Аля

               
Ёжик и Аля в школе дружили.
Они всюду ходили вместе и хорошо смотрелись вдвоём.
Ёжик – высокиё, широкоплечий, сильный, Аля – тоненькая и гибкая, как лоза.
Они были неразлучны. А я втихомолку страдал, особенно долгими одинокими вечерами.
Я безнадёжно мечтал об Але, об её любви, о тепле её рук и губ.

С Ёжиком мы учились с первого класса.
Он был из ссыльных поляков и жил в бараке напротив нашего итееровского дома.
Наша семья входила в поселковую элиту, принадлежала к местной интеллигенции.
 
Таких, как Ёжик, называли «барачными»
Несмотря на нужду и унижения, Ёжик вырос независимым парнем.
Он был весь такой положительный и правильный, прямо хоть плакаты с него рисуй.
Нужно кому-то помочь – Ёжик первый. Нужно защитить слабого – Ёжик тут как тут.
Ёжик был рыцарем, а я обыкновенным уличным пацаном, усвоившим все условности и привычки поселкового быта.
Но когда били Ёжика, – а его часто били за непохожесть, независимость, – я неизменно вставал на его сторону.
Он был мне симпатичен и тревожил воображение трагической биографией и непонятными мне традициями польской семьи.

Алю же я боготворил.
Если бы она посмотрела на меня благосклонно, я пошёл бы за ней на край света.
Она была прекрасным цветком среди мусора поселковой жизни, среди нищеты и пьяной поножовщины.

Ёжик окончил школу с отличием, но медали ему, конечно, не дали, не та кандидатура.
Всё же он был упрямым парнем, с твёрдым характером.
Наобум поехал в столицу и поступил в один из престижных вузов.

На летние каникулы он вернулся в посёлок с молодой женой.
Не с Алей, с другой – маленькой, рыжей, говорливой женщиной.
Как это у них получилось, я не уточнял.
Да мне и неинтересно было. Я только понял, что Аля свободна.

…Девочки из посёлка устроили вечеринку.
Ёжик пришёл с женой. Аля была одна и грустила.
После танцев, слегка подогретые вином, все пошли провожаться.
Я сразу же побежал догонять Алю, которая внезапно исчезла.
Бежал по пустынным улочкам посёлка и строил в голове самые восхитительные планы счастья и любовных признаний.

Вдруг впереди я увидел парочку и узнал безошибочно, кто это.
Они шли, обнявшись – Ёжик и Аля.
Подбежав ближе, я услышал, что Ёжик напевает – «Горе горькое по свету шлялося и на нас невзначай набрело».
У Ёжика был красивый густой баритон. Мне всегда нравилось его пение.
Но в эту минуту оно меня взбесило.

Задыхаясь от гнева, я подбежал к Ёжику, оттолкнул его и крикнул:
- Иди к жене. Нечего тут…
К моему изумлении, Ёжик ничего не возразил.
Он смущённо глянул на меня, повернулся и ушёл.

Аля стояла, будто оглушённая.
В том же –  нёсшем наугад, лихорадочном порыве я схватил Алю за руки и начал торопливо говорить:
- Я люблю тебя. Я не могу больше. Будь моей женой. Пожалуйста, пожалуйста…
Аля молчала.
Я наклонился и стал целовать её губы, холодные, как лёд.

Вдруг Аля опомнилась и с силой вырвалась из моих рук.
- Уйди! Ненавижу! Не смей больше приближаться ко мне.
И кинулась вниз по улице, припадая на одну ногу.
Как и где она её повредила – не знаю.
Наверно, это случилось, когда она вырывалась из моих непроизвольных объятий. Она бежала, прихрамывая.
И мне представилось вдруг, что это пытается взлететь раненая птица.
Пытается и не может.

                Р.Маргулис