Я проснусь

Хитролион
Я открыл глаза. Еще секунду назад мой разум терзал страх ночных кошмаров, а сейчас ночь комкает своей беспросветностью остатки сна. Шорох. Он со всех сторон. Шорох и страх ночного кошмара из сна вползает в мое сознание. Мимо меня течет вода, ручей, я на дне оврага. Там, наверху, на фоне луны, склонив ветви - стоят рябины. Я жив, но живо ли мое тело? Я открыл глаза, но глаз не было. Я попытался поднять руку, но не смог. Шорох, он со всех сторон, и он приближается, он становится ревом и треском. Я чувствую дым. Я вижу, как рябины вспыхивают, и огонь заслоняет луну. Надо встать, надо бежать, надо спасаться, но нет сил поднять руку, нет сил бежать, нет сил терпеть жар. Открыл глаза, это всего лишь сон, ночной бред. Почему так холодно? Вокруг снег и тишина. Ракета и снег взорвался миллионом отблесков тусклого света. Надо смотреть на нейтральную полосу. Враг может идти к тебе, надо слушать тишину, не ту ее часть, что метет вчерашний снег по корке позавчерашнего, а ту, что ломает эту корку весом ботинка. Господи, как холодно. Еще горит ракета, еще она медленно спускается на парашюте, а я вглядываюсь в причудливую игру теней на нейтральной полосе, слушаю снег. Внезапно чья то рука закрывает мне рот, и что-то острое открывает горлу новый поток воздуха. Я хочу дышать и не могу. Открыл глаза - все это жар, я болен, шепчу молитву, скоро умру, придут люди, закутанные с ног до головы в коричневые одежды с белыми крестами, и оттащат мое тело за город, чтобы сжечь в чумной яме. Я знаю, так и будет, выздоравливающих нет, я сам три недели в такой одежде возил тех, кто умер от чумы за город. О, господи, никто не придет - я последний в этом городе - еще жив, но уже почти нет. Нельзя, чтобы те, кто придет после нас заразились. Надо все сжечь. Трясущимися руками кочергой вытаскиваю угли из очага прямо на пол. Кидаю тряпку, масло. Дым, горит, пусть горит, пусть все горит! Ярче! Ярче! Пусть весь город сгорит! Пусть на его золе будет поле, и растет хлеб. Хлеб для тех, кто придет после нас. А кто придет после нас, если все умерли? Я открыл глаза, все это - бред, порожденный отсутствием воздуха. Воздуха все меньше и меньше. Очиститель приветливо подмигивает красной лампочкой, а спокойный голос бортового компьютера бесконечно талдычит: "Внимание! Тревога! Уровень кислорода упал ниже критической отметки! Всему персоналу срочно надеть скафандры!" Глупая машина, нет здесь персонала никакого, кроме меня, и я уже давно надел скафандр, только кислорода в нем уже нет, а очиститель говорит мне, что осталось жить еще пару вздохов, и все. Как болит голова. Надо подплыть к шлюзу, снять автоблокировку и открыть его. Пусть мое тело примет глубокий космос. Пусть, и вот я, уже выброшенный потоком остатков воздушной смеси из гибнущего корабля, плыву навстречу звездам. Надо прекратить эту агонию и боль, пока еще есть силы. Открываю маску скафандра, и вакуум огнем взрывает мои легкие, я это чувствую и просыпаюсь. Холодная вода тянет меня вниз. Просыпаюсь. Постель, слабость и заплаканные лица родственников, склонившиеся надо мной. Просыпаюсь. Трасса, внезапно навстречу тень, удар. Просыпаюсь... 
Я все сущее, я тот, кого люди называют "Бог", я умираю, чтобы проснуться в каждом из вас и умереть вне времени и вне пространства бесконечное количество раз, бесконечное количество два, бесконечное количество три, и пусть мне говорят, что я болен шизофренией, когда-нибудь я проснусь. Чтобы не умирать. Ночь уйдет, встанет солнце и я не буду больше богом, а буду мотыльком, порхающим вечность вокруг утреннего солнца.. я проснусь.