной стороны это хорошо, но с другой как-то обидно, не правда ли?
Слухов?
Видя непонимание на моем лице, портье поспешил объяснить:
- Ну да, слухов. 2012 год. Нибиру. Вы ведь слышали о Нибиру? Красная луна, астероиды, инопланетяне, конец света...
Я равнодушно киваю:
- Ну да. Точно. Конец света.
Портье досадливо морщится:
- Ладно, вот ваш ключ. Второй этаж, третья дверь слева. Вещи сами занесете?
- Вещи? Какие вещи?
Я оборачиваюсь. Возле моих ног стоит чемодан. Я взвешиваю его в руке – около килограмма. Что я мог туда положить?
И зачем мне понадобилось снимать комнату в воскресенье?
Я поднимаюсь по лестнице и отпираю дверь своего номера. Осматриваюсь. Одноместная потрепанная кровать и черное кресло. На стене висит плакат: «Ты готов отправиться в последний путь?». Ниже стоит надпись: «2012, скоро».
Я смотрю в окно – прекрасный вид на стену соседнего дома. На всякий случай я прохожу в ванну и ищу на верхней полке туалетного шкафчика пистолет. Пусто.
Ничего общего с тем, что было прежде.
Это реальность?
- Брат?
Я открываю глаза. Я сижу в кресле, держа в руках газету. Элисон внимательно смотрит на меня, и на ее лице вдруг появляется непривычно серьезное выражение.
- Брат, я хочу найти работу.
Я ласково улыбаюсь:
- Работу? Какую еще работу, глупая? Ты еще слишком маленькая.
Элисон сердито топает ногой.
- Хватит вести себя, как ни в чем не бывало! Тебя же уволили, не так ли? Уже третий раз подряд! Если так продолжится и дальше, нам будет нечем платить за квартиру!
Я моргаю. Точно. Меня уволили в субботу. Бросив взгляд на газету, я читаю название первого заголовка: «Вакансии в Соулт-Вер Сити».
- Почему ты не сказал мне об этом вчера? А мы еще и деньги потратили на эти чертовы шмотки…
Я вздыхаю.
- Элисон…
- Ну почему? Что у нас не так? Я же… я же просто хочу быть тебе полезной!
На глазах Элисон появляются слезы, и, всхлипнув, она принимается размазывать их кулачками по щекам. Я подхожу ближе и обнимаю ее. Она прижимается к моему плечу и тихо шепчет:
- Если бы я просто не рождалась на свет, разве тебе не было бы легче, брат?
- Замолчи.
Она не останавливается.
- Но разве…
- Просто замолчи, прошу тебя.
Элисон вдруг отстраняется и кричит мне прямо в лицо:
- После смерти мамы ты всегда так! Ну почему, почему ты просто не хочешь этого признать?
Что-то во мне не выдерживает, и я с силой наношу ей пощечину. Несколько секунд она растерянно смотрит на меня, прижимая ладонь к щеке. Затем она подбирает полы платья и, всхлипывая, убегает в свою комнату.
Мне остается лишь непонимающе смотреть на свои руки. Зачем я?
Зачем я сделал это?
- Дурочка… думаешь, мне было бы легче, если бы ты умерла? – шепчу я тихо, и замолкаю, не в состоянии больше вымолвить ни слова.
Доктор Эбберман закуривает. Густой сигаретный дым забивается мне в нос, и я кашляю, пытаясь прийти в себя.
- Разве вы не курите? – спрашивает он удивленно.
- Нет. Не доводилось, - произношу я, все еще прокашливаясь.
Доктор Эбберман понимающе кивает:
- Что ж, значит не в этот раз, не в этот раз… Ну, нет, так нет. Рассказывайте, что там у вас случилось?
Знакомый кабинет. Я бросаю взгляд на часы: 11:30, как и всегда.
- Почему ваши часы стоят на месте, мистер Эбберман?
- Часы? – он оборачивается, - А что не так с часами?
Я провожу рукой по волосам.
- Они всегда показывают одно и то же время. Разве не так?
Доктор Эбберман затягивается и, отряхнув сигарету от пепла, отвечает вопросом на вопрос:
- А разве они должны показывать другое время, Джон?
Я растерянно смотрю на него.
- Но это же часы. По ним люди определяют время. Какой от них толк, если они стоят на месте?
Доктор Эбберман улыбается и, лукаво посмотрев на меня, спрашивает:
- Что же, логично. Но, может быть, это не часы застыли, Джон, а это вы позабыли о ходе времени?
Не дождавшись моего ответа, он махнул рукой:
- Впрочем, не важно. Что вы видели на этот раз?
Я хмуро смотрю на свои ладони. Совершенно не кстати вспомнилось предсказание уличной гадалки: по ее словам выходило, что я умру молодым.
Черт, о чем я только думаю…
- Я поругался с Элисон, - мрачно произношу я.
Доктор Эбберман черкает что-то в своем блокноте.
- Кто такая Элисон? Ваша девушка?
Я раздраженно отвечаю:
- Моя сестра. Я же уже говорил вам об этом.
Доктор Эбберман улыбается:
- А, так значит, теперь вы уверены, что у вас есть сестра. Интересно.
- Что здесь может быть интересного?
Доктор Эбберман делает еще одну затяжку. Он полностью игнорирует мой вопрос.
- Как ваша память, Джон? – неожиданно спрашивает он.
- Память? Я прекрасно все помню.
- Даже то, что произошло в воскресенье вечером? – спрашивает доктор Эбберман, пристально посмотрев мне в глаза.
- Я не… откуда вы?
Обрывки воспоминаний режут мне голову, словно острые лезвия. Пытаясь избавиться от них, я с силой стискиваю голову в руках.
- Очень больно?
Тиканье часов вдруг становится нестерпимо громким. Я открываю рот и кричу, не слыша собственного крика.
Когда темнота опускается мне на глаза, я понимаю, что вновь отключаюсь.
Я медленно прихожу в себя. Тусклый свет режет мне глаза, и я со стоном пытаюсь закрыться от него руками.
- А, значит, ты очнулся.
Я тихо спрашиваю:
- Кто ты?
- Я – это ты, - был дан мне ответ.
Я по-прежнему сижу на кресле, в своем номере. Мой двойник ведет себя так, словно со времени нашего последнего разговора прошло не больше пяти минут. Часы показывают 23:30.
- Тебе больно? – спрашивает он меня.
- Уже не так сильно. Боль уходит.
Двойник кивает головой, и с висков его падают на пол капли крови.
- Это предупреждающая боль. Защитный рефлекс.
- Рефлекс?
Он улыбается:
- Да, рефлекс. Слишком больно вспоминать то, что когда-то случилось. То, что ты вновь попал сюда, лишь еще больше доказывает это.
Я морщусь. Воздух пахнет кровью. Кровью несет от моего двойника. Кровь здесь повсюду.
Из ванны я слышу звук льющейся воды.
- Хочешь посмотреть, что там такое? – спрашивает он меня.
- Нет. Не знаю, - сейчас мне нужно прийти в себя.
Двойник кивает:
- Хорошо. Посмотри на стену.
Над его головой висит картина: змея, жалящая человека в пятку. Я смутно вспоминаю, что раньше там было что-то иное. Я говорю об этом моему двойнику.
- Да, то, что ты видел раньше, олицетворяло начало твоего пути. Или, быть может, конец, переходящий в начало? Ты ведь помнишь змею, кусающую собственный хвост, не так ли?
Я киваю. Мурашки пробегают по коже.
- В любом случае, то, что ты видишь сейчас… что это, по-твоему, означает?
Я молчу, пытаясь понять то, что он хочет от меня услышить. В руках я держу красную кружку, на которой написано: «Элисон».
- Ну и ну, как же скучно с тобой, - вздыхает мой двойник, - Ты не видишь никакой связи?
Звук льющейся воды действует мне на нервы.
- Нет. Это имеет какое-то отношение к боли, которую я чувствовал?
Двойник захлопал в ладони:
- Бинго. Можно провести много аналогий. Уверен, твой друг доктор расскажет тебе что-нибудь об этом.
Я встаю и внимательно осматриваю комнату. Под кроватью я замечаю знакомый чемодан. Двойник смотрит себе под ноги.
- Твои вещи. Ты же еще не открывал их, не так ли?
Я нагибаюсь, чтобы взять чемодан, но двойник останавливает мою руку. Кровь с его головы капает мне на пиджак. Я замираю.
- Не хочешь сперва заглянуть в ванну?
Я поворачиваю голову. Звук льющейся воды затрагивает какую-то из струнок моей души. Меня влечет туда. Я соглашаюсь.
Вдвоем мы идем в ванну. На поверхности красной, такой яркой, кроваво-красной воды, плавает тело женщины в черной, похоронной одежде, и ее лицо скрыто за темной вуалью. Я отшатываюсь назад.
- Это…
Двойник пихает меня в спину.
- Ну же, ну же, разве тебе не хочется узнать, кто именно скрывается за черной вуалью?
На негнущихся ногах я медленно подхожу ближе. Мои руки дрожат. Я пытаюсь заставить себя унять дрожь, но не могу ничего с этим поделать.
Мне страшно. Ужасно страшно. И я не хочу знать причину этого страха.
Когда я пытаюсь отойти, ее мертвая рука хватает меня за плечо. Скорчившись на коленях от ужаса, я вижу, как ее губы шевелятся под темной вуалью. Она шепчет:
- Навсегда…
Стук в дверь приводит меня в сознание. Я смотрю по сторонам – это мой номер, но другой. На стене я замечаю уже виденный ранее плакат. Часы показывают 23:30.
Я поднимаюсь с кровати и открываю дверь. На пороге стоит женщина в костюме горничной. Она улыбается и протягивает мне бумажный пакет.
- Простите, сэр, но один парень снаружи попросил меня передать вам это. Возьмите.
Я беру пакет и пытаюсь закрыть дверь. Женщина успевает просунуть руку в проход.
- Сэр, а чаевые?
В кармане я нахожу россыпь мелочевки. Я даю это женщине, и закрываю дверь перед ее носом, пока она не начала рассыпаться в благодарностях.
Я подхожу к столу и открываю пакет ножом. Внутри я вижу конверт и красную кружку с надписью: «Элисон». На письме стоит дата: «Воскресенье, 14 января, 2012».
Я открываю конверт и читаю:
«Привет, Джон. Это немного против правил нашей маленькой игры, но, похоже, ты слишком сильно увлекся процессом. Я боюсь, что ты можешь вновь не дойти до финишной прямой этого порочного круга.
Мой маленький подарок должен напомнить тебе о цели твоего путешествия.
С наилучшими пожеланиями, твой ангел-хранитель».
Я беру кружку и медленно кручу ее из стороны в сторону. Элисон. Но при чем здесь моя сестра?
На кровати я вижу чемодан с вещами. Когда я пытаюсь открыть его, застежка лопается и множество фотографий разлетается по всей комнате.
Я нагибаюсь и подбираю одну. На фотографии я вижу себя и Элисон, стоящих рядом. Элисон хмурится – она не очень любит фотографироваться. На обратном обороте стоит надпись: «23 декабря, 2010 год. Вместе и навсегда».
Точно. Эта первая фотография, которая была сделана после смерти мамы.
Некоторое время я хожу по комнате и подбираю фотографии с пола. На каждой из них я вижу Элисон. Странно. Зачем мне понадобилось столько ее фотографий?
Положив пачку фотографий на стол, я вновь заглядываю в чемодан. На самом его дне я нахожу пистолет.
Держа холодный, металлический ствол в своих руках, я грузно падаю на кровать.
Что я… что я хотел с ним сделать?
Доктор Эбберман щелкает пальцами у меня перед глазами:
- Джон, Джон вы здесь? Порядок? – обернувшись, он показывает рукой на чайник, - Вот и чайник закипел. Что будете – чай или кофе?
Я со вздохом откидываюсь на спинку кушетки:
- Чай. Чай…
Доктор Эбберман пожимает плечами:
- Ну, чай так чай. Сейчас.
Пока он достает чайный пакетик из коробки, я медленно подношу руку к лицу так, словно в ней до сих пор лежит пистолет. Когда я представляю, что мой палец давит на спусковой крючок, я вздрагиваю.
- Боитесь, Джон? – доктор Эбберман протягивает мне кружку, - Но чего именно вы боитесь? Вы боитесь женщины в черной вуали? Но ведь она просто символ, Джон, а символов не нужно бояться.
Я делаю быстрый глоток и закашливаюсь. Не чай, а настоящий кипяток.
Неожиданно, я замечаю, что кружка красного цвета. Повернув ее, я вижу надпись: «Элисон».
- Из дорогого и пить приятнее, не так ли? – спрашивает доктор Эбберман, перехватив мой взгляд, - Но, продолжим. О чем бы вы хотели поговорить?
Я пытаюсь собраться с мыслями. Тепло от кружки согревает мне ладони.
- Там, в видении… я видел картину. Змея, жалящая человека в пятку.
- А, знаменитый символизм, - кивает доктор Эбберман, - Кажется, все религии мира взяли этот прием на вооружение.
Доктор Эбберман подходит к книжному шкафу и достает большой толстый том. На корешке я вижу надпись, вытесненную золочеными буквами: «Библия».
- Очевидно, мы имеем здесь дело с тем же змеем-искусителем, который был любимым другом Евы, - он находит нужную страницу и начинает читать, - «И вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту». Строфа из книги «Бытие». Это говорит вам о чем-нибудь?
Я молчу.
Доктор Эбберман садится рядом и, сняв очки, внимательно смотрит на меня:
- Знаете, Джон… Чем дольше вы будете отрицать очевидное, тем больше вы будете страдать от этого.
Я агрессивно мотаю головой:
- Не понимаю, о чем вы.
Доктор Эбберман встает и делает несколько шагов по комнате, словно размышляет над чем-то. Затем он останавливается и указывает на меня очками.
- То, что жалит вас в пятку… Та физическая боль, которую вы чувствуете, когда доходите до финишной черты… Это – ваш грех, Джон.
Я взрываюсь:
- Грех? Да о чем вы, черт возьми, говорите?
Доктор Эбберман подходит ко мне ближе:
- Да, и я скажу больше: это - ваша вина, Джон, ваши угрызения совести. Вы вините себя, и совесть съедает вас изнутри, словно червь пожирает яблоко!
Я вздрагиваю.
- Перестаньте…
Доктор Эбберман наседает:
- Разве вы сами не рассказывали о вашей ссоре со своей сестрой? Разве вы не рассказывали о вашей ссоре с Элисон?
Я кричу:
- Это вас не касается!
Доктор Эбберман взмахивает руками. Я же вжимаюсь в кресло, словно пытаюсь скрыться от его обвиняющего взгляда.
- Из-за чего вы поссорились, Джон?
Я подавленно отвечаю:
- Меня уволили…
Доктор Эбберман кивает:
- Да, вас уволили с работы в субботу утром. Кажется, вы работали продавцом?
- Да, - я киваю, - Продавал компьютерную технику.
- И ваша сестра обвиняла вас в том, что вы потеряли работу?
Мне холодно. Моя кожа синеет, и я с силой сжимаю кружку в руках.
- Она… она хотела пойти работать.
- И вы отказали ей в этом?
- Да, - я киваю, - Но кем бы она пошла работать? Она была слишком маленькой…
Доктор Эбберман садится на стол и закуривает. Захлопнув зажигалку, он продолжает:
- Но на этом все не закончилось, верно? Вы вернулись к очень не приятному для вас разговору. Видите ли, Джон, ваша сестра всегда считала, что является для вас обузой…
Я дрожу.
- Хватит, пожалуйста…
- О, конечно, она старалась заботиться о вас так же, как вы заботились о ней. Готовила вам еду. Мыла посуду. Была ласкова с вами и всегда старалась утешить. Но, когда дела шли плохо, она всегда говорила…
Доктор Эбберман замолкает и смотрит на меня. Я тихо продолжаю:
- «Если бы я только не рождалась на свет, тебе было бы легче, брат?»
Доктор Эбберман кивает. Мне кажется, что его глаза смотрят мне прямо в душу.
- Ну, признайтесь, Джон… вы же, хотя бы иногда, думали о том, что, с материальной точки зрения, вам было бы гораздо проще, если бы вам не приходилось заботиться о ребенке?
Я мотаю головой:
- Нет…я никогда так не думал.
Доктор Эбберман вздыхает:
- Ах, Джон, как вам не стыдно врать. Тем более, сейчас. Разве, когда вам говорят такие вещи столь часто, грязные мыслишки не закрадываются порой в голову?
- Я…
- Признайтесь, ведь это вы убили ее?
Я в ужасе восклицаю:
- Нет!
- Это вы убили Элисон Смит?
- Нет! Я…
- Вы убили ее! - наседает Эбберман, - Убили! Убили! Убили!
Голова раскалывается, словно острые спицы разрывают ее изнутри. Когда боль достигает критической точки, я кричу:
- Нет! Я ее не убивал! Не убивал… Я никогда не хотел ее смерти. Просто она, она…
Доктор Эбберман тяжело вздыхает.
- Вот видите, Джон. Разве вам не стало легче?
Мне кажется, что кусок льда сковал мое сердце.
- Я… теперь я вспоминаю…
Доктор Эбберман устало кивает:
- Это хорошо, Джон. Это очень хорошо.
Меня трясет. Подобрав ноги под себя, я тихо всхлипываю, спрятав лицо в ладонях. Мне холодно. Ужасно холодно.
Я стою возле двери своей квартиры. У меня в руках газета за сегодняшний день. Я разворачиваю ее: красным карандашом обведена надпись: «Требуется продавец компьютерной техники. Звоните по телефону: 23301130».
Я достаю ключ из кармана и отпираю дверь.
- Элисон! – кричу я из прихожей, - Я дома!
Я прохожу на кухню и оставляю газету на столе. Звук льющейся воды наводит меня на мысль о том, что Элисон, должно быть, принимает ванну. Я смотрю на часы – они показывают 11:30.
- Элисон, знаешь, кажется, я нашел работу! – я стараюсь говорить громко, чтобы она меня услышала, - На завтра назначено собеседование, но их начальник друг моего хорошего друга, так что, я думаю, место мне обеспечено.
Я беру столовый нож и чищу себе яблоко. Блеск стали заставляет меня вздрогнуть.
- В любом случае, теперь у нас появятся деньги… Элисон? Ты меня слышишь, Элисон?
Я подхожу к двери ванной и громко повторяю:
- Элисон? Ты в порядке?
Я слышу лишь звук льющейся воды.
- Элисон? – я сжимаю ручку ванной комнаты, - Я вхожу.
Я открываю дверь. Ванна зашторена. Сквозь серую ткань я вижу смутный силуэт своей сестры.
- Элисон, ну почему ты не отвечаешь? Я же перепугался до чертиков.
Она по-прежнему молчит. Дурное предчувствие охватывает мою душу.
- Сейчас я отодвину штору, Элисон.
Ответа нет. Когда я делаю это, шок от увиденного мгновенно парализует меня.
В ванне лежит мертвое тело моей сестренки. Кроваво-красная вода заполнила ванну до краев. В руках Элисон все еще сжимает нож - она перерезала себе вены.
- Элисон… Господи Боже, Элисон!
Всхлипывая, я достаю ее тело из воды и пытаюсь нащупать пульс. Нет, ее сердце не бьется. В панике, я бросаюсь к телефону и судорожно набираю 911:
- Алло? Пожалуйста, пожалуйста, приезжайте на Сэнд-Роуд Авеню, дом 23, квартира 34. Пожалуйста, быстрее!
С запястьев Элисон все еще капает кровь. Прижимая ее маленькое тельце к себе, я могу лишь тихо шептать:
- Дурочка… Господи, какая же ты дурочка… Неужели ты и в самом деле думала, что после твоей смерти мне станет легче?
Когда скорая врывается в комнату, они находят меня, неподвижно сидящего на кровати, с ног до головы заляпанного кровью Элисон. Моя бедная сестра лежит рядом со мной. Когда я смотрю на ее спокойное, умиротворенное лицо, мне кажется, что она просто уснула.
Доктор Эбберман закуривает. Я мелко дрожу, свернувшись калачиком в кресле.
- Итак, вот как все было на самом деле, - говорит доктор Эбберман, отряхнув сигарету от пепла, - Теперь вы осознаете, что случилось, Джон?
Я медленно киваю.
- Да…
Доктор Эбберман подходит к своему столу и достает из нижней тумбочки толстую синюю папку. На корешке ее я успеваю прочесть: «Джон Смит». Он вынимает оттуда газетную вырезку и показывает ее мне:
- Вы уже видели ее раньше, не так ли, Джон?
Дрожащими руками, я подношу ее к лицу. Знакомый заголовок будит воспоминания в памяти. В отличие от предыдущей, здесь все буквы на месте.
«Самоубийство на Сэнд-Роуд?
В воскресенье, вечером, на Сэнд-Роуд Авеню был найден труп. Пострадавший – мужчина, 21 год. По факту дела возбуждено расследование».
Доктор Эбберман садится на стул и внимательно смотрит мне в глаза:
- Итак, Джон. Вы никогда не задумывались, почему вы всегда видите на часах одно и то же время?
Я нервно облизываю губы.
- Нет…
- А стоило бы, - вздыхает доктор Эбберман, - Скажите Джон, сколько сейчас показывают мои часы?
Я бросаю взгляд на стену: стрелки часов застыли на отметке 11:30. Я говорю это вслух.
- 11:30. Что означает это время, Джон?
Догадка высвечивается у меня в голове. Когда я открываю рот, мне кажется, что мой голос напоминает голос покойника:
- В 11:30 я обнаружил мертвое тело Элисон.
Доктор Эбберман удовлетворенно кивает. Разминая пальцы рук, он продолжает рассуждать:
- Казалось бы, на этом можно было бы остановиться, не так ли? Но, Джон, это было бы не честно с моей стороны. Ведь вы, кроме этого времени, иногда видите и другое, не правда ли?
Я вздрагиваю.
- Нет, я… я не знаю.
Доктор Эбберман устало смотрит на меня.
- Ах, Джон, вы так уперты в своем нежелании знать правду. Разве вы сами не помните? – он наклоняется ближе, - Скажите мне, какое время показывали часы в тот момент, когда вы пришли снимать комнату в отеле «Last Road Hotel»?
Я опускаю голову, стараясь не встречаться с ним взглядом.
- Они показывали 23:30.
Доктор Эбберман кивает и откидывается на спинку стула. На его губах появляется торжествующая улыбка:
- Правильно, Джон. Правильно. Итак, у нас остался всего один вопрос, - он делает паузу и пристально смотрит на меня, - Что именно произошло в вашем номере в 23:30?
Боль настигает меня внезапно. Чувствуя, как мир с бешеной скоростью начинает вращаться вокруг меня, я падаю на колени и начинаю тихо скулить. В тот момент, когда колокольный звон заиграл в моих ушах, я закрываю глаза и отправляюсь в свое последнее путешествие.
Я прихожу в себя на кровати, смотрящим на белый потолок. Краешком глаза, я замечаю россыпь ночных звезд за окном. Кровать подо мной скрипит – я переворачиваюсь на бок. Лунный свет падает мне на лицо. В своей левой руке я сжимаю фотографию Элисон. На обратной стороне я читаю надпись: «23 декабря, 2010 год. Вместе и навсегда».
Элисон…
Вина гложет меня изнутри. Я виню себя в том, что случилось с ней, и, каждый раз, когда я вспоминаю ее лицо, мне хочется разнести свою голову на куски.
Должно быть, для этого я и захватил с собой старый отцовский военный пистолет…
Некоторое время я достаю из чемодана фото Элисон. Каждая из них будит во мне воспоминания: вот это Элисон, когда она пошла в первый класс, вот на этой она только что родилась…
Господи, если бы я мог исправить то, что случилось, я бы отдал за это все.
Я достаю из чемодана пистолет и вновь переворачиваюсь на спину. Сжимая холодный металл в руках, я думаю. О, я о многом думаю. О том, что бы я сделал, повернись все иначе. О том, что я мог бы сделать, что я мог бы сказать ей, если бы еще хоть раз увидел ее вновь. О том, что я буду делать после ее смерти…
Тоска и темное отчаяние переполняют мою душу. Мне ужасно плохо и хочется спать. Спать и видеть сны. Сны, в которых мы до сих пор вместе.
Комната погружена во тьму. Я сажусь на кровать, и смотрю на стену. Часы показывают 23:30. Пора. Иначе упустишь момент, не так ли?
- Спокойной ночи, Элисон, - говорю я вслух.
Затем я заряжаю пистолет, подношу его к виску, и стреляю.
Я погружаюсь в прекрасный мир грез и фантазий…
За окном мелко накрапывает дождь. Доктор Эбберман пьет чай, поглядывая в окно. Я пришел в себя уже пять минут назад, но до сих пор не могу вымолвить ни слова.
Доктор Эбберман стучит по окну пальцем. Кажется, он погружен в глубокую задумчивость. Когда я пытаюсь встать, пол подо мной громко скрипит, и доктор Эбберман оборачивается:
- О, вы очнулись. Ну как ощущения?
Я облизываю губы.
- Я… мертв?
Доктор Эбберман смеется:
- О, дорогой Джон, вы мертвы уже много-много десятков раз. Знали бы вы, какую головную боль вы мне порой доставляли…
Я молчу. Шум дождя успокаивает мои нервы.
- И что теперь? – спрашиваю я спокойно.
Доктор Эбберман печально смотрит на меня:
- А это уже от вас зависит, Джон. Знаете, в этом году у меня было много таких случаев, но вы единственный, кто задержался у меня на столь долгое время – он садится на кушетку и, оживленно жестикулируя, начинает объяснять,- Понимаете, Джон. Существует бесконечное множество нас, в бесконечном множество вселенных…
Я киваю.
- Да, знаю. Параллельные миры.
- Именно, - доктор Эбберман одобрительно хлопает меня по плечу, - Можно называть это параллельными мирами, можно индивидуальными вселенными… Джон, мы все бессмертны. Все, до единого. Даже последняя букашка на Земле обладает бессмертной душой. Мы просто не можем умереть. И в тот момент, когда вы, я, или вообще кто угодно, - он делает широкий жест рукой, - Умирает, он автоматически переносится в тот мир, в котором он бы чувствовал себя наиболее комфортно. Человек не замечает смены миров – для него все идет так же, как и всегда. Но иногда бывают исключения из правил…
Доктор Эбберман делает глоток из кружки. Промочив горло, он продолжает:
- Допустим, некто столь сильно винит себя в произошедшем, что просто не может вырваться из порочного круга слез и раскаяний. И он вновь, и вновь, и вновь переживает произошедшее. Он снова, и снова, и снова скачет по мирам, своей волей вызывая те события, которые когда-то произошли… Вы понимаете, Джон?
В глубине души, я чувствую, что это понимание всегда было со мной. Я оглядываюсь по сторонам – все здесь кажется реальным.
Это реальность?
Доктор Эбберман кивает – он чувствует мои мысли:
- Да, Джон, это реальность. Реален каждый из миров. Это – перевалочный пункт для тех, кто блуждает во тьме. Здесь мы даем им путеводный свет, открывая глаза на то, кто они есть на самом деле.
Доктор Эбберман делает несколько шагов по комнате, размышляя над чем-то. Затем он устало вздыхает:
- Знаете, Джон. Раньше вы не доходили до этой стадии, но, я боюсь, что вы вновь можете потерять память – и тогда мы встретимся снова, в этом кабинете, и вы в очередной раз поведаете мне свою печальную историю. Все зависит от вас, Джон. Только от вас.
Кто-то стучится в дверь кабинета. В комнату заглядывает секретарша:
- Мистер Эбберман, к вам пациент. Впустить его?
Доктор Эбберман кивает:
- Да, Элоиз, пожалуйста, впустите его.
Я вскакиваю с места:
- Доктор… Доктор Эбберман! А что же будет со мной?
Доктор Эбберман устало разводит руками:
- Все зависит от вас, Джон. Но дам вам совет – идите по дороге.
- Идти… по дороге? – переспрашиваю я.
- Да, - он кивает, - Просто идите по дороге. А сейчас, - он смотрит на часы, - Прошу меня извинить, но у меня есть и другой пациент. Приятного пути, Джон!
Перед тем, как выйти из кабинета, я оборачиваюсь. Мимо меня проходит человек – его ведут за руку, словно слепого. Он не видит и не слышит меня, когда я здороваюсь с ним. Затем я прохожу мимо секретарши и выхожу на улицу.
Дождевые капли приятно холодят мое лицо. Я жив.
Но куда мне пойти?
Незнакомые дома мелькают по обе стороны от дороги. Я иду, спрятав руки в карманах своей куртки, подставив лицо дождю. Мимо меня проходят люди – они оглядываются на меня и приветливо улыбаются, словно знают меня всю жизнь.
Я смотрю на небо – кажется, дождь усиливается. Если я не найду укрытие, то вымокну до нитки.
- Эй, сюда! – вдруг доносится до меня чей-то голос, - Сюда!
Я оборачиваюсь. Мне машет рукой какая-то женщина в серой шляпе. Она сидит на скамейке, укрытая от дождя крышей продуктового магазина. Я поспешил туда.
- Дождь сегодня сильный, не так ли? – приветливо говорит она мне, - Куда идете?
Я пожимаю плечами.
- Не знаю. Куда глаза глядят.
- Вы что, заблудились?
Опустив голову, я негромко говорю:
- Нет… просто я не знаю, куда мне идти.
Женщина улыбается:
- Раз так, то почему бы вам не пойти домой?
- Домой? – я растерянно смотрю на нее, - Домой… Я… Спасибо вам большое!
Надежда вдруг поселилась в моей душе. Спрятав голову под капюшоном, я побежал вперед, смотря на адреса домов. Постепенно, я начал их узнавать, словно бы это был мой родной город.
Когда я остановился, чтобы передохнуть, справа от себя я заметил знакомый дом. Все еще не в состоянии поверить, я медленно подошел к нему и посмотрел на адрес. На белой табличке было написано: «Сэнд-Роуд Авеню, дом 23».
Я зашел в подъезд и поднялся по лестнице на второй этаж. Долгое-долгое время я стоял перед дверью своей квартиры, не решаясь нажать на дверной звонок.
Когда я сделал это, я замер, услышав топот знакомых шагов.
- С возвращением, брат!
Девочка в желтом платье тут же бросилась обнимать меня. Я ласково провел рукой по ее волосам. Затем я сказал:
- С возвращением, Элисон.
End.