В молодости я часто приходил в одну семью, где две девочки по очереди терзали пианино.
Они были удивительно бесталанны.
Даже мне, человеку, далёкому от музыки, сразу же становилось ясно, что налицо
абсолютно клинический случай.
Непонятно было лишь, кто больше безумен – родители или дети.
И те, и другие свято верили в высоту судьбы, в жизнь, связанную с искусством.
Во всём остальном, это была нормальная семья – дружная, гостеприимная, не чуждая юмора,
розыгрышей, развлечений.
Но касаться музыкальных способностей дочерей, тем более, в критическом плане, запрещалось.
В разговорах на эту тему нужно было использовать только превосходную степень.
Мне запомнились мучительные минуты импровизированных домашних концертов.
Мама девочек выходила на середину комнаты и звенящим от волнения голосом объявляла:
- Черни. Этюд.
Отец закрывал глаза, предвкушая блаженство.
К инструменту подходили Женя или Ира и с силой били по клавишам.
У Жени получалось иногда нечто более связное. Ира вообще не имела ни к этюдам Черни,
ни даже к простым гаммам абсолютно никакого отношения.
Вскоре я уехал из этого города, лишь иногда приезжал по командировочным нуждам.
Про семью, где две девочки по очереди терзали пианино, забыл напрочь.
Прошли годы
Однажды двоюродная сестра попросила сопроводить внука в музыкальную школу.
Внук, мальчик лет десяти, обладал хорошим слухом, на лету схватывал любую мелодию и тут же мог её пропеть.
Внука звали Сеня.
По дороге мы разговорились.
- Ты любишь музыку? – спросил я Сеню.
- Не так, чтобы очень, – ответил он.
- А что тебе нравится?
- Гимнастика и плавание.
- Так запишись в спортивную секцию.
Сеня посмотрел на меня с тоской и замолчал.
Мы зашли в здание музыкальной школы.
Класс, который посещал Сеня, находился в самом конце коридора.
Мальчик как-то нервно освободился от моей опеки, – я держал его за руку, –
и побежал настречу учительнице.
Издали я увидел красивую, шикарно одетую даму.
Она стояла на пороге класса и, глядя на часы, укоризненно качала головой.
Сеня опоздал на несколько минут.
Дама подождала, пока я подойду, и недовольно сказала:
- Это уже не первый случай неоправданной задержки.
Прошу обратить внимание на дисциплину вашего внука.
Я хотел ей объясниь степень нашего с Сеней родства, но дама, резко схватив Сеню за плечо,
втянула его в класс и захлопнула дверь.
Вскоре до меня донеслись странные звуки, издааемые инструментом – что-то среднее
между скрипом немазаной телеги и мяуканьем кошки.
Это продожалось около часа.
Наконец, вспотевший и взъерошенный Сеня выскочил в коридор.
На его лице можно было прочесть радость от завершения неприятной работы.
Вслед за ним вышла учительница.
- Я очень недовольна, – сказала она, – ваш внук туп и ленив.
Каждый урок он отбывает, как каторгу. Я поставлю вопрос перед администрацией школы о целесообразности
его дальнйшего пребывания у нас.
Я посмотрел в лицо учительницы и обомлел. Узнавание произошло на уровне подсознания.
Это была бывшая девочка Ира, так бездарно терзавшая когда-то пианино.
Она не узнала меня. Она упивалась своей высотой.
- Здравствуйте, Ира! – сказал я.
- Не припомню, чтобы мы были так близко знакомы, – холодно отозвалась она.
Я взял Сеню за руку и пошёл к директору школы.
Молодой усталый мужчина в очках, встав при нашем вторжении из-за стола,
вежливо и несколько настороженно поздоровался.
- В чём дело? – спросил он и покраснел.
- Скажите, – сказал я, – вы в курсе, как проводит занятия учительница Сени? Что вы о ней думаете?
Директор снова покраснел и ответил:
- Ирина Александровна – наш лучший педагог. Её очень ценят в управлении культуры.
Кстати, там занимает высокий пост её сестра Евгения Александровна.
Очень серьёзная женщина. А что случилось? – спросил директор.
- Да нет, ничего, – поспешил успокоить его я.
Директор облегчённо вздохнул и оттёр платочком пот со лба.
Мы пожали друг другу руки, как два заговорщика.
В управление культуры я не пошёл.
Но настойчиво принялся убеждать двоюродную сестру перевести Сеню в другую музыкальную школу.
Р.Маргулис