Ложка. Это была большая серебряная ложка с широким, закруглённым по свободному краю черенком, на котором стоял неясный рубчик пробы. Её нашёл Олег, когда разворошил холмик позапрошлогоднего перегноя; он был уверен, что только там водятся самые упитанные черви. Конечно, его умозаключения были построены единственно на рыбьей психологии: чем больше, тем вкуснее. А червячки были так себе, перегнойный разносол не пошёл им впрок. Рыбалка Олега не увлекала; это я попросила его поймать хотя бы штучку...
О том, что я жуткий рыбоед, знала только бабушка. Теперь ещё и Олег. Он был самым безотказным и добрым, к тому же я чувствовала, что небезразлична ему: когда наши взгляды встречались, его большие круглые глаза из ярко-голубых становились цвета сочного индиго, моментально темнели. Про себя я называла это "феноменом сиамского кота". Так душный ультрамарин в кошачьих глазах вмиг пропадал в чёрных пульсирующих дырах зрачков, когда, виляя упитанной попкой, мимо пробегала мышь.
Бабушка варила варенье из ревеня. Из-за приоткрытой двери террасы мягкими душными струями расползался жгуче-кислый аромат, который, казалось, щипал не только нос, но и глаза и язык. Её внуком был Вадим, но больше всех она почему-то любила меня - наверное, оттого, что я была единственная девчонка среди отдыхавших на каникулах школяров. Третий год я гостила у Нечаевых в Подмосковье, и постепенно мои симпатии перемещались со знакомых иркутских мальчишек на московских. А пушистые сосны заметно линяли на фоне крепких дубов со смешными желудями в бурых шапочках; от яблонь с полупрозрачной антоновкой я просто падала в обморок.
Ну так вот - ложка. Я первая заметила, что Олега сразил столбняк: он стоял неподвижно и разглядывал что-то в своих руках; даже издалека было заметно, что предмет довольно необычен.
-Невиданный экземпляр червяка? - Он не услышал моих шагов и крупно вздрогнул от вопроса. "Олег Сиамыч", - улыбнулась я про себя.
-Да вот - ложка. Серебряная. - Он протянул мне её на ладони. Она была грязная и чёрная, будто её по ошибке забросили вместе с рыбой в коптильню. Рыба! Находка грозила моим планам неизвестностью. Я даже топнула ногой:
-Откуда?
-В земле нашёл. - Он разговаривал со мной, а смотрел в банку с червями.
-Наверное, старинная. Здесь раньше усадьба графская была.
-Клад? Интересно!
Я почему-то сразу вспомнила горбоносого иркутского адмирала - о его зарытых богатствах до сих пор шептались старики по самым глухим таёжным заимкам и кричали в газетах неуёмные журналисты.
Через три минуты возле крыльца собрались все. Даже бабушкин кот Корнелий уселся на верхней ступеньке: его не занимали клады, он демонстрировал солидарность со мною - два рыбоеда сегодня чем-то сильно рисковали.
-Это точно ложка графа! Помните - знаменитый измайловский сервиз в музее: у всех членов семьи маленькие ложки, а у него - большая. Её до счих пор не нашли. По спецзаказу в Швейцарии отливали. - Свежий полуденный загар добавлял градусов горячей натуре Вадима: он поочерёдно заглядывал каждому в глаза, как бы спрашивая: неужели у кого-то есть сомнения? Я уважительно посмотрела на него: умница!
Вполне возможно... Самый старший из нас, Лёва Сухомлинов, сын профессора и купеческой внучки, осторожно крутил загадочную ложку, пытаясь щепкой соскрести грязь с благородной многолетней черни. Я колебалась: графская ложка или нет, мысли о ней всё больше вытесняли из моей головы приземлённые, продовольственные, и звали в туманную старину... Вадим снова накинулся на наши беззащитные от палящего солнца головы.
-Сколько благородного металла, - он выхватил ложку у Лёвки и подбросил на левой ладони. Изображая весы, в правую он положил сначала небольшой камешек, затем средних размеров голыш и под конец - тяжёлый тёмно-серый булыжник, служивший бабушке Нине гнётом при засолке капусты. - Алёнка! Хочешь, серьги тебе из неё сделаем? - Я вздрогнула и посмотрела на него внимательно-внимательно. - И "маркизу"! - Его последние слова окончательно разбудили мою женскуб любовь к ювелирным украшениям.
Корнелий остался в меньшинстве и пошёл на террасу - клянчить у бабушки вчерашние консервы, рыбные фрикадельки в томатном соусе. Олег неожиданно возразил:
-С чего ты взял, что это серебро? - Мне стало обидно: пожалел для меня колечко?..
-А что это по-твоему? Алюминиевый арестантский черпак? Так вот что я тебе скажу: эта штучка потяжелее презренного алюминия, значит, однозначно - металл благородный.
Олег почти сдался:
-Хорошо, но нужно показать специалисту.
-Я знаю! Я знаю! - Вадим вскочил и затанцевал, размахивая руками: так он пытался предупредить наши возможные возражения, - на четвёртой даче живёт ювелир. Крутой мужик - иностранцы от него не вылазят, днюют и ночуют. Фамилию только забыл... - Он споткнулся и остановился.
-Ну? - Лёва начал входить в азарт: идея переплавить ложку приятно согрела его профессорско-купеческое сердце. Я знала, что он хочет поступать в мореходку, наверняка, решил сделать себе перстень с якорем, как у деда-речника, который тридцать лет ходил по Енисею.
-Ну, фамилия такая... простая. - Вадим сел на место Корнелия и крепко зажмурил глаза. - Щас, погодите. - Все молча уставились на него.
-Какая разница. Сходим и спросим. - Олег случайно поймал мой взгляд, и голос его потвердел. - И вообще, ложку нашёл я. Отнесу её в музей.
-Ну и дурак! - Очнулся Вадим.
-Алёне подарю, - тут же поправился Олег и густо покраснел. Я мысленно с благодарностью погладила каштановый завиток над его правым ухом: оно горело особенно ярко. "Сиамыч, я тебя люблю", - мурлыкнуло моё потеплевшее сердце.
-Да-да-да, - Вадим мучительно вспоминал фамилию. - Пойти - пойдём. Он дядька ничего, даже отцу не пожаловался, когда я ему осенью окно картошкой разбил. Но вспомнить - дело принципа. - Он потянул носом воздух, но и аромат свежесваренного ревеня не вдохновил его. - Фамилия с яйцами связана! - Это неожиданное резюме всех развеселило, и варианты посыпались, как горох из дырявого мешка.
-Наседкин? Несушкин? Яйцекладкин? - Лёва был не оригинален, но выходило смешно.
-Яишников? - Улыбнулся одними глазами Олег, как всегда - голубыми-голубыми; я засмотрелась на него и тут же поддразнила:
-Прянишников, Рукавишников.
-Курочкин, Цыплаков, а, может быть, Петухов? - Не унимался Лев.
Вадим, казалось, нас не слышал: он сидел, крепко зажмурившись, раскачивался, как кукла-"неваляшка", и что-то бормотал себе под нос.
-Курочкорябов, Глазунов, Омлетов, - эта игра меня захватила. Мысли о рыбе напрочь вылетели из головы. Да и не удивительно: фамилия-то была яичная. - Куропаткин?
-Лошадиная фамилия, - тонко усмехнулся Олег. Он держал в руках жестянку с червями - опасался, что её затопчет Лёва, который тяжело подпрыгивал на месте и басил:
-Гоголь-Моголь! Ко-ко-ко!
-Может, Кокки-Накки? - Я тронула Вадима за плечо. Он по-йоговски отрешённо протянул:
-Н-н-нет...
Я тряхнула его посильнее:
-Вадим, очнись!
-Яйцов! Яйцов! - Не унимался Сухомлинов-младший.
Вадим неожиданно свалился с заоблачных высот во двор дачи номер четырнадцать садово-огородного товарищества "Тополёк"; его глаза обрели осмысленность.
-Одинцов! Я вспомнил: Одинцов! - Все замолчали. Вадим радовался в одиночку.
-Ну ты лох! - Высказался за всех Лёва. - Какая же это яичная фамилия?
-А что, очень похоже: Яйцов - Одинцов. - Я невольно улыбнулась. Он это заметил и обратился ко мне:
-Не, ну правда, очень похоже. Что я, виноват, что у меня такие ассоциативные связи в голове... блуждают.
-Тараканы у тебя там блуждают, - Лёва почему-то обиделся и тут же ушёл. На крыльцо выглянула бабушка - видимо, хотела позвать нас на дегустацию варенья; оно было первым в этом сезоне, и она знала, что никто не откажется.
-Ребятки-жеребятки, - она вытерла о фартук руки, её взгляд упал на ложку. - Вау!
-Бабушка! - Испугался Вадим, - что за жаргон?
-Клёво! - Поправилась бабушка и сбежала с крыльца. - Кто её нашёл?
Конец этой истории оказался прозаическим. Ложка была не серебряная, а мельхиоровая, так что услуги ювелира с яичной фамилией не понадобились.
Этой ложкой баба Нина много лет подряд заполняла перегноем стаканчики для цветочной рассады; ложка была большая - два-три раза зачерпнул, и стаканчик полон. От долгого лежания в сырой земле (ложка была утеряна прошлой весной) металл почернел и приобрёл благородный налёт, который сбил с толку Олега: не зря он так внимательно изучал находку. И кто знает, если бы я не смутила его своим вопросом, он через минуту-другую догадался бы, что это обыкновенный мельхиор. Этот сплав, призванный облагородить быт простых граждан, был вполне уместен в торжественной сервировке. Те из едоков, у кого нет генетической памяти о фамильном столовом серебре, способны спокойно поддеть на такую вилочку кусочек полупрозрачной осетринки или такой ложечкой (например, бабушкиной) выловить из бульона заварную клёцку, начинённую маслиной, нисколько не оскорбляя свой желудок и свой глаз.
Но для некоторых из нас этот случай послужил началом новой романтической истории. Олег, услышав бабушкино "вау" и последующий радостный монолог, обращённый к любимому псевдо-инвентарю, встал и ушёл в сарайчик, где хранились удочки покойного дедушки Вадима. Поздно вечером, когда бабушка Нина взбивала в комнате подушки, а мальчишки докуривали перед сном последнюю сигаретку, с озера вернулся Олег, мокрый, грязный до неузнаваемости. Оранжевый отсвет лампы, висящей на террасе, падал на его лицо - влажная кожа на нём нежно светилась; рука сама тянулась - ощутить телесность этой щеки, этого подбородка, этих губ...
Олег казался одним из тех дубков после дождя, что росли позади дома, и в августе роняли на мой подоконник жёлуди в смешных бурых шапочках. Он рыбачил в одиночестве, крючок зацепился за топляк, а он это не сразу заметил. Потом долго пытался его отцепить, поскользнулся на илистом дне, попал в подводную яму... Держа в правой руке двух незнакомых мне рыб, он был безгранично счастлив, что смог исполнить желание одного рыбоеда с русым пышным хвостиком на макушке. В густых подмосковных сумерках его глаза смотрели на меня смело, угольными зрачками (феномен сиамского кота проявился в полную свою силу). Именно тогда мы впервые поцеловались - сухо, медленно, одними углами губ, о чём оба запомнили на всю жизнь.
А рыбу пришлось съесть другому рыбоеду - коту Корнелию. И он долго не знал: кого ему благодарить. То ли бабушку - в миске, полученной из её рук, вместо приевшихся фрикаделек, оказалась парная свежесваренная рыбка, то ли меня - я почему-то передумала её есть и залезла с Олегом считать звёзды на старую грушу, с котрой был отлично виден дом номер четыре. В нём жил ювелир Одинцов.