Простой обман, несущий много света...не настоящего, а искуственного. Как лампочка для комара. Такой была для Элизы эта весна. Она думала, что у нее есть друзья, но теперь поняла, что они были просто другие люди, не понимающие ее. А если больше - враги по духу, по вере. "У меня есть братья, но нет родных", - как очень точно выразился Виктор Цой! Да, они были братьями-неформалами с тусовками, вписками, с громкими броскими девизами. Элиза думала, что здесь нашла 80-е, но на деле они просто спившиеся люди. Это не протесты 80-х. Это пародии на протесты, доказывающие жалкое несчастное существование, слабость этих людей. Пьянство, сребролюбие, блуд...
Этой весной Элиза, одушевленная и ослепленная, жила среди них. И, конечно, она тоже страдала от пьянства и блуда. Правда, буйное сребролюбие ее не коснулось.
Ребята-неформалы и девушки-неформалы толпой вваливались в какую-нибудь квартиру. Для Элизы вписки без блуда не обходились. А утром эти люди, опохмеленные или нет, брели толпой к месту тусовки. И до следующей ночи собирали деньги, покупали водку и пили, собирали деньги, покупали водку и пили...
И всё это Элиза называла дружбой, сплоченностью, великим гордым протестом против общества, погибающего в попсе (даже смешно), типа "мы идем, мы сильны и бодры, замерзшие пальцы ломают спички, от которых зажгутся костры", что к неформалам никакого дела не имеет. Это строки прошлых лет, их правда там и осталась, а сейчас люди все извратили.
Элиза хотела встретить в этой тусовке рыцаря-рокера 80-х, мечтая о Викторе Цое. В реальности же у Элизы был или никуда негодный трус-наркоман (ставший позднее "петухом" на тюрьме) или наглый, насмехавшийся над ней музыкант, или 35-летний извращенец. Элиза не хочет вспоминать, как гнусно она с ними жила, сколько боли и страданий претерпела. Всё это она рассказывала и пересказывала себе очень много раз.
Прощальный миг, не поддававшийся сознанию все-таки произошел. В один прекрасный момент были отторгнуты из ее души люди из этой тусовки, была отторгнута привязанность к ним. Элизе казалось, что она не участвовала в отрицании идеи тусовки. Всё произошло само собой. Она знала, что Бог помог ей. Символично, что, на короткое время выброшенная из грязного мутного океана на берег, Элиза причастилась в день воскрешения Лазаря четверодневного. С этого момента график ее возвращения пошел на возрастание. Элиза еще бродила почти до середины мая, но все уже было другим, и ее мировоззрение тоже менялось, корректировалось.
Вот школьное сочинение Элизы на тему "Не могу молчать", подтверждающее надежду на ее возвращение, написанное задолго до него:
"Мне грустно думать, что нынешние неформалы стали отличаться от обычных людей в основном в одежде. Не горят так души, как у рыцарей 80-х годов, тусовка опошляется и, следовательно, постепенно вымирает. Только единицы живут теми идеями, теми стремлениями показать другую жизнь, ненормальную и лучшую. Наша тусовка теряет духовность, цель собраний - выпить и покурить (покурить, конечно, не просто сигареты); общение отходит на второй план, главное - напиться, подраться, проспаться, похмелиться и снова напиться и т. д. И это единственные "настоящие" ощущения жизни. Иногда души их томятся, но умы не понимают причин мучений, поэтому такие люди или уходят в запой навсегда или заканчивают жизнь самоубийством.
Но все-таки в нашей тусовке много добрых, душевных, интересных и в то же время несчастных людей. Только на них все держится, потому что они всем своим существом понимают музыку 80-х, живут ею, учатся у Высоцкого, Цоя, Талькова, Бутусова и других замечательных людей. Они поют в переходах, воодушевляя прохожих, криком боли убеждая их, что не умерли те времена и те люди.
Что дальше? Дальше действовать будем мы, те единицы, которые хранят дух 80-х. Мы будем жить и бороться "для того, чтобы петь, чтобы раны лечить или в памяти жить..." "