…Ты хочешь просто увидеть небо без облаков? Настоящее небо, не покрытое ноосферой и облаками? Тогда просто отпусти себя, отпусти от пут суеты земной. Тебе ничего не должно мешать, отвлекать от созерцания. Закури крепкую сигарету, выпей кофе. А Игорь? Игорь всегда слышит и смотрит сверху. Он никуда и не уходит, просто я иногда перестаю его чувствовать. Сейчас есть ты и расстояние, тысячи километров…А еще есть миллиарды километров – до неба. А Игорь – в эфире. Это ближе чем собственная кожа и мысли. Эфир…именно оттуда мы начнем созерцать другие миры. Очередная затяжка – шаманский акт, я начинаю видеть светлые глаза Игоря и его улыбающиеся губы под пушистыми усами. Игорь спокоен как зеркальная гладь озера. Его черты расплываются в этом эфире, он не чувствует теперь эмоций земных. А мы, обросшие грубой кожей, ощущаем жестокость этого мира, грязного и пустого мира, в котором бегают люди на работу, на рынок, в загс, в ритуальные магазины, так и не пропустив через себя эфир, в котором существуют избранные души.
А небо на самом деле черное-черное, бездонное и страшное, но мы не боимся упасть туда и раствориться в этом черном эфире мантры звука «Ом». Я обижаюсь на тебя, обижаюсь на расстояние между нами, обижаюсь на Игоря, на все обижаюсь… Ты много раз говорил мне, что моя жизнь сломана. Возможно. Но тот, кто ее сломал живет такой же сломанной жизнью и даже ему не жарко, не холодно оттого, что чья-то жизнь так болезненно надломилась и даже может быть окончательно сломалась. И не было в тот момент ни одной крепкой руки, чтобы перевязать надломленную ветку-жизнь и привьючить к крепкому древу-реальности. Было лишь то, что меня добило окончательно – был родной человек, который сделал «добрый» жест – сдал меня, где добивают надломленных – в лечебницу для душевнобольных. А ведь заболеть душой дано далеко не всем…..тем, кто ходит по улицам, зомбированным мирской суетой людям.
Курево спасало от тоски. Были вязки, стягивающие руки и ноги, были клетки на окнах. Игорь…у него нет теперь той крепости, чтобы протянуть руку из эфирного пространства в жестокий, узкий мир клетки, где ломалась моя юная жизнь. И шло чередование домашних стен с больничными обшарпанными стенами несколько самых цветущих лет моей жизни.
А теперь ты хочешь говорить со мной о Небе? Не том, покрытом облаками, а том черном-черном пространстве космоса, созерцаемом мной когда-то в домашних стенах? Не похожа ли я теперь на узника этого неба? Оно – в моих зрачках утонуло задолго до моего рождения, твоего рождения и рождения Игоря… Оно вечно…а бренность тела скоро опять свяжут вязками и оно будет гнить на больничной койке, а зрачки-небо будут устремлены в клетки-окна…а Игорь-эфир будет созерцать так же спокойно Вечность.