Хен

Миаморту
            – Столько.
            Вокруг, заполняя весь обозримый бешеный простор, низко, едва слышно гудели облака. Звук более глубокий, чем у электрических проводов. И более… вечный? Переливы свинцового и болезненно жёлтого от края до края. Существо, усевшееся на моей ладони, подняло лапу с одним оттопыренным пальцем.
            Его звали Хен. Он был похож на ящерицу, только чешую заменял короткий чёрный мех. Глаза с круглыми, как у людей, зрачками. Холодные серые глаза. Сколько патронов нужно, чтобы перестрелять деревню населением в сорок душ? Хен не отвечал ни на какие вопросы кроме отвлечённых, или попросту лишённых смысла. И почти никогда не пояснял свои ответы. Каким манером этот долбаный бесёнок собирается выкосить сорок человек одним патроном?
            – Угу, – скептически откликнулся я. – А какой калибр?
            – Сто двадцать пять килограмм.
            ****ое маленькое чудовище. Утробные взлаивания ветра высоко над головой. Гул неживой природы. Мы идём по дну воздушного океана. Пешком, потому что машина не вписавшись в поворот налетела на придорожный валун. Хен вцепился в спинку кресла всеми четырьмя лапами за полминуты до того. И ничего не сказал. Да какое… Он мог усилием мысли разложить эту каменюку на атомы!
            Порывы ветра треплют мои волосы, пахнут металлической пылью, навевают воспоминания про… что-то великое и равнодушное, выходящее за рамки человеческой морали, холодное и беспросветное. Нет у меня таких воспоминаний. Возможно, они есть у Хена.
            Когда на улице возле своего дома я встретил этого плюшевого хамелеона, тот без всяких предисловий потребовал отвезти его в место, которое он укажет. Человечьим языком. Низким скрежещущим голосом.
            «Что будет, если я откажусь?»
            «Я разнесу смерть по всем пределам.»
            Хен взмахнул хвостом и поднятая пыль соткалась в точную копию стоящего неподалёку здания. Второй взмах – и эфемерный макет не больше двух ладоней высотой распался на серые паутинообразные лоскутья. А вместе с ним начал разваливаться и прототип. Прорезанный по диагонали чем-то невидимым, девятиэтажный дом оседал, распухая и раскрываясь, подобно цветочному бутону. Брызнувшие куски кладки веером чёркнули по улице. Чей-то жалобный одинокий крик.
            «Время трогаться в дорогу.»
            Теперь от дороги осталось одно лишь направление пути. А может, весь мир – дорога. Я шёл по травяному полю и едва мог вспомнить свою повседневную жизнь. Хотя прошло всего-то… А сколько там прошло? Я нёс странную пародию на дьявола. Я чувствовал, что у ветра есть рога.
            «Что такое смерть? Для тебя?»
            «Это всегда хорошо, когда кто-то умирает. Неважно кто.»
            И в том ответе вместо дикого зачеловеческого равнодушия прозвучала мечтательность и что-то, что сошло бы за надежду. Солнечный свет, со всей своей радиоактивной яростью вгрызающийся в облачный покров, виделся снизу лишь мутными разводами. Солнцу не на что надеяться.
            – Здесь.
            Я остановился и Хен соскочил на землю. Пробежав несколько метров, он уселся, обвил себя хвостом и уставился в небо.
            – И что теперь? – Я не видел вокруг ничего, хоть сколь-нибудь достойного внимания. От непонимания мутило и одновременно делалось смешно.
            – Теперь ты уйдёшь, – бросил Хен. – Через восемь минут сюда упадёт метеорит. Хороший метеорит. Самый большой за последние девяносто лет. Я не хочу, чтобы он тебя окончил.
            – Почему? – изумлённо воскликнул я. Долбаный бездушный монстр, он же не знает жалости!
            – Он только мой.
            Снова этот тон, глубокий, но в любой момент, казалось, готовый сорваться на лай – словно раздающийся со дна ведёрка с чудом. Я начал пятиться назад. Шуршала трава, царапая брюки. И где-то рядом, вроде бы, ещё клубился ветер.
            Теперь, замерев, Хен окончательно уподобился дурацкой плющевой игрушке. И на какой-то миг мне показалось, он словно бы стал олицетворением всей бессмысленности мира.