Горе...

Ааабэлла
Осе Лазареву.


Предчувствие шепнуло:
- Жди!
- Кого? – спросил он.
- Горе… - услышал в ответ.

Его это не напугало – столько уже видел… Вспомнилась сказка из детства. Там Горе мужику перехитрить удалось, закопав, и даже на том заработать неплохо.  Выйдет ли так теперь?

Он долго ожидал, ломая голову, с какой же стороны оно придёт, а его всё не было. И, когда уже забыл о предупреждении, оно явилось.

Трудно было б его не узнать. В чёрном, вид измученный, лицо заплаканное. Сколько уже он встречал таких лиц?

Выглядело оно так, что пожалеть хотелось. Но он давно отвык жалеть и подумал с лёгким злорадством: не потому ли так само горюет, что нет у него работы? Крокодиловы слёзы?..
Но… ко мне ведь пришло, может, уже и оплакало? И посмотрел вопрошающе.

Оно глянуло на него:
- Не твоё я.

Удивлённый, он несколько растерянно спросил:
- Тогда… чем обязан?
- Может, хоть присесть предложишь?
- Конечно… Вот, пожалуйста.
И стал ждать объяснения.

Горе, словно смутилось, не зная, как начать.
- Ну, как тебе сказать… Я вроде бы с проверкой.
И замолчало.

Что за чушь? Проверка на вшивость? Дрогнет ли? Зачем?

- Понимаешь, шло-то я к тебе, но потом закралась одна мысль. Мало где мне бывают рады. Хотя есть и такие. Но это, увы, не лучшие из людей, а точнее, наоборот. Мысль была о том, что ведь можно и, пусть иногда, отказаться нести плохое. Посланное к тебе, а ты это заслужил, я решило узнать, как отнесутся ко мне твои близкие, и обошло их.

У него отвисла челюсть. С ума сходит?

- Каждому я представлялось… Предчувствием, и они начинали волноваться. Об остальных. Большинство, в первую очередь, о тебе. Ты же обеспокоился лишь безопасностью своей персоны, и, узнав, что я – не по твою душу, более ничем не поинтересовался.

- И что с того? – не выдержал он.
- А то… что случись я с тобой, я стану их горем, не твоим. Тебя-то уже не будет. Их мне жаль, а тебе на них наплевать. Вот я и думаю: как выйти из этой ситуации?
Оно опять замолчало.

Он вздохнул и, мрачно взглянув, произнёс:
- Никак ты пришло, чтобы я помог тебе?..
- А почему б и нет? Если жить хочешь…

Жить он, положим, хотел, но мысли не шли в голову, слишком уж ситуация необычная.  Однако… где-то ему эта мысль уже встречалась?
- Мне надо их полюбить. Тогда их несчастье станет моим. Ты ведь этого хочешь? В таком случае ты сможешь исполнить порученное. Само собой, в твою легенду я не верю. И, если правильно понимаю, пока я - бесчувственный лицемер, то для тебя неуязвим.

Хотя, прошептал он уже про себя, я не всегда таким был…

Теперь вздохнуло Горе. Усмехнулось:
-  Опять с такой же сволочью столкнулось, как само. В последнее время всё чаще это происходит. Ну, как, спрашиваю, работать прикажите? С кем? Где убитые горем? Скажи, это я старею или мир оскотинивается?
- Про мир ничего не скажу, мне довольно своих дел. Но ежедневно со всех сторон слышу про горемык, так что ты явно справляешься.
- Льстишь? Мой человек! Ты уже принёс немало горя, а сколько ещё принесёшь! Зачем мне тебя убивать?
- Ну-ну, ты меня не вербовало!
- Лучшие помощники – идейные, не подозревающие о том. Они эффективнее других и денег не просят.
- Если, говоришь, я и так – твой человек, то зачем пожаловало?
- Понимаешь… большинство негодяев окружают себя подобными. И потому рано или поздно получают от них своё. О них искренне не горюют. Ты – не совсем такой случай, твоё личное окружение состоит из обманутых тобой, считающих тебя прекрасным человеком. Способный, чёрт!
Он поклонился. Однако не было сказано, зачем же оно появилось. Явно придуривается, играет, как кошка с мышью. Он чуял опасность. И интуиция не подвела. Профессионал всё таки…

У двери Горе обернулось и развело руками:
- Пришло попрощаться. Ты действительно очень способный мерзавец. Из лучших в моей обойме. Именно поэтому ты меня поймёшь, как никто другой. Мы с тобой рассматриваем всё, как игру. Знаешь, в шахматах можно пожертвовать даже ферзём, чтобы выиграть партию? Конечно, сейчас один из ферзей (а я играю сразу много партий) у меня – твой Верховный Божок, которому ты служишь. Столько мне поспособствовать – это дар иметь надо! О нём долго плакать будут… его жертвы.
 Ты – лишь одна из его жертвенных фигур. Сначала первый его набор навел ужас, затем следующие, им призванные, и ты – в их числе, радуя выживших обманутых, смели тех палачей… чтобы занять их место и действовать ещё успешней. Теперь пришло время ему избавиться от вас. Никто не должен себя чувствовать уверенно и свободным от страха – перед Его Волей. Вас убирают руками следующих обречённых.

Впрочем, для меня – это не важно. Важно то, что твоя смерть убьёт и немало обманутых тобой.  Неплохая комбинация?
- Но ведь я для тебя неуязвим… - прошептали его губы.
- Тебя уберут другие, - жёстко, кривясь в ухмылке, сказало его Горе, - есть кому. И просить не надо. Твой же Верховный Божок… Прощай, мой несостоявшийся ферзь! Я тебя уже оплакало.

- Стоять! – закричал он, как привык на работе, грубо и властно, так, что Горе застыло с кривой усмешкой на лице, - Говоришь, что я обречён?
Горе кивнуло.
- Считаешь меня не лучше себя?
Снова кивок.
- Думаешь, мог я быть другим?
Горе покачало головой:
- Ты – всем доволен. Кроме конца, - с нехорошей улыбкой заключило оно.
- Свободно! – проорал он, отворачиваясь к стене.

Что оно понимает? В его маленьком городишке, где он родился в нищей семье, и мечтать не приходилось о том, чего он добился! Удалось окончить лишь три класса, и пришлось пойти на фабрику, откуда уже на войну.

Навык убивать позже пригодился, но тогда – страх смерти, вши, окопы, отступление, рукопашная… Ранение в плечо, госпиталь, перевод в запасной полк. Два года войны без надежды на что-то и вдруг… Революция! Он понял: вот его шанс! И не ошибся.

Революция дала ему всё: власть, ордена, достаток. 20 лет его карьера развивалась в органах госбезопасности, как бы они не назывались, переименовываясь. Тех, кого он казнил, без счёта, он ставил к стенке именем Революции, защищая её, и… своё положение в ней.

Нет, он не считал, что жизнь нужно было прожить иначе.


…Он очнулся на нарах и сразу вспомнил, что здесь уже давно, и приговор вчера вынесен.

Вспомнил, как более года назад подписывал допоздна пропуска на парад, и зашёл Сам, говоря:
- Иди домой, тебя красивая жена заждалась…

Дома он застал шедший вовсю обыск и успел только сказать супруге:
- Так вот почему Он меня гнал к тебе…

Через день на площадь по случаю праздника Революции всех пропускали по разрешению за подписью этого «заговорщика».

Ему не суждено было узнать, что жене предстоит проработать 18 лет на лесоповале и в других местах, увидеть в лагере своего следователя, а тому – своего…

Теперь, когда он сам стал «агентом многих вражеских разведок», ему пришлось понять, что же испытывали те, кого он приговаривал. Но жалеть…

Бесполезно сожалеть и думать: можно ли было прожить иначе, коль кругом такое… Иного пути у него не было. Лучше уж 20 лет расстреливать самому, чем быть тем, кто только трясётся и ждёт этого.

Он не верил в жизнь Потом и, ожидая своего подвала, боялся. Шаги в коридоре приближались. За ним? Только бы мимо на этот раз…


Его супруга дожила и была реабилитирована, вспоминая о нём с тёплым чувством.

Он реабилитирован не был.