Тамара Черемнова
Артёмке к его первому Дню рождения
Сегодня у Вовки был, наверно, самый невезучий день во всей его жизни. Хотя и забрала его мама из детского сада пораньше, сразу после обеда, потому что перед новогодними праздниками последний рабочий день всегда короткий. И поэтому сейчас мальчик деловито шагал за мамой, которая в буквальном смысле тащила его за руку. Им надо было посетить сразу несколько магазинов — купить всё необходимое для новогодних торжеств. Но даже этот поход по магазинам не обрадовал Вовку и не поднял ему настроение. Детсадовский день начался как обычно. Как только Вовка появился утром в детском саду, они позавтракали, после чего воспитательница Галина Сергеевна предложила ребятам вспомнить, что им больше всего понравилось летом, и нарисовать это на бумаге. И вот тут-то и началась каждодневная Вовкина беда. Дело в том, что мальчик совсем не умел рисовать. Вернее, умел, но всё, что он рисовал, было непонятно другим.
— Ну ничего, Вовочка, когда-нибудь ты всё равно научишься рисовать, — успокаивали мальчика воспитатели и клали непонятные его рисунки под стопку других работ. Не исключением стал и сегодняшний случай: его рисунок был, как всегда, позорно спрятан. Сначала Вовка очень долго вспоминал, что же такого необычного он мог видеть летом, потом наконец-то вспомнил, как он однажды, лежа на лесной полянке, смотрел на голубой клочок неба, который был виден между густых верхушек лесных деревьев. Изначально клочок неба был чисто голубым, потом на фоне этого голубого клочка появилось белое облако, а уж потом на белом облаке появился самолёт — и это тогда ему показалось очень красивым. И Вовка, забыв о своей бесталанности, с большущим воодушевлением принялся рисовать самолёт с облаком. Мальчику впервые в жизни показалось, что у него отлично получились и облако, и самолет. Но когда он подал воспитательнице свой рисунок, та долго смотрела на него, потом её брови поднялись выше очков, и она спросила, не поднимая головы:
— Вовочка, что это?
— Самолёт с облаком... падающим... — упавшим от страха голосом ответил Вовка, уже предчувствуя что-то нехорошее.
— Значит, это у тебя самолёт с облаком, — вздохнула Галина Сергеевна и положила, как всегда, Вовкин рисунок под другие рисунки. А мальчик, засопев, обиженно отошёл от стола воспитательницы. Ему стало очень горько, ведь он так старательно сегодня рисовал самолёт с облаком, что всё у него получится, на этот раз обязательно получится. А в итоге его рисунок опять позорно спрятали. Вот в таком плохом настроении и забрала его из детского сада мама и сейчас тащила упирающегося сына за руку.
— Володя, ты бы шёл побыстрее, ведь мы можем опоздать, и нам в магазине ничего не достанется на подарки, — сердилась мама. Вовка был бы рад идти быстрее, да плохое настроение тормозило.
Но вот все покупки сделаны и они уже дома. Мальчик сидит и смотрит на новые фломастеры, купленные мамой ему в подарок. Вовка хоть и не умел рисовать красиво, но цветные фломастеры любил. Каждый фломастер был ярким и очень весёлым, и мальчику от этого становилось весело. За окном было ещё достаточно светло, и из открытой форточки в комнату доносился счастливый визг ребятни.
— Володя, ты бы сходил, погулял, пока на улице светло, — предложила ему мама, зайдя в комнату. — А то сидишь дома как маленький старичок. Сходи, погуляй с ребятами, из снега что-нибудь слепите, всё веселее будет.
Вовка нехотя встал, мама помогла ему одеться, и он вышел на улицу. На улице вовсю кипело веселье, ребятня столпилась и глазела, как рабочие устанавливают уличную ель. Вовка тоже поглазел на них, потом пошёл, не торопясь к сугробам, где ребятня оставила свои совки, ведёрки, санки. Он подобрал оброненный кем-то совок и стал от скуки ковырять снег. Сначала он не обращал внимания на небольшую кучку снега, наваленную неподалеку от него. Но потом, невольно обернувшись на эту кучку, Вовка так и замер — он вдруг увидел, что это совсем даже не кучка снега, а снеговик, самый настоящий, который изо всех своих снежных сил выбирается из сугроба. Вовка, не раздумывая, кинулся снеговику на подмогу, стал торопливо откапывать его, освобождать из сугробного плена. Ещё разок, еще — и вот уже снеговик свободен!
— А где у него глазки? — неожиданно спросила девчушка, наблюдавшая за Вовкиной работой. Действительно, снеговик стоял без глаз и поэтому был такой грустный, ну совсем безрадостный.
И вправду, где же у него глаза? — призадумался Вовка. Он знал, что снеговикам глаза обычно делают из угольков, но угольков на дорожке не было, даже подходящих камешков нигде не было видно. Поразмыслив немного, Вовка вспомнил, что у него в коробке лежат две больших искристых пуговицы от маминого старого пальто. Ну, конечно же, они и сейчас там лежат! — без всякого сомнения подумал мальчик и бросился бежать за пуговицами.
— Ты что, Володя, так быстро нагулялся? — спросила его удивлённо мама.
— Нет, мам, я там настоящего снеговика слепил, самого-пресамого настоящего, только ему надо глаза сделать! — выпалил взволнованно Вовка.
— А у тебя есть, из чего ему глаза делать? — улыбаясь, спросила мама.
— Конечно, есть, — роясь у себя в коробке, просопел Вовка.
— Ну а нос у твоего снеговика есть? — смеясь, спросила мама.
— Кажется, нет... — растерялся Вовка.
— Ну, тогда на, держи, это нос для твоего снеговика, — и мама протянула Вовке толстую оранжевую морковку.
— Спасибо, мам, — пискнул радостно Вовка и вылетел за дверь.
Он промчался по лестнице и выскочил на улицу. Девчушка, стоя возле его снеговика, радостно замахала рукой и Вовка, ободрённый её участием, заспешил к своей незаконченной работе.
— Покажи, какие у него глазки будут? — участливо попросила девчушка.
— Подожди, сейчас всё увидишь, — деловито сказал Вовка. Ему вдруг ужасно захотелось поважничать перед этой незнакомой девчушкой, которая стала первой свидетельницей его удачи. Вовка, вытащив из кармана пуговицы, стал присматриваться, как бы поточнее вставить снеговику глаза.
— Давай я тебе помогу, — жалобно попросила она.
— Я сам, — запыхтел Вовка, вкручивая своему снеговику нос-морковку.
— Ну, хоть немножечко... — плаксиво заканючила девчушка.
— Ладно, вставь ему глубже нос, — сказал примирительно Вовка, уступая девчушке место.
Пока девчушка вкручивала глубже нос снеговику, Вовка оценивающе его рассматривал. А тот и вправду получился как на картинке, даже ещё лучше, ведь у этого снеговика глаза искрились, и поэтому он получился, словно живой. А девчушка, тем временем окончив вкручивать нос снеговику, стала своим совочкам прихлопывать, ровняя снеговику бок. И надо же было в это время случиться беде! Вдоль сугробов, где малыши лепили своего снеговика, пробежали два здоровых пацана, один из них толкнул девчушку, та упала на снеговика, который рухнул Вовке под ноги рыхлым снежком.
— А-а-а-а-а! — закричала от боли девчушка. У неё из разбитого носа капала на снег кровь. Вовка сначала не мог поверить своим, но когда вокруг них стала собираться толпа, привлечённая девчушкиным криком, Вовка осознал, что произошло.
— А-а-а-а! — тоже завопил он во всё горло. Ему показалось, что это не снеговик, а он сам рассыпался. И Вовка так зашёлся в плаче, что не помнил, как его отвели домой.
***
Вовка лежал в постели. Ему даже глаза открывать не хотелось, тем более что веки у него припухли после плача и стали тяжёлыми-претяжёлыми. Сквозь болезненную полудрёму он услышал, как к нему подошла мама, погладила по голове, поправила сползшее одеяло и тихо вышла из комнаты. Вовка полежал ещё немного с закрытыми глазами, потом уткнул нос в подушку, ещё раз безнадёжно всхлипнул, и затих.
Через некоторое время он вдруг почувствовал, что с ним происходит что-то необычное. Вовка приоткрыл тяжёлые веки и вздрогнул от неожиданности: оказывается, он снова стоял перед развалившимся снеговиком, а вокруг сияла звёздами зимняя предновогодняя ночь. На ночных улицах - никого, даже железобетонные кобры-фонари почему-то не горели. Мальчику вдруг стало страшно, как никогда. Он уже собрался было снова зареветь во весь голос, но тут за спиной у него послышались шаги. Вовка обернулся и увидел, что к нему подходит дворник дядя Лёня, только он выглядел как-то уж очень необычно: вместо привычного дворницкого тулупа и фартука на нём была шуба с блёстками, прямо как у настоящего Деда Мороза, и такая же красивая шапка. Дядя Лёня подошёл к развалившемуся снеговику, присел перед ним на корточки, хитро посмотрел на Вовку и сказал:
— Ну, ты, брат, и мастер плакать! Даже свою подружку перекричал, а ведь ей досталось побольше, чем тебе.
— Он же самый красивый получился, мой снеговик... — дрожащим от рыдания голосом проговорил мальчик и снова заревел. — У меня никогда больше такой не полу-у-учится...
— Ну почему же не получится? — удивился дядя Лёня.
— Потому что я рисовать совсем не умею, — признался Вовка и даже плакать перестал от столь смелого признания.
— Такого не бывает, чтобы кто-то совсем не умел рисовать! Ты, наверное, просто не знаешь одного волшебного секрета, — улыбнулся дядя Лёня.
— А разве есть такой секрет? — удивился Вовка.
— Конечно, как и у всякого другого ремесла. Секреты существуют везде, даже в самом простом, казалось бы, деле. Ты же сумел слепить сегодня снеговика!
— Я его не лепил, я ему просто помог вылезти из сугроба, — признался Вовка, хотя ему очень хотелось сказать, что это он сам вылепил снеговика.
— Ага, понятно, значит, это был твой первый снеговик. Как это я не догадался? — почесав бороду, проговорил дядя Лёня. — Ну, если дело обстоит так, то я открою тебе секрет, как делается самый красивый снеговик. Хочешь узнать?
— И они будут всегда получаться красивыми? — с недоверием спросил Вовка.
— Конечно, ведь ты же будешь знать секрет, как их делать, — сказал дядя Лёня, ободряя растерявшегося Вовку. — Вот смотри: начинаешь лепить снеговика, берёшь в ладошки пригоршню снега и мнёшь, чтобы снег уплотнился, и появился твёрдый ком. — Дядя Лёня показал Вовке ровненький ком снега, который образовался у него в руках. — А сейчас мы этот ком будем катать по снегу, и ты увидишь, что с ним дальше будет.
Дядя Лёня бросил ком на снег и стал валять его, пока ком не вырос, потому что на его бока прилипал всё новый и новый снег. А когда ком сделался достаточно большим, дядя Лёня поставил его, укрепив в снегу, чтоб он никуда не скатился, и сказал:
— А сейчас мы будем второй такой же ком лепить, только чуточку поменьше первого. Ну, давай, начинай сам его делать, — и дядя Леня подал Вовке пригоршню снега. — Мни его руками, чтоб он стал твёрдым.
Вовка, высунув язык, стал старательно сминать снег, и вскоре у него в руках образовался свой твёрдый ком. Потом они его с дядей Лёней катали по сугробу, пока ком не превратился в шар, Затем скатали из снега ещё один шар, поменьше, и все три шара водрузили друг на друга – так, что самый маленький оказался на самой верхушке.
— Так, отлично, — порадовался дядя Лёня. И спросил: — А где ж его искрящиеся весельем глаза?
— Они где-то здесь потерялись, — вспомнил Вовка и стал руками разгребать снег.
— Подожди, так мы их и до самой весны не найдём, — сказал дядя Лёня и, сняв с руки рукавицу, тряхнул ею. Из неё тут же вылетела юркая колючая метелица и подняла у Вовкиных ног весь снег. Пуговицы с морковкой сразу же нашлись. Дядя Лёня вставил весёлые глаза снеговику, вкрутил морковку вместо носа, потом, ловко поорудовав пальцами, растянул ему рот от уха до уха, но снеговик почему-то оставался грустным.
— Я, кажется, забыл один маленький, но очень важный секрет, — сокрушенно сказал дядя Лёня и посмотрел на Вовку. А тот улыбнулся, потому что знал этот маленький, но очень важный секрет: он чуть-чуть задрал морковный кончик вверх, и снеговик так и покатился, ха, ха, ха. Ну, разве мыслимое ли это дело — разваливать такого развесёлого снеговика?
— Теперь ты знаешь этот большой секрет: как слепить настоящего снеговика, — сказал дядя Лёня. — И если даже кто-то нечаянно развалит его, ты всегда сможешь слепить заново. Только не плачь, как сегодня, ведь любое дело поправимо.
— А как рисовать — тоже есть секрет? — спросил Вовка.
— Конечно, в любом деле есть свой секрет, и пока человек не узнает секрет этого дела, оно у него никогда не получится, — дядя Лёня тряхнул рукавицу, и юркая метелица послушно спряталась в ней снова.
— Дядь Лёнь, а вы много секретов знаете? — полюбопытничал Вовка.
— Конечно, много, мне ведь по моей должности положено очень много знать! Это я днём дворником работаю, а ночью я превращаюсь в Деда Мороза, — важно произнёс дядя Лёня. — Вот и сейчас мне уже пора разрисовывать окна, а то придёт утро, а окна неразрисованными останутся, а это непорядок. В Новый Год в городе всё должно быть красиво.
— Дядь Лёнь, можно я вам помогать буду? Я очень хочу научиться рисовать, — захныкал Вовка.
— А ты не испугаешься высоты? Ты когда-нибудь летал во сне? — спросил дядя Леня Вовку.
— Я почти каждую ночь летаю. И ещё мне снится, что я красиво рисую, — приврал Вовка, боясь, что дядя Лёня не возьмёт его с собой.
— Ну, тогда полетели украшать город, мой юный друг, — сказал дядя Лёня и, взяв Вовку одной рукой, другой встряхнул свою рукавицу. Из неё выскочила настоящая метель и понесла их ввысь. Они подлетели к одному из окон самого высокого в городе дома.
— Ну и что же больше всего у тебя не получается, мой юный друг, когда ты рисуешь? — насмешливо спросил дядя Лёня, доставая из кармана своей шубы ведёрко снежной краски и тонкую хрустальную кисточку.
— У меня ничего не получается, — честно признался Вовка.
— Давай, сначала попробуем с тобой нарисовать что-нибудь простое, — предложил дядя Лёня. — Ну, допустим, лесную тропинку. Ты знаешь, что это такое? — спросил он.
— Это такая узенькая дорожка в лесу, — ответил мальчик. — Когда я был летом в деревне у бабушки, мы с мамой ходили по такой дорожке.
— А ты вспомни, какой она была, и нарисуй её на стекле. Вот тебе тоненькая кисточка и вот тебе ведёрко с краской. — И дядя Лёня протянул их Вовке.
Вовка обмакнул кисточку в ведёрко и нанёс на стекло две прямые полоски, но это не было похоже на тропинку. Даже отдалённо ничем её не напоминало.
— Ну, вот видите... — расстроенно вздохнул Вовка.
— Знаешь, почему у тебя не получилась тропинка? Потому что ты не знаешь одного очень важного секрета. Дело в том, что в живописи, как и в живой природе, не существует прямых линий. Хотя нет, это утверждение не совсем верно. Правильнее сказать так: все извилистые линии состоят из крохотных прямых чёрточек. Вот смотри! — Дядя Лёня выдернул из воротника шубы несколько ледяных иголочек и стал по одной накладывать их на стекло. — Вот я положил одну прямую иголочку, казалось бы, ничего не изменилось от этого. А если я приложу к этой иголочке ещё одну, но кончик второй иголочки отклоню чуть вправо, даже и сейчас ещё ничего не заметно. Но если я все иголочки начну соединять в таком порядке, каждый раз отклоняя последний кончик вправо, то смотри, что получается.
Вовка глянул и от удивления открыл рот: на стекле вместо прямых чёрточек образовался полукруг.
— А теперь попробуй нарисовать тропику снова, только с извилинкой, — предложил Вовке дядя Лёня. Вовка провёл кисточкой две неровных извилины, и на стекле появилась тропинка. — А теперь над этой тропинкой проведём волнистую линию, и на нашем рисунке вырастет пышный сугроб. Над сугробом нарисуем верхушки зимнего леса, — продолжал обучение дядя Лёня. Вовка наносил извилистые штрихи на оконное стекло и не верил, что это он рисует. Потом дядя Лёня дунул на рисунок, и тот закрасился серебристым инеем.
— Надеюсь, ты запомнил самое важное правило: в живой природе, как и в живописи, нет прямых линий, но каждый извилистый штрих состоит из крохотных прямых чёрточек, — назидательно поучал наставник.
Потом Вовка рисовал на оконном стекле берёзовый листок, но его глаза вдруг начали слипаться, и он так и уснул на руках у дяди Лёни. Он не помнил, как снова очутился в своей постели, да это и не важно. Важно то, что спал он сейчас уже спокойно, вся обида и горечь исчезли, а это, пожалуй, самое главное.
***
В зимнем небе медленно бледнели и угасали звёзды. И вот хлопнула первая дверь в подъезде дома — это дворник дядя Лёня вышел на свою привычную работу, в своём обычном тулупе и белом фартуке. В руке он нёс ведро с песком и совок, чтобы засыпать обледеневшие за ночь дорожки. Проходя мимо большущего снеговика, дядя Лёня чуть заметно подмигнул ему и пошёл дальше.
Новокузнецк, 2006 г.