Морозы, северный ветер бьёт колючим снегом в лицо. Мужики работают звеньями по пятнадцать минут, греются и снова за работу. Глотнув из термоса чай с ликёром, бегу проследить за выполнением работ. Начальство не показывается, боится отморозить нос.
Ветер ослаб, морозы кончились, начальство тут как тут:
– Почему в сроки не укладываетесь? – Объяснения не слушают, грозят бригаду лишить премии. Мужики скандалят! Мечусь «меж молотом и наковальней». Добилась: в помощь дали пятнадцатисуточников. Контингент разнообразный: от дяди Кеши, мечта которого рюмашка, до Ярослава Романовича, бухгалтера с двадцатилетним стажем. Его повязали после свадьбы дочери: то ли ввязался в драку, то ли шёл мимо, науке это не доказать, но пятнадцать суток получил. Милиционер выдал мне стимул повышения работоспособности пятнадцатисуточников – талоны на обед. В двенадцать минибус доставляет обед. Есть талон, есть обед. Нет талона, нет обеда. Кто работает хорошо, может получить двойной компот, имеются дополнительные талоны.
Работяги обучили Романыча играть в «Храп», он проиграл им шикарную дублёнку, в которой его повязали служители закона. Мои ребята не жлобы, приодели Романыча в почти нерваную фуфайку. Я это усекла в три часа дня, когда страж порядка собирал подопечных везти «домой». Я в вагончик. На столе стройными рядами бутылок девять приличной водки. Одна открытая в руке Федьки Орлова. Вырвав бутылку, хотела вылить в умывальник, но вспомнила: «стану злейшим врагом бригады».
– Фёдор, поди на двор, вылей … – Я не досказала, подскочил Кузин:
– Лучше я! – Через минуту вернулся косой, бухой, с тупой улыбкой и пустой бутылкой. Мне, – вылил, начальник. – Рабочим, – мужики, не сердись, с зарплаты откуплю. – Стоять на месте Кузя не в состоянии, поэтому пританцовывает и счастливо стонет. «Этот стон у нас песней зовётся»:
Хорошо, когда дают получку,
А ещё когда дают аванс
Выпьешь ты в пивнушке пива кружку
И добавишь водки сотню грамм.
Всех кроме Кузина выдворила на работу. Горячительное спрятала в прорабке в сейфе с обещанием каждую пятницу выдавать по три бутыля в конце смены. Знаю, они без хлопот могут вскрыть незамысловатый сейф, но мы перетёрли и договорились.
***
От пятнадцатисуточников проку ноль. Выбила пятёрку «химиков». Контингент серьёзный, их на компот не купишь! Звеньевым поставила Николая Гришанина, хмурого сорокалетнего рабочего, прошедшего круги ада и завязавшего узел на тюремном прошлом. Бригада его недолюбливает. Встреча звеньевого с «химическим» звеном прошла не лучшим образом:
– Гришаня, ты? Не чаял, встретиться. – Блеснул золотой фиксой коренастый мужчина по фамилии Костромин.
– Ты надеялся, я червей кормлю? – Они чиркнули друг друга злыми взглядами.
На следующий день поехала сдавать наряды. Много замечаний, вернулась на объект, села править. Ворвалась Клава.
– Лора, тут такое было, такое было. Славке, сварщику, дали в помощь «химика», плюгавенький такой, Сирым кличут. Славка ему:
– Пошевеливайся, козёл! – Тот за нож. Еле разняли. Гришанин настоял, чтобы Славка извинился, а то зарежут… Не успела она выйти, вбежал Вячеслав:
– Я не мальчишка, чтобы перед каждой тюремной гнидой извиняться…
«И такая дребедень, целый день…»
***
Утром, расставив работяг и «химиков» по точкам, я села за наряды. На улице минус двадцать восемь, в прорабке жарко. Сняв полушубок и пуховый свитер, верчу-кручу ручку арифмометра, щёлкаю костяшками на счетах. Вот и обед. Достала бутерброды, тут Клава:
– Смертоубийство! – Я как была в тоненькой кофточке, бегом за Клавой. У вагончика она остановилась, – я не пойду, боюсь! – Взлетев по ступенькам, распахиваю дверь. Лицом к лицу стоят мужики, в руках ножи. Впереди одной группы Гришаня, впереди второй Костромин с бригадиром. Оскаленные морды, жаждущие крови, прищуренные, изливающие ярость глаза. Что я, молодая женщина, могу сделать против оголтелой толпы? Трахнув со всех сил кулаком по столу, гаркнула во всю мощь лёгких:
– Оружие на стол!!! – Мужики дрогнули, словно их окатили ледяной водой, морды приобрели человеческое выражение. Бригадир сделал шаг, положил нож. За ним Гришаня. Количество ножей на столе растет. Последний расстался с самодельной «финкой» Сирый:
– Ну, мастер, быть тебе авторитетом на зоне! – Хочу ответить, что не тороплюсь на нары, не могу произнести ни слова. Открыла дверь позвать Клаву, собрать ножи. «Открывает щука рот, но не слышно, что поёт». Сама собрала ножи в старую телогрейку, отнесла в прорабку.
***
Врач поставил диагноз: разрыв голосовых связок из-за сильного напряжения, резкой смены температуры и нервного стресса. Дал бюлетень. Гуткин порвал больничный:
– Иди, работай! Кто за тебя план давать будет?
«Химиков» больше не присылают. Матвей Абрамович подкинул несколько человек из другой бригады. Коллектив разбился на смены: в первую руководит бригадир, во вторую Гришаня. В сроки мы с трудом, но уложились. Проходя мимо меня, рабочие хихикают:
– Будешь знать, как на рабочий класс кричать…
Две недели я не могла говорить. Полгода шептала. Голос в полной силе так и не вернулся. Раньше я могла разговаривать с жильцами девятого этажа, сейчас лишь шестого…