Принятое мной в «светелке» снадобье превосходно справлялось с дешевым прокисшим пойлом, которое в «Озорном вдовце» значительно именовалось «особым силльским». Я покатывался над сальными байками Нестора, под одобрительный хохот компании лапал зазевавшихся подавальщиц, источал хмельную слезу, подвывая братьям, тянувшим унылую песню на непонятном языке… но иная часть меня ни на секунду не упускала из внимания развеселых посетителей корчмы. Словно паук в центре незримой паутины я остро чувствовал биение натянутых нитей. По этому биению я легко мог определить, насколько значимая информация угодила в мои сети. Сейчас «паутина» молчала: легкую рябь, что вызывали досужая болтовня и суета местной публики, в расчет можно было не принимать.
– Отличный ты мужик, Лесс – вконец разморенный выпитым, Нестор смачно харкнул в свои широкие ладони и пригладил всклокоченные рыжие вихры на голове, – только по мне, уж больно невнятный. Почитай год с тобой знакомство вожу, а ты все интересничаешь. Чем живешь, чем дышишь – дело темное. Слухай, Лесс, может, ты бабенок перезревших того… за деньгу пользуешь? Такому молодцу всякая бутон свой сморщенный была б рада всучить, да еще и приплатила бы.
– А что, жену свою ему засватать хочешь? Сам-то, поди, истаскался сердяга, отплатиться решил – оглушительно захохотал Кирим. – Ладно, глаза на меня не таращь – дырку прожжешь. Я тебя и подолее знаю, а в духовники к тебе не лезу. Все мы здесь «невнятные» и по каждому палач веревку вощит. Ты расспросы свои кончай давай, разуметь такую малость должен.
Я понял, что Кирим имел ввиду. Местные ревностно оберегали свою частную жизнь от посторонних глаз. Охочий до чужих тайн мог запросто лишиться языка, а чересчур любопытный рисковал оказаться в канаве с перерезанным горлом. И удивляться тут нечему: портовая Затужа – пирог лакомый, разномастной мрази здесь предостаточно. Каждый норовил ухватить кусок пожирнее, только способы у всех были разные. А коль скоро кое-какие сведения магистрат оплачивал из казны весьма щедро, то и болтались потом на ветру под перекладиной особо разговорчивые, вывалив свои никчемные посиневшие языки.
– Да был бы интерес! Ну, огуливает баб и ладно – отмахнулся Нестор. Селеван сладко зачмокал в своей тарелке, заерзал. – Вы только погляньте на сластолюбца нашего скукоженного! Висяк-висяком, а про баб заслышав, копытом землю роет, точно конь боевой. Хоть сейчас в битву! Ты, Лесс, не подумай чего… я ведь это… ежели деньга поизведется – давай со мной. Руки, я примечаю, у тебя не только по запазухам бабским шарить сподоблены. Работенка подыщется.
– Тещу что ли свою до кучи подложишь? – оскаблился Шамир.
– Топай на хер, чертов сын. Братцы вражьи – головы в штанах – беззлобно огрызнулся Нестор и, перегнувшись через спящего Селевана, выдохнул в меня чесночным перегаром. – Ты, Лесс, думаешь, мы тут в земле навоз хороним? Коз да пеструх за вымя тянем? Нет, родимый, бытие наше на ином замешано. Кто во что горазд.
Нестор продолжал болтать полунамеками. Лил себе и лил, с пьяных глаз. Ему, само собой, льстила удивленная заинтересованность на моем лице. А мне послушать его было забавно, не более того – я прекрасно осведомлен, на чем «замешано бытие» моих «друзей». И «кто во что горазд» из них, я знал не хуже. К примеру, братцы скрывали на груди, под густым нательным ворсом, татуировки летучих мышей. Подобное тавро, так или иначе, присутствовало у любого из шайки «нетопырей». Промышляли «мышатки» в основном на крупных трактах, потроша купеческие обозы. А Селеван рядился «заклинателем в седьмом колене» и сбывал за тройную цену амулеты «от всего» немощным толстосумам верхней Затужи. Сам же Нестор ходил с ватагой отъявленных головорезов на стремительном струге по Леике, щипал торговые суда, да обкладывал побором рыбацкие артели.
Стоп! Задергалась моя «паутинка», зазвенела. Нестор что-то с жаром втолковывал мне, и я с готовностью соглашался, усмехался, удивленно мотал головой, но слышал теперь только сиплый прокуренный шепоток – беседовали двое у камина. Ниточка их разговора билась тревожно, норовила выскользнуть, сгинуть в хмельной разноголосице, но держал я ее цепко.
«Чего приперся? Говорено же, у Оружейного моста ждать, говорено? Так какого хера осклизлого ты тут разгуливаешь?»
«Может и говорено, только ты мне и про смирных шавок елей в уши вливал, а про своры шелудивые рыщущие уговора не было!»
«Да что ты несешь, рехнулся?»
«А то и несу! Вся верхняя стражниками заполонена, по переулкам шарятся, в малые щели морды суют, чуть ли не под камни залазят! Факела жгут без счета – светло, точно днем! Такой хай подняли! Что-то там у них нешуточное приключилось. Давай отбой своим, на седмицу – самое меньшее!»
«Сам-то как выбрался?»
«Насилу ушел. С обеих сторон мосты перекрыли, по берегам патрули шныряют. По Гнызе до верху на лодке выгреб, к Восточному мосту. Проскочил вовремя – сейчас там и мышь не пролизнет! Потом обскажу подробно, дай лучше горло промочить – пересохло!»
Все. Завертелось. Теперь только вопрос времени, когда они по нижней Затуже расползутся. А значит, и сюда непременно заявятся. Землю носом рыть будут. Нужно уходить: лишний раз мозолить глаза остервенелым стражникам не стоило.
– Ой, Лесс, милый, а я-то глупая сижу и солнышка своего не вижу!
Я обернулся на звонкий оклик. За дальним столом у стены гуляла шумная компания. Здоровенные, потные, беспокойные. Не сразу и заприметишь в их хмельном мельтешении стройную ладную фигурку Сабеллы на коленях сомлевшего от выжратого вина и близости женского тела мордоворота. Она помахала мне рукой, резво спрыгнула с колен ухажера и, ловко увернувшись от лап его дружка, порхнула к нашему столу.
– Что, девка, в цене не сошлись? Оробела под четырьмя елдыками задарма пыхтеть? – встретил ее Нестор со смешком. – Что-то нынче затянулись у тебя торги. «Солнышко» тут почитай кувшинов пять как торчит, а ты только сейчас увидать его изволила.
– Языкастые, навроде тебя вот, затрепали вконец – в тон ему отозвалась Сабелла, устраиваясь на моих коленях. – Жаль за языками вашими ни щедрости, ни елдыков не видать. Мой Лессушка не такой. Правда, Лесс? Ты же не обидишь бедную девушку? А уж я-то как тебя отблагодарю!
– А ты, ежели одного с деньгой захомутать не выходит – не унимался Нестор, – стало быть, числом берешь? Так то понятно: у нас тут вотчина не знатная. Господа в немалой редкости.
– Тебе-то откуда знать, бес рыжий? – прыснула Сабелла. – Прирабатываешь что ли втайне? И к нам захаживают, будь спокоен. Только ушки востро держать надо – такое добро растаскивается быстро.
Сабелла покосилась на хохочущих товарок по ремеслу, которых обхаживали таинственные «путники».
– И везет же дряням деревенским! – продолжала она с нескрываемой завистью. – Толком зады свои костлявые, плетками отцовскими пользованные, от навоза не отмыли, а удача липнет, точно к путным! Ничего, и нам прибудет. Тут к хозяину зачастил один. Мы как раз с ним, с Рюго… беседовали о плате за комнатку…
– Только говорил все больше он, а у тебя рот был занят! – заржал Нестор, но Кирим махнул ему рукой, чтобы заткнулся. Шамир подался вперед и слушал очень внимательно. Братцы поставили носы по ветру - учуяли поживу. Да и меня, признаться, таинственный гость Рюго заинтересовал.