Она свистела где-то далеко, очень далеко, эта мина. И вдруг прилетела к нам. Мы, такие несчастные, измученные голодом и комьями грязи на воротниках, на секунду закрыли глаза.
Лопнула окружавшая нас тишина, и в мозг всверлился рокот железа, безжалостно смешивающего землю окопа с телами людей. Затем снова ни звука. Дрожащими ладонями я вытер пыль, покрывшую лицо. Воронка была метрах в двадцати, разделив окоп точно пополам. Гарь проникла в легкие вместе с первым после взрыва вздохом.
Меня трясли за плечо. Из наших, с моей стороны окопа. В руках у него грязный сверток, на кителе красные пятна. "Что?". Отчаяние на его лице. Присматриваюсь. Это не сверток, кусок формы, скорее всего, рукав, а в нем - оторванная кисть. На безымянном пальце кольцо.
Был женат только один из тех трех, что простояли ночь с винтовками наперевес. Днем они сидели над ящиком, в середине окопа, перебирая гильзы в поиске неотстрелянных патронов.
Слезы в глазах друга, он, опустив руки, рыдал. Но, когда он посмотрел в мою сторону, во его взгляде был ужас. Я инстинктивно обернулся. В том конце окопа стоял на коленях лейтенант и сгибался от судороги. Нет, он что-то поднес к лицу. Кус мяса, лейтенант ел его, широко открывая рот. Он поднял голову и, заметив нас, стал пятиться назад. Раздался выстрел.
Мой друг медленно опустился на землю. Пистолет был им отброшен в сторону. Я устроился рядом и, положив руку ему на плечо, прошептал: "Месяц без еды..." Как только я замолчал, где-то вдалеке засвистела мина.
____________________________
Холодное лезвие разрезает кожу. Девочка плачет, но рука Ангела не дрогнет. Капли крови стекают со спины на кафель. Маленький человечек визжит и пытается вырваться, но крошечные запястья держат сильные мужские руки.
- Отпускай ее.
Руки разжимаются, девочка делает шаг и поскальзывается на маленькой лужице собственной крови. Вскочив, она бежит к автоматическим дверям, которые захлопываются за ее спиной.
- Давай мальчика.
В темном углу помещения шевелится обнаженное тело, пытается вжаться в стену, исчезнуть, испариться. Руки находят его и тащат на свет. Непрекращающийся гнусный вой издает маленький детский рот. Ангел улыбается. В его руках нож сверкает, с хирургической точностью нанося знаки на напряженную от боли спину.
"СТОЙ,
СМЕРТЬ ИДЕТ,
ПОКАЙСЯ,
ОТПУСТИ ГРЕХИ"
Крик мальчика сливается с голосами, повторяющими шесть слов, начертанных на коже. Художник обходит полотно, и на щеках и лбу пишет по слогу "ПО-МИ-ЛУЙ".
- Отпустите его.
Ангел кричит мальчику в догонку хриплым голосом: "ПРОСИ ГОСПОДА ПРОЩЕНЬЕ, ПРОСИ ГОСПОДА!"
Кто-то пошел вниз, где в темноте, глотая куски плотного воздуха, сталкиваясь, бегают испуганные дети. Их толпа сама толкает новых жертв в руки мужчин.
В это время, разбивая стекла, в здание влетают дымовые шашки.
Ангел шепчет: "Мы предупреждали" и вырезает кривые буквы у себя на груди: "СТОЙ..."
Кто-то, сидя на полу, втягивает в себя густой сигаретный дым и подносит провод к клемме взрывателя, после чего все они исчезают в огне.
___________________________________
- И ты, несчастный, таким образом проводил свои вечера?
- Да, мою жизнь нельзя назвать интересной, я привык к тому, что не помню своего вчера и планов на завтра.
- И тебя это не гложет?
- Нет, я полагаю, что так живут абсолютно все.
- А сейчас? Что поменялось?
- Когда это в первый раз случилось, меня трясло от волнения, я совершенно сошел с ума!
- Тебе нравится, я прав?
- Да, я живу в параллельном мире, созданном мною же. Не понимаю, как я раньше жил без этого, как все остальные живут.
- Думаешь, кроме тебя никто не пишет?
- Я не знаю таких людей.
- Но ведь все люди писали, ровно до того момента, когда повзрослели, до того, как их подмяла под себя работа или что-то другое.
- Нет, ничто не заставит меня бросить. Я умру, когда закончу творить.
- Хочу только подметить, что так говорят почти все.
- Ты сегодня очень рано.
- Я знаю.
- И как дела?
- Вполне.
- Как спится?
- Каждый день теперь как часы, никаких терзаний.
- Значит, всем доволен?
- Да, всем...
- А ты чем вчера занимался?
- Не помню, ничем особо не занимался.
- Не помнишь?
- Тем же, чем всегда.
- Понятно. Кстати, как твоя книга? Какую главу пишешь?
- Я пока не пишу, нет времени, устаю много.
- Даже перед сном?
- Ночью нет никакого настроения писать. Я пробовал пару раз.
- И?
- Не лезет в голову ничего.
- А давно пробовал?
Глаза Хуана сверкнули, но он быстро опустил глаза.
- Давно...
- Вот как.
Неловкая тишина.
- А как ты думаешь, отсутствие вдохновения и все прочее... Это как-то связано с тем, что ты умер от волчанки в прошлом году?
- Может и связано.
______________________________________
В этом действительно что-то сумасшедшее. Твоя невероятная красота, моя испарившаяся угрюмость, само место заставляет кружиться голову. Длинная, километровая колонна в греческом стиле вознесла нас на высоту, где облака кажутся соседями по лестничной площадке.
Внизу, у основания колонны плещется море неторопливыми голубыми волнами. Легкий ветерок слегка загибает края белой скатерти.
Мы одновременно встаем со своих стульев и, наклонившись через половину стола, целуем друг друга в губы. Сладкий вкус счастья, ты улыбаешься мне, я улыбаюсь в ответ. На столе возникает бутылка сладкого красного вина. Разливая по бокалам, стараюсь не пролить ни капли, изображаю из себя галантного официанта. Ты в восторге, берешь своими тонкими пальчиками ножку бокала и смотришь содержимое на свет большого оранжевого солнца, которое медленно вращается вокруг колонны.
Мы соприкасаемся стенками бокалов, и они с дребезгом лопаются, превращаясь в осколки, которые впиваются в руки. Скатерть залита алым вином, усыпана стеклом. Я не успел осмотреть твои руки, когда покачнулась колонна. Мы подбегаем к краям площадки.
Маленькие обнаженные люди с рыжими волосами раскачивают колонну. Затем, стоя по пояс в воде, стучат по колонне кувалдами, откалывая куски. И при каждом ударе мы вздрагиваем. Я тебя обнимаю, шепчу: "Не бойся".
Колонна с грохотом падает, давя собою людей, и мы дробимся на капли, растворяясь в синеве волн, которые, вспенившись, шепчут нам: "Вернулись..."
___________________________________________
Спасибо