"СЕЛЕЗЕНЬ" В ПОСТЕЛИ
Из цикла «ЗНАКИ СУДЬБЫ»
Бывало, думал и раньше: «Как жить с «уткой» под кроватью?». И жизнь ли это? Кто-то (кто?) будет подставлять «плоскодонку» под малопривлекательные твои места, морщась, зажимая нос, уносить и сливать содержимое в унитаз. Прополаскивать посудину, вытирать специальным полотенцем. Кто-то (кто?) станет поворачивать твое малоподвижное тело с боку на бок, чтобы не было пролежней, а потом долго мыть руки и тихо тебя ненавидеть. И ждать. Ждать когда это все, наконец, закончится.
Это мне надо?
В молодости меня мог свалить в постель несчастный случай. Теперь же медленно, но уверенно подкрадывается незаметная пока старческая немощь. Она может годами тянуться и тянуться, а может и ускорить свой ход. Да, дела. Хотя, какие там дела, - одна хрень.
Как жить с «уткой» под кроватью? Нынче сие уже не отражает сути. Теперь правильнее было бы сказать так: как жить с «селезнем» в одной постели? Посудина другая. Пластмассовая. Размером чуть больше кефирной бутылки. С крючковатой ручкой. С помощью ее «селезень» и крепится к кровати. Держится так на ней постоянно, пока не наполнится…
…Тьфу! Разве дело в «селезне»? После операции стала очевидна неутешительная для меня правда: не смогу я жить с этими «удобствами» в койке. Не смогу! А это значит… Это многое значит.
1.
На освободившиеся места в палате одного за другим привели двух бомжей. Во как! Этого только не хватало для полного «счастья». Потом оказалось, что ошибся.
Первым прошел к кровати, расположенной ближе к окну, бледный, худощавый человек с заострившимся носом и колючим взглядом. В одной руке он держал полиэтиленовый пакет, другой опирался на трость. На голове его была бейсболка без верха и с непомерно длинным козырьком. На плечах, как на вешалке, болтался видавший виды суконный пиджак. А под ним виднелась клетчатая рубаха из плотной фланелевой ткани. В такую жару надевают на себя весь гардероб только бомжи. Мне и показалось, что этого несчастного подобрали на улице.
- Сестра, принеси мне, пожалуйста, «утку», - плаксиво обратился он к сопровождающей его санитарке. – Я ходить не могу.
А нас с Николаем спросил, когда санитарка ушла:
- Я куда попал? Это какая больница?
Притвора. Оказалось, он здесь чуть ли не прописан. Хирурги, медсестры, санитарки - все его знают чуть ли не смолоду. Но о нем чуть ниже. Потому что привели другого бомжа.
Вновь прибывшему досталась кровать напротив моей. Азиатское лицо его было из синя коричневое, опухшее. Левый глаз заплыл почти полностью. Сестра пояснила, что новенького перевели к нам, в хирургию из переполненной травматологии. Чуть ли не следом появился полицейский, капитан. Он попросил у меня разрешения присесть на мою кровать. Пришлось вставать, перебираться к Николаю. Сидеть больше не на чем было.
Из допроса следователя стало ясно, что пострадавшего избили неизвестные. Ударили чем-то сзади по голове. Он потерял сознание. Когда очнулся, на нем не оказалось куртки. Забрали также бутылку водки и остатки денег. Выяснилось также, что у него выбиты зубы и отбиты почки.
Я невольно обратил внимание на то, что полицейского не насторожило явное несоответствие. Удар был нанесен сзади, но почему-то пострадала лишь левая часть головы. Да так, что крепко досталось зубам и челюсти. Значит, нападавший был не просто левша, а еще и гигантского роста. Явно били не сзади, а спереди. Впрочем, следователь, возможно, и обратил на это внимание. Но тогда бы ему пришлось спрашивать, сколько было нападавших, как они выглядели. А это затянуло бы следствие. Вполне возможно, пришлось бы раскручивать дело о местных скинхедах, межнациональной вражде. Волокита. Зачем?
Позже, когда мы оба мало-мало оклемались, вдвоем гуляли по парковой территории больницы. Калякали о том, о сем. Звали его Борис – по-русски. По-казахски – Берик.
- Соврал ведь ты следователю, что на тебя напали сзади.
Берик смутился:
- Сбоку на меня напали.
Сбоку. И мне не сказал правду. Я его понимаю. Мерзавцы могут отомстить его семье.
… Вскоре принесли обед. Оба новеньких от него отказались. Борис не мог жевать. А сосед справа у окна попросил только чаю. Сказал, что его кишечник не позволяет есть твердую пищу.
Палата маленькая, узкая. В нее тика в тику втиснулись четыре кровати, четыре тумбочки, холодильник и раковина. Тюльпан. Столу и стульям места не нашлось. Ели, сидя на кровати.
Сосед справа выпил чай, удобно расположился на кровати и давай выковыривать грязь из-под ногтей ног косметической пилкой. Меня это покоробило. Спросил:
-Тебя как звать, сосед?
- Саша.
Замечательно. Мужику 61 год, как потом выяснилось, а он все «Саша».
- Слушай, Саша, - говорю, - что же ты перед самой тарелкой Николая ногти чистишь? Он ест, а ты…
- Что, что? Учить меня вздумал? Грамотный. На себя вперед посмотри…
Завелся Саша… Говорил он долго. С перерывами. Ворчал. От плаксивого тона его не осталось и следа. Я понимал, что стоит мне сказать хотя бы еще одно слово, шуму будет на все отделение. С Николаем и Борисом мы лишь понимающе переглянулись, не проронили ни слова. Я потом сам себя благодарил за это молчание. Вообще, за выдержку. Сашек еще не раз нас всех доставал. Днем выспится, а ночью либо ест что-то громко – ночью, видно кишечник позволял есть твердую пищу, либо ходит по палате туда-сюда, стучит батожком. Наполнит «селезня» отходами чая, сольет в раковину и идет в коридор подышать свежим воздухом. Без трости.
Его совсем не лечили: не ставили уколы и капельницы. Не готовили и к операции. Не подходили к нему и врачи и ни о чем его не спрашивали. Лишь однажды на общем обходе врачей и медсестер исполняющая обязанности заведующей отделением Надежда Ивановна Британ, увидев его, удивленно проронила:
- О! Вы снова здесь.
А ведь привезли его на «скорой помощи». Как такое возможно? Хотя, стоит ли удивляться? Есть такая категория больных – «профессионалов». Они кочуют из больницы в больницы. Тем и живут. Тем и кормятся. У каждого своя планида.
2.
В палату вошла медсестра, которую я раньше не видел. Симпатичная. Голубоглазая. Лет эдак тридцати пяти. Поставила передо мной стойку с капельницей. Я взмолился:
- Может, не надо?
- Что значит, не надо? - ответила довольно сердито.
- Как вас звать?
- Елена Ивановна.
- Елена Ивановна, понимаете, - начал было объяснять, почему боюсь последствий капельницы, но она не стала меня слушать.
- Вы почему нарушаете режим? Вас же предупреждали, два дня после операции лежать, не вставать. А Вы?... Швы могли разойтись. Пришлось бы повторно делать операцию. Ну-ка, покажите повязку… Сухая. Надо же?! Меня предупредили, что вы скандалист, но мне как-то все равно. Я буду делать все, что полагается, что назначил вам доктор.
Скандалист?! Это ж кто на меня ярлык такой навесил? С чего бы?
Я не выношу две вещи: когда об меня вытирают ноги и когда держат за дурака. А тут прямое оскорбление. Разумеется, возмутился. Ответил в том же тоне, в каком разговаривала со мной медсестра:
- Елена Ивановна, чтобы у вас и тех, кто считает меня скандалистом, были основания для этого, я устрою скандал. Будьте уверены. Устрою обязательно!
Видимо, она чего-то все же испугалась, резко сбавила тон, заговорила о чувстве юмора, о том, что не все надо понимать буквально. В конце концов, мы все же помирились. Она поставила мне капельницу. Я объяснил ей, почему отказывался от нее. Забегая вперед, скажу, что у меня с ней, как со старшей медсестрой, сложились потом доверительные отношения. При встрече она позволяла даже целовать ее в щечку.
Скандалист. В общем-то, мне понятно, откуда ветер. Из городского управления здравоохранения. Потревожил чиновников. Было дело. А у них так: вздумает кто отстоять свою честь и достоинство, попадает в разряд скандалистов.
Елена Владимировна, скорее всего, тоже знала, откуда ветер. Но не знала всех деталей, подробности. Но не станешь же ей всего рассказывать. Оправдываться. А вот про капельницу объяснить следовало. Дело касалось как никак лечения.
После операции я еще два с лишним часа лежал в «отключке». Неполной. Нижнюю половину тела не ощущал совсем. Но как только смог шевелить пальцами ног, остро почувствовал, что мне срочно нужно в туалет. В палате, будто назло, никого. Крикнул сестру, - никто не отзывается. Терпение лопалось. Превозмогая боль, стал спускаться с кровати. Упал на пол. В глазах круги. Николай заглянул в палату, увидел меня стоящим на карачках, побежал за сестрами. Вернулся не сразу, сказал:
- Никого нет. Обедают.
Попросил его вылить из бутылки остатки сока и подать мне. Он так и сделал. Но… ничего не вышло. Шатаясь, побрел в туалет. Когда вернулся, в палате стояли перепуганные сестрички с «селезнем». Не пригодился. Душа не приняла его. В течение двух часов потом еще пять раз ходил в туалет. Высказал Елене Ивановне подозрение, что в состав препаратов капельниц, которые мне ставили на операционном столе, были мочегонные. Она отрицать не стала. Вот я и боялся, что такой препарат включен в состав и этой капельницы.
3.
Присел на лавочку. В тенек. На другом конце ее сидел парень, на которого я поначалу не обратил внимание.
- Батя, ты с нами лежишь? – Парень явно немного выпил.
- В смысле?
- Ну, это… в травме?
- Нет, в хирургии.
- То же готовишься к операции.
- Уже сделали.
- Счастливый. А мне нет. Говорят, пока опухоль не пройдет, делать не будут. Вот посмотри, - парень отвернул ворот куртки. Плечо, ключица опухли. Представляли собой сплошную гематому.
- Угораздило.
- Да. Но это мои дела. Представляешь, батя, двадцать восемь тысяч с меня слупили. Я их спрашиваю, с какого перепугу двадцать восемь? А они возвращают мне документы и говорят: «Не нравится, иди в третью городскую. Там сорок заплатишь». Куда деваться, - остался. Двадцать восемь… С какого перепугу? А ты сколько заплатил?
- Мне бесплатно сделали.
- Бесплатно?! Как это они так лоханулись? С какого перепугу? Ты куришь? Нет? А у меня, блин, кончились, и ларек сигаретами не торгует. Пойду, у мужиков попрошу. Ты не уходи, расскажешь, научишь, как надо… это. Погоди.
И он направился к соседней лавочке, где двое больных, положив забинтованные ноги на костыли, курили. Парень подсел к ним, закурил, начал о чем-то с ними говорить. Он явно забыл про меня. Весьма кстати. Не рассказывать же ему, что мне пришлось предпринять, чтобы операция стала мне бесплатной.
А история эта длинная. Ей ровно четверть века.
Опухолевое новообразование я заметил вскоре после операции на печени – удаляли желчный пузырь. Вначале это был маленький, едва заметный бугорок. С годами он стал увеличиваться в размере. Я так понимаю, что способствовали тому физические нагрузки. Строил одну дачу, вторую. Однажды, например, привезли мне 10 кубов сырого бруса для бани. На самосвале. Ночью. Свалили на проезжей части и уехали. Я потом почти до утра перекидывал лес через забор, чтобы очистить дорогу. Доставалось, в общем.
Хирурги поликлиники, у которых приходилось бывать – проходил медосмотр (на зиму устраивался куда-нибудь дворником), обращали внимание на шишку, щупали, интересовались:
- Беспокоит?
Отвечал, что нет, не беспокоит. На том все и заканчивалось. Но вот однажды заикнулся, что, может быть, вырезать? «Нет проблем», - отвечали. И называли кругленькую сумму. Ого! Она могла существенно отразиться на семейном бюджете. Отказывался от операции – не беспокоила же. Что суетиться? Время шло. Опухоль росла, а вместе с ней и стоимость операции. И вот настал момент, когда новообразование увеличилось до размера крупного яблока. Решился: надо вырезать. И... начались хождения по мукам.
После очередного собеседования с хирургом поликлиники поехал в загородную больницу, которая славилась своими бытовыми неудобствами и, соответственно, более низкой стоимостью операций. На консультацию. Там мне заведующий хирургическим отделением откровенно и популярно пояснил:
- Есть четыре варианта оплаты. Первый: семь тысяч рублей, если у вас липома. Второй: девять тысяч, если у вас грыжа. Две тысячи надо будет заплатить еще за сетку. Третий: бесплатно, если у вас липома. И, наконец, четвертый: две тысячи, если у вас грыжа. За сетку придется все же заплатить.
Вот так впервые от медицинского работника я услышал слово «бесплатно», хотя, конечно же, знал о существовании плановых операций, которые делаются для больных бесплатно. Но не бесплатно для больниц. Их работу оплачивает либо федеральный бюджет, либо местный, либо страховая компания в зависимости от сложности и фактической стоимости операций.
С этой информацией я вернулся в свою поликлинику. Однако Вырвич, хирург, заявила:
- О бесплатной операции вам лучше забыть. Мы их не делаем.
Что мне оставалось? Обратиться к кому-то, кто бы рассудил, кто прав, хирург поликлиники или зав. отделением больницы. Я ей так и сказал.
- Можете жаловаться куда угодно, - невозмутимо ответила Вырвич.
Выше уже писал, что я не люблю, когда об меня вытирают ноги и держат за дурака. И тогда, чаще всего из принципа, начинаю действовать, чтобы поставить на место обидчика.
Обращаться в третью инстанцию – значит, начать бюрократические игры с чиновниками. А эти правила я знаю неплохо. Я не пошел к заведующему поликлиникой – это была бы говорильня в пользу бедных. Написал ему письмо, в котором попросил ответить письменно на три вопроса: почему я не могу воспользоваться конституционным правом на бесплатную медицинскую помощь (ст.41, п.1 Конституции РФ); для чего мне страховой полюс, от чего он меня страхует; кто правильно информирует, хирург Вырвич В.А. или зав. отделением больницы №11 Захватов С.В.
Как я и ожидал зав. поликлиники Ивайкин С.С. проигнорировал мое письмо. Не ответил. В самом деле, чего ради обращать внимания на капризы какого-то старика? Торопиться мне было некуда. Я терпеливо выдержал месяц, в течение которого орган, в адрес которого поступила жалоба, обязан дать ответ, написал второе письмо. Но теперь уже в городское управление здравоохранения, на имя начальника Коваленко О.В. Концовка письма была такой: «Как вы понимаете, Олег Владимирович, письма зря не пишут. Догадываетесь, наверное, что я искушен в вопросах чиновничьей волокиты. Знаю, как «футболятся» жалобы. Поэтому и Вам на всякий случай надо иметь ввиду, что у меня достаточно времени, терпения, сил, чтобы пройти соответствующие инстанции, чтобы добиться хотя бы чего-нибудь».
И вот эта незлобливая угроза возымела действие. Так я попал в разряд скандалистов, хотя ни с кем не ругался, не разговаривал на повышенных тонах. Просто действовал по закону и форме, которые придумали для нас сами же чиновники.
Так детально я расписал подробности «грыжевой» перипетии, чтобы с одной стороны не сложилось у кого-то мнение обо мне как о скандалисте, с другой – решил показать, что любой нас при желании может отстоять свои права. Хотя, между нами говоря, я лично не осуждаю медиков за то, что они фактически делают медицину платной. Их поставило в такое положение наше государство. Зарплата у них никакая. Надежда Ивановна Британ, например, (сама мне сказала), что у нее оклад всего 4600 рублей. Что им остается? Идти в ногу с мошенниками.
- * -
Итак, операция завершилась успешно. Безболезненно прошел и восстановительный период. Но… по-прежнему открытым остался вопрос, более того, заострился: что делать, чтобы однажды не оказаться прикованным к постели и не оказаться на одном ложе с «селезнем» до конца своих дней? Как предотвратить роковой этот час?