Михаил, Иркин отец, не спеша укладывал рюкзак, плотно подогнав, друг к дружке две буханки хлеба, пачку соли, уложил на дно котелок вареного картофеля, упрятал в разные места два завернутых в целлофан, плотно обмотанных суровой ниткой спичечных коробка, потом подумал и спрятал еще один в карман брюк.
Ирка, сидя на полу, шомполом чистила ружье, иногда поднимала его, прикладывала дуло к глазу и смотрела на свет. Ее мать недовольно гремела посудой и ворчала; «Вот, дурная голова ногам покоя не дает! Сам померзнет и девчонку поморозит...» Но Иркин отец игнорировал ее причитания и молча, продолжал сборы.
В дверь постучали, и вошел их сосед. У всех односельчан сложилась твердая уверенность в том, что увидеть дядю Ваню с утра пораньше - дурной знак! Он так умело вгонял в тоску своими дурными предчувствиями, что у всех действительно весь день валились дела из рук.
Вот и сейчас едва он просунул свой длинный нос в дверную щель, как глаза у него стали скорбными;
« Что на лоно природы?» - На охоту... - хмуро обронил Иркин отец. - По спартански дочь воспитываете? - осуждающим тоном продолжил дядя Ваня и тут же предсказал, что в лучшем случае Ирка отделается воспалением легких и тоном, не терпящим возражений, заявил, что все зверье либо передохло с го л о духи, либо померзло. Иркин отец тихо закипал: «И принесла его нелегкая!...»Вслух сказал: «Да мы, собственно, не так уж, что б охотится, собачонку погонять хочу...»
Когда щенка впервые принесли в дом, он был слепым, беспомощным комочком, его вытащили из подовчинной полы две жестких руки и густой мужской голос сказал; «Добрая лаечка будет...» А высокий женский голос раздраженно заявил: «Опять ты эту дрянь в дом принес? Так и знай - улучу момент, выброшу!» Щенок слабо взвизгнул, точно предчувствуя, что все ожесточение и обиду на весь собачий род хозяйка будет вымещать на нем.
Его хозяин был человек азартный, он приобретал, дарил, менял фотоаппараты, удочки, ружья и... собак. Пульки, Дики, Куклы и Полканы, несмотря на то, что подавали огромные надежды на особый охотничий талант сменяли друг друга несколько раз в году. Первым ,и часто, увы, последним объектом их усилий становились домашние куры. Насмерть загоняв кудахтающее, беспомощно махающее куцыми подобьями крыльев несчастное пернатое, какая-нибудь очередная Жучка стискивала зубами трепетное куриное горлышко, отчего у той судорожно вытягивались лапы, собачонка с чувством исполненного долга приносила добычу к ногам хозяина, на что тот хмурился и снимал со стены ружье, а хозяйка с плачем отрубала голову полу задушенной жертве. Маленькая Тайга, так на этот раз назвали щенка на семейном совете, росла под недружелюбно настороженным взглядом хозяйки и скоро из озорного щенка превратилась в коренастую с черными подпалинами на белых боках лайку, с широкой грудью и крепкими сильными лапами.
Она бежала по рыхлому снегу, изредка оглядываясь на хозяина. Михаил крепко связал тесемки ушанки под подбородком, с трудом поднимая заиндевевшие ресницы, посмотрел на дочь: у той ало пламенели щеки и нос, вспомнил соседа, помянул его недобрым словом и бодро двинулся в глубь тайги. Где-то впереди взахлеб залаяла собака, пугая дремучую тишину кедрача.
-Взяла!- радостно подумал он, и взяв ружье наизготовку, по-звериному осторожным шагом пошел вперед, подойдя ближе, досадливо крякнул: Тайга облаивала маленького бурундучка. Видя, что хозяин уходит не оглядываясь, лайка обиженно завизжала: «До чего же глуп хозяин... этой зверушкой вполне недурно можно закусить!» И Ирка, словно угадав ее обиду, мягко уговаривала: «Да брось ты... он же совсем тощий, и хвост у него облезлый...» Наконец удалось загнать белку, ударил залп и серо-дымчатое тельце, цепляясь за ветки, упало в ноздреватый снег. Тайга схватила ее и подгребла под себя лапами, и, ворча, впилась зубами в тушку. - Э.. .это не дело, - протянул хозяин и отнял потрепанную белку, предварительно задав собаке трепку. Ловко ободрав шкурку, подал тушку Ирке: «Теперь отдай. «Ирка посмотрела на собаку, оскалилась и поднесла тушку ко рту.
-Съест! - заволновалась Тайга и заумаляла глазами: «Ну, оставь хоть кусочек!» Но хозяин быстро восстановил справедливость, погрозив Ирке пальцем: «Не дразнь собаку!» Она засмеялась и кинула тушку в снег. В воздухе стоял такой плотный туман от мороза, что казалось, цеплялся за заиневшие ветви. Они долго, но безрезультатно бродили: все живое попряталось в норы и дупла, остались лишь отпечатки лап, бегавшего здесь зверья. Михаил ткнул веткой в снег: «Лиса... а здесь был колонок...»
Вечером, проголодавшиеся, насквозь промерзшие, они поднялись вверх по реке к избушке. Таких избушек по тайге много, всегда там найдется горстка сухарей, крупы, соли, коробок спичек. Временным владельцем этой избенки становился тот, кому необходим отдых и ночлег. Отец и дочь наскоро поужинали, растопили печь и свалились, сморенные усталостью. Разбудил Михаила настойчивый визг собаки, она больно впилась ему в руку зубами. Он разлепил тяжелые веки, в глаза метнулось рыжее пламя. Мелькнуло в мозгу: «Горим... патроны». Огонь уже лизал кожу патронташа. - Сейчас рванет!»
Ирка проснулась от того, что что-то тяжело навалилось на нее, сгребло в охапку, вышвырнул о на улицу, в снег. Следом за ней из избушки вылетели рюкзак, ружье и, наконец, вывалился отец, упал в снег, растирая его ладонями. В избушке рвануло, и она вспыхнула ярко, как факел. Старое, иссушенное годами дерево горело быстро, а через два часа от избушки остались лишь горелые столбы.
-Накаркала, ворона! - мрачно ругнулся Михаил и только сейчас заметил, что стоит в одних шерстяных носках. Валенки сгорели. Он стянул с себя шерстяной свитер из под фуфайки,разорвал его на портянки, обмотал ими ступни, ножом ободрал кору с дерева и, приложив ее к ступням, обмотал обрезанными рюкзачными ремнями. Вернулись домой они только под утро. Иркина мать, увидев их, всплеснула руками и тихо заплакала. - Ну, будет тебе - виновато сказал Михаил. Достал подпаленную беличью шкурку и, гордясь, подал: «Смотри-ка... первая добыча...»
-Ничего, - смягчилась женщина: «На шапку небось настреляете.» И осторожно погладила собаку по белому с черной отметиной лбу: «Добрая лайка будет!»