2000
Белобрысый облезлый паренёк с гитарой и, рядом с ним, - такая же белобрысая крупноголовая девчонка...
...две последние смуты российские движимы были разработкой и усложнением формулы справедливости, осатанением сочувствия, шизофренией литературы.
Последняя наша смута началась во имя утверждения справедливости, а продолжилась (после победы над коммунистами) утверждением объективного отсутствия справедливости. Тогда наступило время дележа - и странно было бы говорить о шизофрении тех, кто хорошо заработал на этом, - но только их одних.
Идиотизм же ситуации проявлялся только при соединении времён, при работающей памяти и при умении сопоставлять, то есть - в интеллекте. Но в читающей и говорящей России сработало впечатление от художественности публично произносимого, произносимого очень часто мимо смысла, - сработала культура, а не ум. Одухотворённость новой толпы заслонила собой вороватые физиономии её кумиров - сработала культура, а не нравственность, сработало то, что могло быть названо: ОЧЕНЬ РАННЕЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ.
Девяностые…
...белобрысый, облезлый какой-то паренёк с гитарою, и рядом с ним – такая же белобрысая широколобая девчонка (студенты, возможно...) сидят на полированном полу перехода на «Маяковскую» и поют что-то, упорно глядя прямо перед собой. Коробка перед ними пуста. Одеты в какую-то рвань - со скромными покушениями на богему. Они могли бы быть моими детьми и тогда были бы чернявы и узколицы, а они - белобрысы и широки в кости. Чужие дети...
Они вполне могли бы устроиться на рынке продавцами или подносчиками, попробовать себя на панели или в рэкете, но из лени своей они не бросают заниматься барским делом - учёбой, и пробуют заработать унижением своим.
Неравенство движитель прогресса - таков был текст.
Ни одному из КУЛЬТУРНЫХ людей в местах сих блаженых не стало стыдно, ни один из них не ужаснулся!
Однажды в обед я выбежал на улицу купить полуторарублёвую булку. Крупноглазый пацанёнок вытянулся откуда-то из-под ларька и попросил хлеба. Я растерянно отдал ему свою покупку и пошёл обратно на работу без булки. За ларьком я увидел, как пацанёнок ломает мою булку и отдаёт кусок приятелю своему...
Махонькая старушка в странной шапочке подробно извиняется на «Петроградской» и просит ЧЕМ-НИБУДЬ ПОМОЧЬ, и снова извиняется, когда пожимаешь плечами - нашла у кого просить...
В нынешние времена и вовсе, пожалуй, не найдёшь того, кто помнит тот, первый, ужас от явного уличного нищенства и побирушества, позабытого было в России.
Иногда душноватым крылом задевает меня одна из многих теней Сатаны – его полуденная тень: мне становится угрюмо, во мне начинает поворачиваться ощущение обыкновенности и неотдалённости всех этих дремуче смердящих старцев и в дуппелину бухих инвалидов, через силу моргающих слепцов и старух, ссохшихся от стыда. На некоторое время я начинаю осознавать, что сам мог бы по закону равновероятности любого из направлений вектора жизни попасть в шкуру любого из них, потому что ничем не управляет человек в этой жизни, не умея предвидеть будущих катастроф. Ему может только повезти или не повезти - и никто не знает, когда и куда надо перебежать в этом Лабиринте, чтобы не сесть однажды в переходе метро, где и как надо родиться, чтобы не вырастить в сердце своём лень и добродушие, неумелость и медленность, обычное нежелание делать гадости.
...где и как надо родиться, чтобы не угодить под реформы?
...каждая несчастливая семья несчастлива по своему.
Девяностые годы…
...троих поющих добросовестно и немузыкально слепых подростков. Они стояли чуть плотнее друг к другу, чем стояли бы зрячие люди, обречённая их добросовестность и красные крохотные глазницы отпугивали людей – пацанов обходили. А пацаны этого не видели, конечно.
Последнее бесстыдство, совершённое русской культурой, поднятие на стяги свои НЕРАВЕНСТВА. Предпоследнее - призыв на баррикады - и забыто уже.
Последнее бесстыдство, возможно, добьёт её, не даст всё-таки адептам оживить, а поклонникам не взглянуть трезво на этот продукт людей, бешено не желавших ПРОСТО РАБОТАТЬ. Впрочем, это был её коренной грех, он был в ней всегда, но никогда его не озвучивали прямым текстом, через газеты, тривиально.
Культура сама вышла из зоны сложного, и может быть именно это погубит её в наши времена, а не безнравственность её.
...талант не бородавка - на простом носу не сядет...
...вместо того, чтобы танцевать в Париже, я ехала в Тулу, в какой-нибудь ужасный сельский клуб...
...Пушкин стоит псковского оброка...
Не надо было трагедий - надо было освободить рабов, или не набиваться в современники Байрону.
Надо было сидеть в СВОЁМ ВРЕМЕНИ.
...когда умилялась культура российская (и по-сейчас умиляется) усадебным бытом, когда взгляд её, остановившись на спинах рабов, оживал древней, языческой жалостию высшего к низшему, античным стыдом полубога-героя перед уставшим животным.
«...а здесь он - офицер гусарский...»
...одна бутылка шампанского на столе которого стоила ПЯТИ КОРОВ, года сытой жизни для оравы сопливых ребят, которые ему ПРИНАДЛЕЖАЛИ!
...и которых, как ни выкручивайся, не исключить из списков Бога, и которые в списках этих, возможно, стоят впереди честолюбивых гениев - мы же не видели этих списков, а в школу было определить их накладно - без шампанского гении не могут...
Кто из истинно верующих возьмётся присвоить себе человека?
Напоминаю - в Америке уже родился Авраам Линкольн.
Русская культура не заметила старух, которые начали просить денег у прохожих, извиняясь до слёз, когда им отказывали. Русская культура начала слету ловить подачки вдохновенно ворующих спонсоров и заливисто выражала себя после этого некоторое время. Она начинала рассказывать о том, как не любит народ этот работу, и снова ловила подачку, и снова начинала пересказывать сталинские ужасы. К счастью её, люди к тому времени уже переставали доверять текстам, и, стало быть, никаких выводов не делали.
...она долго упивалась бескорыстием полным, абсолютным, переходящим гигантскою приливною волной в госбюджет и сибирское беспамятство, ей же выдуманным бескорыстием, ВИНОЮ ПЕРЕД МУЖИЧКОМ, но, объевшись им до тошноты, вновь бухнулась на колени перед толстомордым божком с латинскими текстами вкруг чресл.
...именно работники, производители честного товара, были вытоптаны любимцами культурных людей во имя НЕРАВЕНСТВА, КАК ДВИЖИТЕЛЯ ЭКОНОМИКИ. Таков был текст, сопровождавший уничтожение работающих.
Волос её коснуться или плеч -
И зазвучит окрепшая печаль;
Забудьте вы нас, забудьте! Россия опять меняет тело, у России потекла кровь из всех её оттаявших ран, из всех, теперь уже разодранных и перекушенных, жил. Россия заходится от боли и недоумения - интеллект же ваш безмятежен и сложен, искусен и отвратительно насмешлив!
Забудьте!
Это интеллект прошлого уже века. Я не знаю, что такое век настоящий, но то, что жизнь в нём будет проще и больнее, становится ясным здесь, в России.
Россия отбрасывает от себя поэзию (для того ли, чтобы появилась новая, для того ли, чтобы избавится вовсе от наваждения этого, - не знаю!), но она отбрасывает её.
Прощайте!
Ведь вы не видите плачущего лица России? Да? Значит - и нету его, я вам верю. Его нет, такого лица, особенно, если отвернуться. Россия равнодушна и жестока, велика и откровенно нечиста; плачущее лицо её настолько нелегко собрать среди матерщины и хаоса, в воплях и грохоте безумных её сочленений, в вибрирующих трюмах её, где кряхтят, жмурятся и ползают по чёрным от тавота лестницам не удравшие её работники, чумазые аристократы угольных ям, рабы и угрюмые любовники... Возможно, и нет его, лица этого!
Но куча отброшенных масок полужива и ужасна полужизнью своей, возможно последней маской будет кожа - ветер времён теперь уже отдирает её.
И только удравшим будет хорошо. Чужой Бог даст им спасение, приютит их в своём оборудованном чистилище, имея в виду, возможно, благородную гигиеническую цель - располагая, может быть, выработать сыворотку из этих ослабевших носителей холеры российской, противоядие от всеобъемлющей культуры.
Так не смотрите же сюда больше, не смотрите! Здесь, среди отвратительных декораций, безумные дела допускает Господь! Забудьте и не вспоминайте, и не трогайте, и не приезжайте вы сюда - без вас тошно! Живите себе там, куда пустили вас, живите и будьте счастливы, и молчаливо радуйтесь вечерами, что ушли к живым, но нас позабудьте - невыносима ноша оставшихся здесь!
...уничтожить, уничтожить всё придуманное, всё искусственное, все эти бантики и парички, оборочки и узоры, парки и колоннады, все эти выдумки бездельников и праздношатающихся краснобаев, имеющих власть над людьми и машинами! Все эти сверкающие города и улыбки невероятными зубами, фронтоны библиотек и саморазмножения символов на золотистой сетке стекловидного прибора - этого нет на самом деле, это всё то, что выдернуто, перетащено, скручено и составлено рядышком противу природы своей, это всё - декорация! Всё, всё - прочь, обратно, к дьяволу, в преисподнюю!.. Рвите! Срывайте! Не прощайте лжи! Бичуйте фантазию!
Сколько слов! Сколько листьев и мусора! Тучи, смерчи, тайфуны, валящиеся горы и встающие пропасти слов!
Нет ничего. Есть только голые люди, единым шагом движущиеся вдоль поля с мотыгами - раз... раз... раз...
1998