Администратор сайта delo-very.ru Артем Семин беседует с автором романа «Дело веры» Михаилом Поляковым:
-Михаил, здравствуй!
-Здравствуй, Артем.
-Я вот хотел бы поговорить с тобой о твоем романе «Дело веры», с которым лично у меня уже довольно близкие отношения, я и создал сайт под него, и вот веду блог, в котором познакомился с массой интересных людей. Открыл, можно сказать, блогосферу для себя.
-Да, это хорошо. Нашел что-то новое.
-Ну вот. Роман я читал практически полностью и мне он, как ты знаешь, понравился. Какую цель ты преследовал при написании романа?
-Ну как сказать, Артем. Хотел во-первых воззвать к гуманизму и любви ближнему, как это ни пафосно звучит, ну а во-вторых хотел отразить те тенденции, которые в нашем обществе существуют.
-Да, то есть ты считаешь, что вот социальный дарвинизм - это то, чем живет современная Россия?
-Да, именно так я и считаю. Знаешь как говорил Сталин? Писатели улавливают, обобщают смутные интересы масс, придают им форму и выражают художественно. Не совсем точная цитата, но суть верно передана. И вот посмотри вокруг - на чиновников, ворующих деньги на социальное обеспечение стариков, на олигархов, проматывающих на своих пьянках и диких купеческих кутежах средства, достаточные для излечения десятков тысяч больных детей - все они имеют какую-то идеологию. И что это за идеология
-Ты считаешь, они имеют все какую-то идею? Мне всегда вообще казалось, что они живут, не знаю, просто своими какими-то потребностями физиологическими. Вот ему хочется ну не знаю, машину, он ее берет, при этом особо не задумываясь о том, что вот эти деньги могли пойти на условных детей больных, да?
-Нет, тут ты не прав. Каждый человек в своих действиях руководствуется какой-то идеей. Это было у Толстого, читал «Воскресение»?
-Про это, как там, перерождение Нехлюдова?
-Нет, нет, там есть другой момент, где Толстой рассуждает о том, что шпион, проститутка, убийца каждый чтобы действовать, должен считать свою деятельность нужной, полезной. То же и у кого угодно, у тебя, у меня, у царя Гороха, у бизнесмена, у госчиновника. Только последним нужно не столько считать свою деятельность полезной, полезность свою госчиновник какой-нибудь видит в глазах какой-нибудь, я не знаю, просительницы, умоляющей его дать ее ребенку квоту на лечение, сколько оправдывать преступные составляющие ее. Вот тут на помощь ему приходит социальный дарвинизм. Он кого-то ограбил, присвоил землю, украл деньги из бюджета. Как это оправдать? Есть у них и пьяная болтовня о тысячелетней России и о судьбах нации, которая не может прожить без коррупции, но всегда это так или иначе приходит к главному тезису социального дарвинизма - кто сильнее - тот и прав.
-Ну а бизнес?
-У бизнесмена, в отличии от чиновника находящегося к тому же в постоянной конкурентной борьбе поводов считать жизнь борьбой за выживание и естественным отбором, еще больше. Собственно, само понятие социального дарвинизма не возникло, а стало популярно в схожих с нашими исторических условиях - в двадцатые годы в США. Его идеологи - Мальтус, Смолл и, особенно, Уильям Самнер, действовавший как раз вот в это время просто подводили под дикое социальное неравенство философскую основу, доказывали его справедливость. Хотя термин появился несколько раньше, и автором его был Герберт Спенсер. Я тебе, вроде бы, советовал прочесть его «Основные начала», удивительно сильная книга.
-Да, и тот же дарвинизм прививается у нас?
-Да, по сути да. Разговоры о том, что коммунисты «игнорировали естественные человеческие подпрограммы» и весь похожий бред, который часто слышно, и за которым одно звучит: человек может жить и развиваться только в состоянии борьбы за выживание, все это - основания для дарвинизма. У меня в романе, ты помнишь, рассуждают о том же Чаплыгин с Сашей.
-Кстати, довольно убедительно рассуждают. Я вот не нашел чем возразить Чаплыгину на то, что конкуренция, ну там действительно ведь грызня, привела к появлению компьютеров, автомобилей и всего такого. У нас же в самом деле, ну этот шильдик, знаешь, «Сделано в СССР», не всегда вешался на качественные товары :)
-Ну если бы это был закон, то не было бы ни успехов в авиации, ни в космосе. ВВП у нас был - второй после США в условиях справедливого общества. Систему, разумеется, надо было сделать посвободнее, и успехов было бы еще больше.
-Чего-то подумалось, что все эти вопросы особенно актуальны сегодня, ну то бишь в условиях, когда мы никак не решимся что дальше-то? Совок или капитализм, но как-то иначе модернизированный? Сотрудничество и гуманизм или соревнование и толкание локтями?
-Ну да. Хотя я не люблю этого слова - совок.
-Да, ну давай поговорим теперь о романе. Он у тебя написан таким, на мой взгляд, приятным классическим языком. Ты специально ориентировался на классику?
-Отчасти. Я, конечно, не брал и не переписывал что-то у Льва Толстого или Тургенева, но классика всегда производила на меня колоссальное впечатление. Нам ее очень не хватает сейчас. Я намеренно пытался держаться дальше от опрощения, вульгаризации стиля.
-Да, типа того, как Донцова пишет. Я когда учился в литинституте, нас предупреждали держаться подальше от подобного. Полностью, кстати, согласен. А, кстати, что ты сам из современного читаешь? Только не говори, что Акунина, у него же тоже есть такой «закос» под классику :)
-Ну там именно что «закос», я цели не ставил перед собой подражать кому-то. Мне бы это было не комфортно. Кстати, я видел его интервью, где он говорил, что Чехову сложнее всего подражать. Это говорит о том, что он довольно грубо пишет. Подражать Чехову можно, но нужно больше тонкости, это писатель деталей. Ну а читаю я... Артем, разное читаю. Я пока с интересом изучаю Джека Лондона.
-О, мой писатель любимый, я тебе рассказывал ведь как читал Мартина Идена и подал заявление в литинститут?
-Да, помню, рассказывал.
-А что читаешь у Лондона?
-«Морской волк». Как раз перекликается с моим романом. Так сказать, художественное воплощение дарвинистских идей Герберта Спенсера.
-Это где там?
-Да весь роман на этом построен, на Спенсере. Лондон же был большим поклонником этого философа, да и у нас, если вспомнить Толстого, Куприна, у них встречается он. И вот как раз главный герой «Морского волка», Волк Ларсен полностью является выразителем этих идей. Его разговоры о брожении закваски, о том, что сильный побеждает слабого, все это из Спенсера. Ван Вейден, главный герой романа, в одном месте и говорит о том, что, видимо, Ларсен «превратно понял Спенсера».
-Да, но в нем есть что-то, в Ларсене, что-то мифическое, не знаю. Я не могу представить себе такого человека в жизни.
-Нет, почему, бывают такие. Это казуистика, конечно, но бывают.
-А твой главный герой, Чаплыгин, он реален?
-Он на сто процентов реален, он списан с действительности вообще и с конкретных людей в частности.
-А мне показалось, что есть что-то сюрреалистичное в этом месте, где в ресторане Чаплыгин гуляет.
-Да, так и есть. Не то что сюрреалистичность, а некая психологическая крайность. Это яркими красками я старался написать.
-И про машину ты правильно сказал. Я тебе рассказывал, у меня сосед есть, купил Кайенн на последние гроши какие-то, кредитов набрал.
-Ну, Чаплыгин он человек состоятельный.
-Нет, я просто как эпизод. Жизненно с машиной. Где он сидит в ней, смотрит на кнопки, шов общупывает. У меня что-то похожее было с первой машиной. Очень реалистично и достоверно.
-Не стоит оно того. Зачем это?
-Да у меня давно это у самого прошло. А поначалу так нервы трепал, блин, поцарапал тут, потом мне, я помню, въехал в задницу ментовский уазик, вот у меня истерика была!
-Ну, в этом суть мещанства. В окружении себя вещами и, в конечном итоге, самого себя приравнивания к ним. Поспорь с мещанчиком - лучшей ли у него фирмы телефон, хороша ли его мебель? Он родное дитя от поругания не будет так защищать, как доказывает, что у него фотоаппарат лучше какого-то другого. Вот с этого сведения себя на уровень вещи и начинается моральная смерть. Избавляться от этого надо.
-Да я давно уже не парюсь. Как-то уже все равно. Вроде все могу купить, но надо себя ограничивать, да. Жизнь лучше, когда не зацикливаешься ни на чем.
-Да, это верно.
-Но с другой стороны, ты знаешь, когда уходишь от барахла, я вот подумал сейчас, тогда тяжелее личное переносить. У меня вот тут ведь в личной жизни драма, и тяжело как-то... Раньше бы кататься поехал, за выходные бы все и выветрилось, а теперь чего-то, не знаю.
-Не переживай, все наладится у тебя.
-Да, ну ладно. В общем, на чем мы остановились? Я так понимаю, что суть романа в раскаянии человека, Чаплыгина, и то как он меняется вообще?
-Этот элемент есть, да, но там полифония, я пытался собрать вопросы и философские, и нравственные. Перед героем будет масса сложных выборов, которые надо делать.
-Но он уже стал меняться. Перед судом он пошел на квартиру к девочке убитой.
-Он еще не сознает, чего хочется ему. Его подтолкнула встреча с той девушкой.
-С Леной. Страшная сцена, кстати.
-Ну, вот это его спровоцировало.
-А ты это писал с каких-то реальных событий?
-Вообще, весь роман написан с реальных событий, это была огромная работа.
-Вот расскажи поподробнее.
-Большую часть ты знаешь сам - изучение материала - это сотни статей, газетных заметок, законодательной базы. Вот тогда я, кстати, наткнулся на 76-ую статью.
-Это то, о чем говорится, о примирении с погибшей?
-Да, Чаплыгин пытается уйти по ней от отвественности. Как от нее уходят 2-3 тысячи человек в год по этой же самой статье. Я тебе много раз рассказывал.
-Ну расскажи еще читателям нашим.
-В законодательстве, в уголовном кодексе РФ есть статья номер 76, которая описывает условия закрытия уголовного дела по факту примирения сторон. Например, я ударил тебя, ты пошел в милицию, на меня по факту побоев завели дело. Но мы помирились с тобой, или я тебе дал денег. Ты пошел и заявление забрал. Все, дело закрыто. Но так трактуют эту статью, что по ней же, как в случае с Чаплыгиным закрывают уголовные дела с убийствами. Каждое дело с убийством это дело так называемого публичного обвинения. То есть уже не конкретно я обвиняю тебя в преступлении, как происходит в случае частного обвинения, а тебя обвиняет как бы все общество, понятно?
-Понятно.
-То есть не важно - есть ли у убитого родственники, вообще, опознан ли он, но дело будет открыто в любом случае. Если милиция увидит, как ты грабишь на улице человека, дело заведут только в том случае, если потерпевший захочет этого. Если же найдут труп, то дело заведут в любом случае. И вот наши суды трактуют эту 76-ую статью так, что сам погибший зачастую вообще не является потерпевшим, а потерпевшими становятся родственники его. С ними договаривается убийца, они примиряются, его отпускают. Понятно?
-Да.
-И это целая практика. Это современная Россия. Деньги есть, все, ты не подсуден.
-Да, тут не поспоришь...
-Ну и беседы были с заключенными, особенно меня интересовали те, кто сидит именно по таким делам, беседы, это мы, кажется, даже с тобой ездили, с священником Борисовым, бывшим членом комиссии по помилованию при президенте, с другими священниками, заключенными. Изучены десятки писем, и весь этот материал всегда влиял на развитие сюжета.
Там еще много всего, но пока на этом остановлюсь.