Летний день на Белом море

 
       - Увольняемым на берег построиться на баке! - хрипит  на рубке динамик боевой трансляции и мы, весело переговариваясь и подталкивая друг друга, цокаем подковками   по ведущему наверх трапу.
       После душного полумрака кубрика, наверху ослепительно светло и празднично.
       - Шустрей, шустрей! - выбрасывает в сторону руку, уже стоящий у борта старшина 1 статьи  Жора Юркин, и мы выстраиваемся вдоль лееров* двумя ровными шеренгами.
       Белоснежно отсвечивают на солнце чехлы бескозырок, ярко-синие гюйсы украшают отутюженные форменки, широкие клеша почти закрывают надраенные ботинки.
       Через несколько минут перед строем возникает помощник командира,  Жора рысит в его сторону.
       - Товарищ капитан-лейтенант! - вскидывает руку к бескозырке.- Увольняемые на берег, в количестве пятнадцати  человек построены!
       - Вольно, - милостиво кивает головой помощник и, заложив руки за спину, неспешно дефилирует вдоль строя.
       - Тэкс, - останавливается он в центре. - Первая шеренга два шага вперед!
       - Бах, бах! - дважды гремят матросские каблуки, и помощник монолитно идет меж  шеренгами.
       - Ты, ты и ты, - трижды вскидывается  указательный палец. - Выйти из строя!
       Поименованные рубят строевым, оборачиваются через левое плечо  и, застыв перед строем, тупо пялятся в небо.
       На первом, Сане Ханникове, полуметровой ширины клеша, у второго, Сереги Корунского, длинные, до пупа ленты, а у третьего, низенького Мишки Осипенко, высокие, сточенные на конус каблуки на ботинках.
       - Жоржики*, -  презрительно взглянув на нарушителей формы одежды, цедит  помощник. - Немедленно заменить!
       - Товарищ капитан-лейтенант, - сделав скорбные лица, начинают ныть нарушители, - да мы…
       - Время пошло, - смотрит помощник на наручные часы, и те, недовольно  бубня, спешат в сторону кубрика.
       - А теперь слушать меня внимательно! - окидывает нас прозрачными глазами помощник. - В увольнении вести себя достойно, спиртных напитков не употреблять и драки с бербазой не устраивать!  Если что, разбираться буду лично! Надеюсь, всем понятно?
       - Так точно! - оглушительно рявкают два десятка молодых глоток, и  парящие в небе бакланы испуганно шарахаются в сторону.
       -То-то же,-  удовлетворенно хмыкает капитана-лейтенант. - Юркин, продолжай.
       - Первая шеренга два шага назад! - выпучив глаза, сипло орет Жора.
       -Бах, бах, - снова гремят каблуки.
       - Команда смир-рна! -  мы набираем в грудь воздуха.
       - Вольно, р-разойдись! - и строй рассыпается.
       Весело переговариваясь, мы направляемся к ведущему на причал трапу, лихо козыряем  реящему  в небе военно-морскому флагу  и быстро сбегаем вниз, к плещущему под сваями  прибою.
       Затем   дружно шагаем по гулким, прогретым солнцем, сосновым доскам причала в сторону виднеющегося за двумя пакгаузами КПП, подначиваем  все еще расстроенных «жоржиков» и проникаемся сознанием свободы.
       - Открывай, мамаша! - весело орет кто-то из ребят дремлющей на солнце пожилой «вохре», вооруженной допотопным наганом, и та, что-то недовольно бормоча, поднимает вверх  полосатую штангу шлагбаума.
       За ним, облитая черемуховым цветом, припортовая улица одноэтажных домов, кувыркающаяся в синем небе стая турманов, а вдали, в синеватой дымке, первые многоэтажки города.
       - Ну че, кореша, разбегаемся? - сдвигает на затылок бескозырку Жора, и мы небольшими группами расходимся по сторонам.
       Одни следуют в центр, там в кинотеатре демонстрируют  новый фильм, другие в расположенное неподалеку женское общежитие, ну а третьи, вроде нас, просто поболтаться по городу.
       Мы, это  радиометрист Витька Допиро, ракетчики Серега Осмачко и Валера Тигарев, штурманский электрик Славка Гордеев и автор этих строк, в то время торпедист.
       Миновав высотки  нового микрорайона, с еще редкими, шествующими по своим делам аборигенами, мы вскоре выходим на главный проспект  и, приняв  независимый вид, вольготно  шествуем по затененным  деревьями  тротуару.
       - Валер, музыку! - щурится на солнце  Витька, и Тигарев щелкает кнопкой, прихваченного с собой портативного магнитофона.
       Агрегат именуется «Дельфин», раньше принадлежал старшине команды ракетчиков, но мичман по пьянке сел на него вместо стула, и то, что осталось, подарил Валерке.
       Тигарев, поднаторевший в электронике, вернул «Дельфина» к жизни и теперь он радует наши уши.

       «На палубу вышел, а палубы нет,
       Вся палуба в трюм провалилась..!»

голосом какого-то флотского барда орет магнитофон, и мы проникаемся чувством высокого искусства.
       Но дослушать до конца шедевр не удается.
       Когда плачущий тенор выводит особо душещипательные строки о колоснике, который привязали к ногам усопшего кочегара, откуда-то, возникает флотский патруль и его старший, длинный как жердь капитан-лейтенант, призывно манит нас к себе пальцем.
       Валерка тут же вырубает машину, мы тихо материмся  и дружно маршируем к патрулю.
       - Что за хрень?!   - тычет пальцем в магнитофон каплей, когда откозыряв, мы вытягиваемся рядом.
       - Морской фольклор! - делая идиотскую рожу, ест глазами начальство Витька.
       - Я сам слышу, что не Паганини, - недовольно брюзжит старший, а два курсанта из школы мичманов, с красными повязками на рукавах форменок, ехидно ухмыляются.
       - Врубите что-нибудь поприличнее, - продолжает офицер - а то отправлю в комендатуру, там будете петь «Интернационал».  - Ясно?!
       -  Точно так! - дружно орем мы, после чего Валерка нажимает одну кнопку, вторую и в воздухе хрипит голос Высоцкого

      «Он капитан и родина его Марсель,
      Он обожает споры, шум и драки,
      Он курит трубку, пьет крепчайший эль,
      И любит девушку из Нагасаки!»

надрывается всенародный любимец, и лицо блюстителя устава  добреет.
     - Ну вот, хорошая лирическая песня, - с чувством произносит он. - И будит самые  добрые чувства. Свободны.

      «…У ней, такая маленькая грудь,
      И губы, губы алые как маки,
      Уходит капитан в далекий путь,
      И видит девушку из Нагасаки!»

с каждой строкой отдаляет нас Высоцкий от опасной троицы, и мы с облегчением вздыхаем.
       Спустя час  выходим на центральную площадь города, расцвеченную цветочными клумбами, встаем на фоне какого-то памятника, и Витька щелкает нас своей «Сменой». Для истории.
       Солнце поднимается все выше, нам хочется пить, и мы направляемся к стоящей  в тени лип, голубой тележке с газированной водой.
       - По сколько мальчики? - томно спрашивает  молодая скучающая продавщица и с интересом пялится на смазливого  Осмачко.
       - По два, с сиропом   - солидно басит тот,  протягивая ей хрустящий рубль.
       Вода холодная, с вишневым сиропом и приятно щиплет в носу.
       - А что ж вы без девчат? - следует очередной вопрос. - Или не любят?
       - Почему, любят, - отдуваясь, ухмыляется  Витька. -  Особенно вон  его, Серегу.
       Осмачко невозмутимо высасывает второй стакан и оценивающе оглядывает продавщицу.
       - Ну как, нравлюсь? - принимает та соблазнительную позу.
       - А то,- возвращает   пустой стакан Серега и, наклонившись, что-то шепчет  ей на ушко.
       - Девица прыскает в ладошку, делает круглые глаза  и тянет, - ишь ты ка-кой…
       Потом мы двигаем дальше, а Серега остается.
       - А ничего девчонка, - оглядывается назад Славка. - Как думаете договорится?
       - Хохлы народ ушлый, - сплевывает  в сторону Витька,  - скоро узнаем. - А пока айда в парк, поглядим на аттракционы.
       Между тем город заметно оживает. По центральным улицам оживленно движется транспорт, цветущие скверы наполняются  нарядно одетыми людьми, на детских площадках слышны звонкие ребячьи крики. 
       От парка наносит свежестью, запахом  цветов  и  мы с удовольствием входим под арку.
       На обширной, с многочисленными деревьями и клумбами  территории, уже вовсю работают аттракционы, из динамиков льется музыка, а по аллеям прогуливаются группы отдыхающих. Для начала мы покупаем по мороженому, с интересом глазеем на аттракционы, а затем останавливаемся перед одним из них.
       Агрегат называется силомер, кругом стоят веселые зеваки, и очередной желающий,  могучего вида дядя, с кряканьем опускает здоровенный  молот на ударную площадку перед уходящей в небо направляющей.
       - Бах! - железно гремит в воздухе, вверх  по желобу взмывает металлический шар,  и толпа радостно орет - пятьсот!
       Тяжело дыша,  здоровяк с достоинством отходит в сторону,   а на его место встает очередной желающий.
       Мы протискиваемся вперед, некоторое время наблюдаем, а потом Витька толкает меня в бок - покажи класс.
       Комплекции я средней, но  дури много. Зажатым в руке гвоздем на спор пробиваю сосновую  сороковку, а двойник* жму  левой раз  двадцать. Рекорд амбала никто побить не может, и толпа радостно улюлюкает над  очередным неудачником.
       Когда подходит моя очередь, я передаю бескозырку Славке, расстегиваю  рукава форменки и, поплевав на руки, обхватываю   длинную рукоятку.
       Бить решаю полным оборотом через   плечо. Так когда-то учил меня   в кузне дед, и так бьют путевые мастера, заколачивая костыли в шпалы.
       Расставив для устойчивости ноги, набираю в грудь воздуха, молот с воем описывает полный круг и  рушится на ударник.
       - Семьсот!! - радостно вопят зрители, а Валерка с Витькой оглашают воздух пронзительным свистом.
       - Не хило,- подходит к нам выбивший пятьсот дядя, и сует мне волосатую лапу - держи краба!
       -  С подплава? -  косится он на Витькин нагрудный  жетон.
       -  Ну да, - кивает тот. -  Принимаем в заводе лодку.
       -   А я на нем работаю, строю их. - А до этого служил в подплаве, пять лет  в Полярном.  Айда парни, выпьем пива, угощаю.
       Через пять минут во главе с Николаем, так зовут нашего нового знакомца, мы подходим  к стоящей в одной из аллей оранжевой   бочке, у которой  утоляют жажду несколько любителей пенного напитка.
       - Андреевна, плесни-ка  нам  с ребятами  жигулевского ,- обращается Николай к толстой  продавщице, вручая ей трешник.   Та наливает  пять, со снежными шапками  кружек,  поочередно их принимаем. Пиво свежее, чуть отдает бочкой,  и   мы  с удовольствием его смакуем.
       Затем, пожелав нам хорошего увольнения, Николай уходит, а мы усаживаемся на одну из скамеек и лениво  дымим сигаретами. Здесь нас и находит задержавшийся  Серега.
       С довольной рожей он плюхается рядом,   и сообщает, что  продавщицу газировки зовут Юлей, у нее своя квартира и в следующее воскресенье он приглашен в гости.
       -  Это мы воспринимаем как должное, Осмачко мастак заводить знакомства, и Славка советует ему не теряться.
       Между тем  время приближается к полудню,  у нас возникает желание подкрепиться.
       Сделать это можно двумя путями: вернуться на плавбазу и употребить свой законный обед или остаться в городе  и перекусить здесь.
       Выбираем второй, благо накануне, после возвращения с морей, интендант выдал команде денежное довольствие и, оно жжет нам карманы.
       Тридцать с лишним рублей в месяц, для моряка срочной службы сумма приличная, и в этой части флот выгодно отличается от армии.
       Коротко посовещавшись, мы встаем с лавки, сворачиваем в одну из аллей и минут через десять отовариваемся в небольшом, павильоне, расположенном в дальнем конце парка.
       Веселая и словоохотливая продавщица вешает нам килограмм  докторской,   кладет в бумажный пакет пять сырков «Дружба» и два кирпича   хлеба  после настойчивых просьб,  водружает на прилавок три плечистые бутылки портвейна.
       - Мерси боку, - галантно раскланивается с ней Витька, мы прихватываем пакет, и, сунув бутылки в рукава форменок, покидаем гостеприимный павильон.
       - Так, ну и где будем шамать? -  окинув всех взглядом, вопрошает Витька. - В парке не желательно, патрули заметут.
       -  А давайте на заливе,   тут же совсем рядом, - предлагает Славка.   
       - Точно, поддерживает его Валерка. - Заодно и искупнемся, когда еще такое лето выдастся? 
       Лето в этом году на Белом море действительно на удивление. Где-то в центральной полосе засуха, горят леса и торфяники, а тут солнце и теплынь, словно в Крыму. Местные поморы не припомнят такого. А совсем недавно  случилось вообще небывалое.  В заводской гавани, где стоят наши лодки, появились целые стаи розовых медуз.
       Оставив позади парк, мы углубляемся в расцвеченную солнечными пятнами березовую рощу, и спустя полчаса петляющая между деревьями тропинка приводит нас на пустынный берег залива.
       Он раскинулся до туманного горизонта, ярко блестит на солнце и радует глаз первозданной синевой.
       - Лепота! - довольно щурится Славка. - Айда вон к тем камням.
       Метрах в двадцати справа, недалеко от кромки воды,  живописно разбросан десяток валунов, и, скрипя галькой, мы направляемся в ту сторону.
       Валуны теплые, с прозеленью моха,  и на них удобно загорать. На один, плоский и почти ушедший в землю, мы ставим все принесенное с собою, потом раздеваемся до трусов, с диким ором  несемся к морю и ныряем в  весело плещущий прибой.
       Вода холодновата, но терпеть можно, и минут десять мы качаемся на волнах. Потом, цокая зубами,   выбираемся на берег, чуть обсыхаем и  рассаживаемся вокруг импровизированного стола.
       Извлеченным из кармана клешей складнем, Славка поочередно пластает на вывернутом наизнанку пакете дразняще  пахнущую колбасу с хлебом, а Витька откупоривает первую бутылку и мы пускаем ее по кругу.
       Когда посудина опорожняется, и часть провизии съедена, мы распатрониваем сырки и открываем вторую, а после перекура приканчиваем третью.
       В головах чуть шумит, восприятие обостряется,  и прибой становится громче.
       Мы забираемся на прогретые солнцем валуны, забрасываем руки за головы и бездумно пялимся в синеву неба.
       - Валер, а Валер, вруби чего-нибудь для души, - сонно произносит Славка.
       - Понял, - откликается тот, потом щелкает кнопка,  и в воздухе звучит непередаваемо грустная  мелодия.
       - Красиво, - бормочет со своего валуна Серега. - Что это?
       - Оркестр Поля Мориа. «Мост над тихими водами», - тихо отвечает Валерка.
       Потом мы погружаемся в музыку, и все исчезает.
       Когда  просыпаемся, желтый диск солнца касается кромки горизонта.
Из парка доносятся визг и разухабистые звуки шейка*, но идти туда нам почему-то не хочется.

Примечания:
Леера - ограждения верхней палубы на судне.
Жоржик -  то же, что стиляга на гражданке (жарг.)
Двойник - двухпудовая гиря (жарг.)
Шейк - модный в прошлом веке танец.