Без имени

Владимир Вассерманн
Меня хотят убить.
Я чувствую, что пуля вот-вот покинет ствол,
а тот миг,
когда она встретиться с моей головой,
определяется  лишь скоростью  полёта, 
да расстоянием.
Вокруг меня уплотняется воздух. 
Эта новость не пугает, и не  привлекает  внимание.
Пока пуля летит  – я  существую.
Пока она летит -  она  пуля.
У нас - симбиоз.
Наверное, поэтому она не торопится.


Я в гостях уже целую ночь.
Открываю глаза.
Сегодня  чудесное утро – солнце, голубое  небо, птички поют за окном,
красивая нагая женщина,  в белой мужской рубашке, стоит на постели, широко расставив ноги,
держит двумя руками пистолет и направляет его на меня, в голову.
Кстати, надо чуть подвинуться - вот так.
Теперь, даже если она нажмёт на спуск, пуля, в худшем случае, зацепит мне ухо.
Она что-то кричит, плачет.
Надо попытаться понять - о чём она.   
А так не хочется покидать  это состояние пред-пробуждения, пред-вставания.
               
                *    *    *

Первым, кто хотел меня убить, была моя мать, когда пыталась сделать аборт.

Неуютно-просторный  кабинет станционного  медпункта: 
женщина, желающая избавиться от плода;
врач – хирург, гинеколог и педиатр одновременно;
медсестра  -  любовница, завхоз и по совместительству акушерка.
Они первыми решали быть или не быть мне на этом свете.

Медицинская  сестра  - единственный человек, кто пытался дать мне возможность жить.
Она  толковала,  что убийство плода грех, и  что мамочка о том будет сильно жалеть.

Врач - хирург по образованию,
по призванию -  гинеколог  и
по совместительству - педиатр.
Умненький мужичок,  не был ни на войне,  ни на целине и ни  в космосе.
О чём  совершенно не жалел.
По общему мнению,  женского  населения станции - золотые руки.
Единственный представитель интеллигенции - он  часто являлся причиной
болезненного состояния  обитателей женского пола,
и  их обращения в медицинский  пункт.
А золото рук  стёрлось о промежности местных  женщин.

Ему - не интересно:  буду  я или не будет меня.
Он молчал и тупо тыкал карандашом  здоровую муху, 
вялую и не желающую улетать с листочка бумаги,
готового  стать направлением на аборт и моим смертным приговором.

Вот так - не потому что, а вопреки тому, что – я увидел этот  мир.
Когда сгусток плоти,
должный стать человеком,
выпал в руки акушерки, прекратив страдания матери –
врач вынес  новый приговор.
- Три – шесть месяцев. Более такие детки не живут. Медицина бессильна.
            
Мужчина, названный отцом, удручённый результатом родов, укорял мамочку  в том, что так рожать нельзя, и делать это надо иначе, но, не пояснив как, уехал в один из северных перспективных городков строить железную дорогу.
*    *    *
Ну, да что-то я не о том. Пора, сударь, ( это я себе ) пора таки проснуться.

Так вот.
Нагая, красивая женщина, в белой мужской рубашке, целит пистолетом мне в голову, плачет и что-то кричит.

- Гады, что вы все от меня хотите?  Оставьте меня в покое! - это она, красивая женщина.
Что она так вопит? Кто её преследует? Что  я такое натворил, оказавшись в её кровати?
Да.
Утро, несомненно, удалось.

Солнечные лучи просвечивают рубашку.
Фигура «амазонки» сливается с зелёной свежестью листвы,
и бездонностью голубого неба.
Распущенные волосы покрыли плечи.
Чуть ниже…
Да, нет – ещё чуть ниже  – на волоске,
висит капля воды, готовая спрыгнуть. 

Луч солнца преломляется в капле – красота!

Значит так -  она успела принять душ, пошарила под подушкой и сейчас собирается пострелять.
Интересно, капля упадёт до выстрела или после. 

Что ж, пора выводить ситуацию на новый уровень.
Первым делом,
нежно и деликатно заберу пистолет,
потом приготовлю чай и … 
И?
И сделаю ноги.

-  Дура,  я не преследую тебя,    -   ору  как  можно громче.
Потом добавляю в полголоса, что даже имени её  не знаю.
Вру, конечно.
Она садиться на корточки, смешно подгибая коленки, и размазывает хлынувшие слезы рукой, пачкая  раскисшей тушью рукоять пистолета.
- Он - не заряжен, - опять вру и тут  же  пугаюсь своей лжи. -
А, что как решит проверить?  Ща, как  нажмёт,  дурак, -  это было уже о себе.

Она прекратила на мгновение плакать, повертела пистолет у себя под носом,
швырнула на лежащую рядом подушку, всхлипнула и продолжила плакать.
Запрыгнул в брюки, подсел рядом,
погладил по спине, нашёптывая  на ухо милую всячину.
Слаба, слаба  человеческая плоть  - и  мы дружно вернулись под одеяло.
Дальнейшее Вас, конечно же, не интересует, мой читатель.

Потом был чай, батон с колбасой.
Её  улыбка,  малоинтересная история -
преследование жутких типов с угрозами, и рассказ о погибшей подруге,
её последних днях.
А вот это - именно то, ради чего я здесь.
А ну, ещё раз и поподробнее, слёзная Вы наша.

Одним словом,  утро - удалось.

Завтра будет грозный начальник, замечания, выговора.
Но,  это завтра.
А сегодня  -  я пью чай с амазонкой.

Чай с амазонкой постепенно  вылился  в прогулку по парку.
После парка - поход за вазочками с мороженым и фруктами, кофе с коньяком.
Потом,  общежитие какого-то там завода.
Туда мы явились по всем правилам, загруженные картофелем, хлебом, тортиком  и парой  бутылок сухого вина.
Помянули.
Потом ещё.
Потом гитара и песни о парнях в голубых беретах.
Так что, на службе  я появился только наследующий день   и в самое безопасное время,
когда начальники отправились на обед.

Рухнул за письменный стол.
Разглядываю фото погибшей.
Ну вот, милая, теперь у тебя есть имя.
У тебя очень красивое имя.
Было.
У тебя хорошие внимательные подруги.
Они очень радовались твоей удаче.
Да, ты была счастлива, у тебя появился симпатичный  добрый парень, футболист,  настоящий принц  на чёрном  BMW.
А ещё, ты собиралась стать мамочкой.

В тот вечер, 8 июля, ты думала поделиться  этой радостью с любимым.
Ты уже давно гадала, как бы это сделать,
а тут ещё и подруги советовали, даже настаивали.
И свидание у тебя было назначено на 12 часов, у кинотеатра.
А нашли тебя  на шоссе возле Центрального парка, лежащей на асфальте.
Со следами наезда и с пробитой головой, в 23.56. 
11 часов неведомых мне событий.

Я уже угадал конец истории.
Я, так же как и Вы, дорогой читатель,
думаю  о себе как об умном и проницательном человеке.
Поэтому  конец  истории   я себе уже знаю.
Сценарий банален.
Но, так же как и Вы, дорогой читатель,
я  ошибаюсь.
Если бы  Вы только знали – как я ошибаюсь.
Ах, если бы знать, что  я ошибаюсь.

И так суммируем.
Имя футболиста я знаю,
а ещё,
парни в голубых  беретах подсказали, в каком клубе
он играл свой футбол.
Мне остался пустяк - узнать  - где его черти носят.
Потом - можно будет писать рапорты.
А сегодня?
А сегодня, меня ждёт хорошая воспитательная лекция, в хвост и в гриву.

После воспитательных мероприятий
я побывал в футбольном клубе, посмотрел на то,  как мой  «герой» резво бегает по травке.
На завтра, часиков с пяти,  запланировал себе поход за грибами по лесополосе возле дома, где жил футболист.

Грибник я оказался плохой.
Уже 8 часов, с самого раннего утра, брожу по лесополосе, возле трёхэтажного особняка.
Собрал все мухоморы и поганки.
Ничего интересного не происходило.
Никто не входил,
не выходил,
 машины не двигались, словно все вымерли.
Я в который раз осматривал свою корзинку, недоумевая, зачем  набрал этой гадости.

В этот момент  из окна особняка выбрался на улицу молодой человек.
Он явно не хотел, что бы его кто-нибудь видел  и  решительно двигался  в направлении моего наблюдательного пункта.
Он будет двигаться по единственной тропинке вдоль лесополосы,
 а затем по шоссе, где я оставил свою машину.
Это  удача!
Азарт.
Охота.
Я пересекаю тропинку, иду ему на встречу. Останавливаю, спрашиваю как найти….
Потом бью со всей силы кулаком в живот.
Рука  погружается во что-то тёплое и мягкое неожиданно глубоко.
Вытаскиваю из кармана фото девушки.
Показываю как можно ближе.
- За что,
за что ты её убил?
Ты знал,
что она ждёт ребёнка?
Твоего ребёнка.
Футболист, ошарашенный,  тупо смотрел на фото и кряхтел, что не убивал.
Потом прошипел, что не хотел…
- А, так всё-таки не хотел.…
Уже лучше -
злорадствовал я, понимая, что дело сделано.

Я чувствовал себя грозным победителем.
Нацепил наручники и повёл футболиста к машине.
Он шёл не сопротивляясь,
повторяя одну и ту же фразу, что не хотел, что ему нужен адвокат,
и что ему нужна помощь.
- Будет тебе адвокат, будет, -
продолжал злорадствовать я, усаживая на переднее сиденье своего пассажира.
- Нам ехать 20 минут.  За это время, ты рассказываешь:  Как? Где? Когда и за что?
А я обеспечиваю тебе адвоката. Согласен?
Он молча кивнул головой.
Неожиданно попросил фото девушки.
Чем удивил меня не на шутку.
Тревога колыхнулась  в сердце.
Всё ещё с издёвкой, я прикрепил фото на панели и погнал автомобиль в город.

Моё бравое настроение постепенно улетучивалось.
В желудке поселилось неприятное чувство страха.
Оно увеличивалось по мере рассказа, который я так ожидал услышать.


Всё пошло не так.
Уже целый час я водил автомобиль по улочкам города, не понимая, что делать дальше.
Футболист закончил свой рассказ, уставился на фотографию и молча ронял слёзы.
Сказать, что я был в шоке - ничего не сказать.

Остановился я во дворе дома, где жила моя знакомая старушка, бывшая актриса, теперь на пенсии. Я называл её своей тётей.
Она жила одна и всегда встречала меня как родного.
Добрая, добрая, моя тётя.
Я приводил сюда двух избитых проституток,
одного престарелого вора, с сорокалетним стажем и дыркой в животе.
Теперь вот, приволок сюда убийцу.
И все они находили здесь кров и временное пристанище.
Я расстегнул наручники.
- Тут живёт моя тётя. Она делает чудесные пирожки. Я скажу, что ты мой  товарищ. Ты покушаешь, выпьешь стакан водки и будешь спать тихо-тихо,  до самого утра.
Вопросов не задавай. Попробуешь убежать – убью.
Последнее я говорил только для того, чтобы ободрить себя.
Что бы чуть–чуть вернуть себе силы думать.
Через шесть, ну максимум через 10 часов, я сам стану дичью.
Я буду бегать по городу, как трипперный заяц,
с желанием, кому бы присунуть,
но везде будет больно.
Посмотрел на часы.
Осознание времени вернуло желание подумать.

Город спал
после сумасшедшего дня.
Футболист спал после стакана водки.
Уже три часа я сидел за столом, на кухне, листая его паспорт,
словно пытался найти ответ на вопрос, что делать дальше.
Фамилия. 
Имя.
Отчество.
Год рождения.
Моложе меня всего на три года.
Регистрация.
Регистрация, год рождения, отчество, имя, фамилия…
Стоп.
Я бегом бросился в комнату, зная, что буду делать дальше.
Разбудил футболиста.
Он, ошалевший от водки и внезапно оборванного сна - ничего не понимал.
- У тебя деньги есть?
- Какие деньги?
- Большие.
- Зачем?
- На жизнь.
- Есть карточка, там… ну достаточно. Предки на 18 лет подарили.
- А за границей есть друзья или знакомые?
- Дядя живёт в …
- Отлично. Всё, теперь спи. Спи, говорю. Вечером ты мне нужен полный сил.
- Зачем?
- Идём  в бордель, по бабам то есть.
- Я не хочу по бабам.
- Ты не хочешь - я хочу. Спи.
Начинался новый день.
Он обещал быть бешеным, как и все предыдущие.

Первым делом мне нужно к доктору.
Мой любимый доктор даст мне пару таблеток,
чтобы я случайно не уснул за рулём
и не свалился в какую-нибудь канаву.
А ещё, нужно взять бумаги интересные для нужных мне людей.
А ещё, я не был у неё три дня.
А ещё, через два дня, я собираюсь купить тридцать одну розу
и весь вечер,
и всю ночь,
и всё утро
быть с моим доктором.

Поэтому я гоню свою колымагу, не жалея движка и тормозов.

Вот и мой доктор.
Я беру у неё ключ. 
Обещаю вечером быть.
Мы идём по длинному коридору.
Стеклянные двери. 
Бетонные ступени парадного входа.
Торопливый поцелуй.
Она смотрит мне вслед.
Я обещаю быть. 
Я ещё не знаю, что это последний миг, когда я вижу её живой.
Всего этого я не знаю.
А знать бы…
Знать бы…

Я снова в машине, наматываю километры городских улиц.
Есть время обдумать решение и ещё раз проговорить про себя план действий.
Итак:
Бумаги, что я взял с собой, я передам хорошему человеку.
Ему же, нечаянно, проговорюсь о футболисте.
Такая информация быстро станет   известна в интересной  службе.
А они возьмут футболиста под присмотр.
Это даст ему шанс и время выехать из страны, причём без всяких приключений.
Пока там разберутся  что  да зачем…
А так как люди они серьёзные, то разбираться будут основательно..
А это значит, что  месяц,  а то и два, времени в запасе есть.

Этим же каналом информация будет продана в службу безопасности банка, а оттуда - к отцу футболиста.
Он должен будет сделать вывод….
А он обязательно будет делать вывод и сделает…
В силу своей подозрительности и нервного напряжения,
он будет думать, что всё происходящее: исчезновение сына и утечка информации - организовано его врагами.
Его враги - этническая группа, сильная, мобильная, хорошо вооружённая…
Но они не готовы  сегодня вести открытую  борьбу с банком.
Причины две:
часть их бойцов уехала на родину.
Там ждут войну и им нужны воины.
А война будет.
Обязательно будет.
Вторая причина в том, что финансовые ресурсы они тратят на подготовку бойцов и закупку оружия.
Значит, вступать в борьбу с банками они не будут, а просто покинут город,
отложив  «горячее» столкновение на потом.
Таким образом, я решу две проблемы – вытащу  футболиста из гадкой ситуации,
а банкиры  выдавят из города силу,
на совести, которой, добрая половина криминальных событий.

Вот я у нужного мне офиса.
Но там охранник.
Злой здоровый бык, полный осознания своей значимости.
Совсем не хочется попадаться ему на глаза.
Да и знать, кому-либо о том, что я здесь был - не нужно.
Поэтому я иду за угол и жду…
Жду красивую девушку.
А вот и она…
Подхожу, извиняюсь, прошу помочь…
Тут же выкладываю историю о любви,
сообщаю, что любовь сидит в офисе, а на входе в офис – «бык».
Девушка улыбается и соглашается помочь…
Она проходит мимо охранника такой походкой,
что его голова магнитной стрелкой поворачивается за ней вслед.
Остановившись, она изображает, что у неё сломался каблук
или что-то там ещё,
Бык стремительно забыл свои двери.
А я уже на втором этаже. 
Вот подаю сигнал девушке - шлю воздушный поцелуй .
Спасибо тебе красавица.
Бык, ни с чем, но с довольной улыбкой, покачивая грозно  плечами, любуясь своим отражением  в огромных тонированных стёклах офиса, вернулся к дверям.

Встреча прошла на ура.
Сегодня мне везёт.
Я в ударе.
Я выпил кофе,
похвалил его дивный аромат и качество приготовления,
всучил подготовленные мною же материалы, (скачанные из интернета, чуть подправленные и оформленные  на компьютере моего доктора)
как «добытые потом и кровью»,
испросил совета, получил нужный мне по другому делу адресок и, довольный, плюхнулся в кресло автомобиля.
Всё шло, как должно.
Меня ждала удача и доктор.

Осталось договориться насчёт паспорта для футболиста.
Он нужен срочно - уже завтра.
Сводить футболиста в бордель.  А то, как же?
Информация о том, что он срочно уезжает,  а помогают ему в этом странные люди,   должна прийти в службу безопасности  с двух концов.
Так будет убедительнее.
Да, и времени на проверку потратят больше.
А это хорошо.
Это мне и нужно.
И футболисту.
И моему доктору.

Теперь паспорт.
Тут всё сложно.
Нужно уговорить  - потерять бланк,  испортить, продать  - но выдать футболисту паспорт.
Что буду говорить, о чём просить -  ещё  не знаю.
Иду прямо к начальнику. 
Не церемонясь, в лоб, излагаю ситуацию....
Повисла пауза.
Было слышно, как шевелятся  мозги высокого чина.
А оно, конечно, есть о чём думать.
То ли я псих...
То ли дело серьёзное.
То ли  «друзья»  кому-то нашептали.
И теперь вот - жди провокации...
Есть,  есть  о чём подумать...
Конечно, можно запустить обычную бюрократическую пластинку:  разрешения, справки и так далее, до изнурения, до тошноты.
Да, не каждый день  вот так приходят  и в лоб – срочно.
А служака опытный, оборотистый, клиента носом чует.
Вот и теперь –  нравится ему мой  запах…
Но и сомнения преодолеть надо.
Поэтому он думает.  Я молчу, не мешаю.
От того,
что я так уверенно держу паузу, 
отказать  он не смеет и думает,  думает…

В этот момент заходит гроза всех мужских сердец, в ранге полковника и выше…
Легко, изящно, как в свою спальню, словно  богиня, словно  солнечный лучик…
Тук- тук- тук- тук  – стучат каблучки.  На полпути к столу, она замечает меня…
- Привет. А ты что здесь?
- Вы знакомы? –  с   огромным  облегчением  разорвал паузу босс.
И она говорит,    да, и спасает меня.
Ура! Теперь я уже свой.
А не первый встречный.
Прочь сомнения.
Да здравствует бюрократия!
Он  вручает меня в тёплые руки красавицы и просит разрешить вопрос.
Просит подумать, как помочь делу.
А это уже успех.
Половина успеха.
Она не откажет.  И выполнит просьбу шефа.
Она пожурит мою  глупость,
влажным взглядом из- под густых ресниц посмотрит в глаза,
очередной раз откажется идти на свидание,
организует мне паспорт
и будет терпеливо охотиться на тушку полковника или генерала,
с домиком в тихом уютном местечке,
желательно с хорошей пенсией и застарелым  инфарктом в придачу…
Что ж …
C'est  la vie.

Вечером  следующего дня  я заезжаю к ней с бутылкой коньяка, конфетами и цветами.
Вручаю бумажный, конверт с деньгами.
Она ставит цветы в вазу, коньяк в шкафчик, конверт  - подальше, на крайнюю полку, открывает коробку конфет, угощает,  чмокает в щёку, заботливо стирает след от помады и вежливо провожает  меня за дверь, вручив обещанный паспорт.
Потом долго стоит  у окна,  курит  и смотрит  вслед  уезжающей колымаге.

У меня снова появилось время подумать.
И так паспорт есть…
Осталось отвезти  футболиста на вокзал, посадить в поезд  и….
И?
И отправиться к моему доктору, к моему милому доктору…
Она уже ждёт, когда раздастся звонок.
Я жду момента, когда нажму кнопку звонка…
Вот и все мысли,
вот и всё, что мне осталось сделать…

Двенадцать часов  спустя,  я стоял у вагона  поезда.
Я  вдруг  ощутил  непонятную  горечь  от  расставания  с футболистом…
Я провожал чужого мне человека,
виноватого в смерти девушки и не родившегося ребёнка.
Да, я считал его виновным.
Да, он  был виноват.
Его вина – лёгкость, с которой он  решил  любить  другого человека.
Лёгкость, с которой он решал судьбу другого человека, вмешиваясь в течение чужой жизни.
Его вина в том, что он, избалованный  свободой, красуясь и нравясь себе, тешил своё тщеславие.
Ему было приятно удивлять её,
очаровывать  её.
Рядом с ней он чувствовал себя особенным,
чуть ли не великим,
мощным, сильным,
способным  дать счастье…
Он тешил себя любимого и свой эгоизм.
Он не думал о том, что любовь – это не только  приятный секс. 
Он  думал, что всё будет  как всегда.
Его будут любить.
Он будет любить.
Одаривать своей любовью  чуть-чуть  с высока.   
А что потом?
Об этом он не думал.
Он  думал,  что   всё решается  наличием денег. 
Он считал,  что имеет право легко  войти в чужую жизнь…
Только потому,  что он – это он.
Только потому,  что ему так нравиться или хочется.
А потом?
Когда всё изменится!
Когда его рука станет единственной ниточкой к жизни!
Единственным средством к счастью!
Ах, да.
Откуда  бедному ребёнку было знать это?
Он даже не пытался об этом  думать!
А многие ли вообще думают по жизни?
А многие ли вообще знают, что об этом следует думать?
И думать нужно  до, а не после!
Нет,  он не злой человек.
Он глупый.
Он так и останется глупым игривым щенком,  до самой своей смерти.
А то, что у него есть ещё и деньги – делает его опасным.
Он -   ржавый взрыватель,  и  неизвестно сработает  или нет.

Потом,  спустя месяцы, он будет сидеть где-то в пивном баре
и рассказывать друзьям свою историю любви.
И его душа будет сиять восторженными взглядами слушателей.
Его тщеславие будет  таять,  плавиться  от слов  «круто»  и  «cool».
От слов,  выдавленных в жизнь, полушёпотом,  с придыханием,   
из  таких же пустых,  распущенных мозгов, как и его собственные.
А что я хочу? 
Кто на свете,  когда - ни будь,  задумывался над тем,
чего будет стоить его  внимание, его слова, его поступки  для других?! 
Да, никто и никогда!!

Есть вседозволенность зла. 
Она опасна. 
Последствия – очевидны.
А вот вседозволенность добра! 
Такое неясное поле. 
И, кажется,  человек  хороший. 
И последствия не очевидны.
А результат  один  – смерть.

Я начинал злиться.
Да.
Он виноват.
Он виноват в смерти двух человек.
Тем удивительнее  тянущее чувство тоски,
что меня охватило,
и усиленно пыталось выдавить слезу
из зачесавшихся глаз…

Я смотрел  вслед красному фонарю, уходящему  медленно  вдаль,
вслед  последнего вагона поезда,
на воткнутые  в горизонт рельсы,
на пахнущие  тоской  шпалы.
-  Я стал сентиментален? –  пора на пенсию?
Я подумал о пенсии совершенно серьёзно,
чему сам удивился.
Какая пенсия мне всего….
Но душа стала старше ещё лет на десять.
Она уже давно была старше тела 
и никак  не хотела  мириться с глупой суетой  его мышц и связок,
и никак не хотела покидать это тело,
и пыталась вразумить его,
научить чему- то простому  и важному.
Да кто же  из нас может слышать, что говорят нам наши души?
А кто умеет поступать так,  как они говорят?

Вот и я – занимался  чужим  «дерьмом»,  и потому,  опоздал к своему доктору. 
А она -  ждёт,
а я -  обещал.
Сажусь за руль автомобиля,
 наваливаюсь  на спинку кресла, 
закрываю  глаза и пытаюсь  мысленно подводить итог.

И так,
восьмого июля,
в двенадцать часов дня
футболист и девушка  договорились встретиться у кинотеатра.
Он планирует сделать ей предложение,
а она -  сообщить ему о своём решении стать матерью.
Он тщательно готовится и пытается выйти заранее из дома.
 Но его семья - против. 
Отец, встав в дверях,  преграждает футболисту выход.
Происходит скандал. Обе стороны прибегают к силовому решению.
Отец оказался сильнее.
Футболиста закрывают в его комнате на третьем этаже.
Опаздывая на свидание, он покидает дом через окно.
Запрыгивает в свой  БМВ, и на бешеной скорости уезжает.
Отец  - в гневе.
Посылает  охрану  вслед.  Требует  вернуть  беглеца. 
Начинается погоня.
Футболист понимает, что опоздал и, появившись  перед кинотеатром,
тут же решает ехать в общежитие.
Дорога проходит  рядом с парком.  Вечер.
Солнце скоро нырнёт за горизонт.
Футболист на скорости входит в поворот.
Девушка увидела знакомый автомобиль и пошла, нет -  она побежала ему навстречу.
Солнце в это время бьёт лучами прямо в лобовое стекло.
Я проверял.
Пыльное стекло
и солнечный свет 
ослепили,  лишили  видимости на несколько безумно долгих секунд.
К счастью,
удар автомобилем пришёлся  по касательной. 
Девушку отбросило на обочину.
Футболист  резко затормозил. 
Открывая дверцу салона, он  забыл снять блокировку двери.
Сломал рукоятку и поранил руку. 
Потом, вырвавшись из стальных объятий машины,
бросился к девушке.
Так на её одежде появились следы его крови.
Он обнимал  её лежащую на обочине.
Она улыбалась, говорила,  что всё в порядке, только чуть- чуть  больно.
Он пытается поднять её.
В этот  момент их настигает погоня.
Его силой отрывают от девушки и волокут в машину.
Футболиста увозят.
Остался один, особо усердный.  Он  бьёт девушку  стальным прутом по голове.
И она больше не дышит.
Он садится в машину футболиста  и гонит её в мастерскую.

И только голубое небо отразилось  в  изумлённых, широко раскрытых глазах.
И только  облака поняли, что случилось и грустные плыли   мимо.
И только деревья всплакнули, зашуршав  зелёной листвой.
И только трава  встрепенулась,  лаская безжизненные пальцы.
И только нежный ветер всё ещё  гладил  её волосы.
И пыль улеглась в молчаливой печали.
И смолкли птицы, напуганные  бессмысленным  вероломством.
И солнце  упало за горизонт, 
                не в силах дарить  свет  этому  миру.
И звенела тишина,  призывая ночную тьму укрыть одинокое тело.

А когда через пару дней футболист узнал, что девушки больше нет,
он решил бежать из дома – выбрался через окно, и попал ко мне в машину.


Сильная усталость поселилась в моём теле.
Сковала мысли.
Я с трудом протянул руку и запустил двигатель.
Медленно двигаясь по опустевшим улицам,  я ехал к моему доктору.
По пути,   купил букет.
Вот я уже у подъезда.
Шагаю по  узким пролётам лестниц.
Подхожу к двери.
Я представляю себе, как она открывает дверь.
Улыбка  светится на моих губах.
Я замер, стоя перед  дверью и улыбаясь.
- Вот шутница.
Зачем-то наклеила белые полоски бумаги  с синей печатью на двери.
Интересно,  как это она сделала? – улыбка медленно сползала с лица.
Тревога медленно вползала в уставшее сердце.
Рука с букетом  безжизненно повисла вдоль тела.
Я сделал два шага в сторону и позвонил в дверь соседки.
Дверь тут же открылась, словно хозяйка ждала моего звонка  у порога.
- Ой,  горе, горе  какое. -  начала причитать  старушка, открывшая мне дверь.
Эта любопытная старушка  знала обо всех событиях в доме, знала всех, живущих в округе.
Знала где, что и когда случилось.
Всякий раз, когда я приходил к доктору, она отлавливала меня в подъезде и устраивала подробный отчёт о событиях.
При этом, она всегда была точна, никогда не путалась и не повторялась.
Вот и сейчас я молча слушал её рассказ.
И чувство абсолютного отчаяния охватывало мой разум.
Мир рушился на глазах.
План рушился на глазах.
И виновен в этом был я сам.

- Что творится, что творится! – продолжала старушка.-
 Докторша  -   обкололась   наркотиков.
 Говорят, что  привиделось ей лихое. 
Так она, со страху,  в петлю и залезла.
Народу было много. 
И скорая  и милиция, а что сделаешь – поздно.
Холодную уже сняли.
А врач сказал,  сутки - вторые  висит, не меньше…
Я молча  вручил букет старушке.
Дверь захлопнулась.

Я открыл замок двери, оставшимся у меня ключом.
Вошёл внутрь.
Запах недавнего присутствия трупа.
Дверь в ванную не закрыта.
На креплении душа висит обрывок электрического провода.
Обрывок такого же провода валялся под ванной.
Она ничего не понимала в проводах. Это был для неё мусор.
А мусор  у неё  сразу же отправлялся на свалку,  в  мусорный бак.
Мозг автоматом отметил,  что при росте в 175 сантиметров,
она должна была подтянуть коленки на уровень пояса, и заставить висеть себя в петле…
Явный абсурд.
Вошёл в комнату.
На столике рядом с креслом  лежал раскрытый томик любимых стихов моего доктора.
Она никогда не принимала наркотики и не курила, как многие из её коллег.
Открыл дверь платяного шкафа.
На вешалке висел её любимый халат.
Одна из пуговиц была оторвана.
Этого не могло быть.
Она никогда бы не повесила свой любимый халат в шкаф с оборванной пуговицей.
Тяжесть в груди.
Сел в кресло.  Встал.
Подошёл к компьютерному столу. Снял стенку системного блока.
В компьютере  отсутствовал жёсткий диск, там
 она хранила все свои рабочие материалы.

Я посмотрел на часы.
Уже полтора  часа я сидел за компьютерным столом, 
уставившись взглядом  внутрь системного блока.
Казалось, что сама жизнь покинула моё тело.
В голове пустота.
Полное отсутствие эмоций.
Посмотрел на книжную полку.
Здесь стояло двадцати томное  собрание сочинений  её любимого автора.
Не хватало нескольких томов. 
Шестого, четвёртого, двенадцатого, двадцатого…
Очень странное сочетание.
Двадцатый том – библиография.  Читать нечего.
Брать двенадцатый  том  без одиннадцатого -  нет смысла – начало в одиннадцатом.
Двенадцатый окончание.
Странно.
Оставаться в квартире дальше не было сил.
Вывод я уже сделал.
Открыл тайный ящичек. Забрал все наличные, что там были. Ей они уже не нужны.
Взял какую-то папку с документами - потом просмотрю.

Встал и медленно, едва волоча ноги, отправился к выходу.
Ватные ноги не хотели слушаться.
Аккуратно закрыл дверь, вернул на место отклеившиеся  полоски бумаги с печатями,
вышел на улицу,  сел в автомобиль, поехал  домой.
В голове крутились  картинки воспоминаний.
Вот она смеётся,
вот становиться вдруг серьёзной,
вот что- то рассказывает, вот …
Стоп.
Она собиралась принести какие-то материалы.
Да,  я тогда не обратил на это особого внимания.
Значит в этой папочке, что я достал из тайника, должен быть намёк…

Ехать домой расхотелось.
Остановился у ближайшего кафе.
Заказал два раза по пятьдесят мартини, кофе, пирожное и салат –
будет куда упасть лицом.
Пока ждал заказ начал смотреть бумаги в папке.
Формулы, формулы, результаты испытаний …
Таблицы расходов, списание…
И всё это изложено на смеси  плохого русского  и  медицинской абракадабры на латыни.
Хотел было отложить  папку,
но на одном из листов –  записан  телефон  и
 подчёркнут  синим маркером.
Телефон показался знакомым. Где-то я уже видел эти цифры – 64-12-20.
- Да где же я их видел?
Память лихорадочно сканировала события последних  дней.
64-12-20…
Шестой, четвёртый,  двенадцатый и двадцатый  - тома  из библиотеки моего доктора.

Ну что же – мне предлагают позвонить и сдаться.
Я понимаю -  мои шансы  становятся близки нулю.
Насколько  понимаю – нужна именно эта папка.
Принесли заказ.
Смотреть  на пищу  - противно.
Оставил всё.  В машину. Сижу.
Думать. А что думать. Думать не о чем – нужно просто выбирать.
Позвонить  и отдать папку – не звонить и куда тогда девать папку…
Позвонить и отдать – похоже на предательство.
Но только так  у меня есть шанс встретить тех,  кто сделал это с моим доктором.

Возвращаюсь в кафе, прошу  телефон.
Администратор скорчил такую недовольную «мину»,  словно я просил у него 
поносить трусы.

Через полчаса я ехал на встречу, в кафе в центре города.
Там встречались футболист и погибшая девушка – ирония или знак.
Тьфу, голова и так гудит от вопросов.
Думать - больно.
Тело словно плывёт по течению.
И совершенно всё равно – как оно будет жить дальше.

Встреча в кафе – ещё один «удар под дых».
Ни как не ожидал увидеть человека, чей кофе я так нахваливал,
кто так много и часто помогал мне.
В глазах поплыли круги.
Плюхнулся, как можно более развязано на стул.
Молчу.
Смотрю, почти не мигая, в лицо.
 – Прекрасно. У Вас хорошие нервы. Ни тени смущения, ни намёка на удивление, молчите…
Ну, признайтесь, что  удивлены. Вы  не ожидали увидеть меня, а? Ну, бросьте…
Так, где – папка? Ах, да. Дайте, я угадаю.  Вы положили её в камеру хранения  или отдали верному человеку.
Так?
 – Нет. Папку я привёз с собой.
 – И где же она?
 Я поднял вверх руку,  показывая обшарпанный, помятый полиэтиленовый пакет.
 – Вот даже как. А что – портфель или чемоданчик – пожадничали?
Я  положил пакет на стол, сунул руку в пакет.
 – Нет. Стрелять сквозь чемоданчик неудобно.
В пакете моя рука, в руке пистолет, патрон в патроннике, предохранитель снят.
Мой визави засмеялся.
 – Значит -  Вы решили отдать папку своим руководителям?
– Нет. Я решил её отдать Вам, если Вы выполните моё условие.
– Условие?
–  Если не примите его – я отдам бумаги отцу футболиста. Ему будет интересно узнать – как были израсходованы деньги, что списали, а что отправили на свои счета – просто украли –  люди из близкого окружения. – с лица моего знакомого исчез румянец.
Он раздражённо смял салфетку.
– И сколько же вы хотите?
– Выслушайте меня, не перебивая, а потом – решите.
– Ну, хорошо,  –  снова ехидная ухмылка.
 –Кстати, кофе у Вас всегда был паршивый. 
– Надеюсь, Вы, как всегда, будете не многословны.
– Ну, почему Вы обижаетесь на правду и так охотно слушаете приторную лесть?
Хорошо – я коротенько.
На квартире у докторши было три человека. Один – водитель. Двое – исполнители.
Вы не давали указания убить. Вам нужна была лишь папка с бумагами. Около дома, валялся обрывок провода. Кусок этого провода я нашел под ванной. Значит, они взяли его по пути – хотели попугать.
Иначе – заранее приготовили бы верёвку. Что бы всё сделать, женщину нужно было держать и за ноги, и за руки – были двое. Провод пролежал возле дома в сугробе целую зиму. В одном месте был надломлен – там и оборвался. Поэтому её сначала задушили целым куском, а потом подвесили. Тупая работа – и вдруг такой финт с номером телефона и украденными томами – значит, был кто-то, кому они доложили о происшедшем.  Дальше действовали уже по инструкции – вынули винчестер, забрали нужные тома из библиотеки, и прибрались за собой.  Даже халатик повесили в шкаф. Только вот хозяйка никогда бы не повесила его в шкаф с оторванной пуговицей. А о пуговице они Вам ничего не сказали.
Так вот – моё предложение –  Вы звоните этим двум упырям и скажете, что бы были дома – на квартире, где Вы их прячете. Скажите – пусть ждут гостя – меня. Скажите им,  что от меня надо избавиться.
Потом вы проводите меня до адреса. Там я отдам вам папку. Вы уедете, а я пойду делать ту работу, за которую другим людям, Вам придётся платить. Эти двое олухов Вам  уже не нужны – и Вы, просто ещё  не решили, когда избавитесь от них.
 – А если они окажутся проворнее?
 – Так бумаги  уже будут у Вас.
Повисла пауза. Мой собеседник явно не ожидал такого поворота. И поэтому, размышлял.
Нет, не размышлял – просто не мог принять решения быстро – осторожничал.  Не мог понять –  интуитивно опасался  непонятного.
– Мне, всегда, нравилась эта Ваша манера красиво проигрывать.
Вы же проигрываете.
Вы теряете всё.
Точно так же, как  в наших с Вами партиях в шахматы.
Профессионал – давно бы сдался, начал бы новую партию,
а Вы играете, сопротивляетесь 
до полного и однозначного мата.
Проигрываете, но проигрываете красиво.
А я был готов дать Вам денег. Что ж,
я  принимаю Ваше предложение.


 – Что ж по рукам…
Минут сорок я ехал вслед за своим новым - старым знакомым.
Остановились в неизвестном  мне дворике. Дрожащей рукой сунул пистолет за пояс брюк.
Дерьмово.
Кто знал, что просмотр боевиков дурно влияет на манеры.
Подошел к машине своего знакомого – получил адресок, отдал папку с бумагами и
под дикий перепляс  пульса отправился по указанному адресу.
Это заняло три минуты.
Деревянный домишко, прилепившийся боком к стене четырёхэтажного здания.
Вот стою перед дверью.
Сердце вдруг успокоилось. Билось редко – редко, мощными толчками качало кровь.
Осторожно прикоснулся к двери.
Открыта.
Ха, всё как в кино – меня уже ждут.
Шаг, скрип двери, коридор пуст,  двери  на кухню закрыты. Дверь в чулан.
Вхожу в комнату – никого.
В углу старинный комод, над ним две иконы со шпонками – старые, без оклада.
На комоде, под иконами  горящая свеча, одноразовый шприц с остатками чёрно- буро- коричневой жидкости и смятые пачки китайских кондомов.
За спиной – движение.
Оглядываюсь.
Два здоровяка приближаются. 
Выбравшись из темноты чулана, как из Преисподней  – улыбаются.
Собственно этого я и ждал.
Но в руках у одного появился топор.
Столь грозного противника, выпавшего из-за  спины здоровяка, я не ожидал.
Решение пришло мгновенно – бросился к окну и прыгнул  в него «рыбкой».
Удар в голову – искры и слёзы из глаз – хрустальный звон падающих осколков  стекла -  тело медленно свалилось под подоконник.
Дикий хохот двух здоровяков.
Чёртов Голливуд.
Рама оказалась прочнее.
Просмеявшись, прокашлявшись, здоровяк с топором  двинулся на меня.
Разглядываю его сквозь слёзы, расстёгиваю ремень брюк, молнию и засовываю туда руку.
Новый приступ хохота сотряс воздух.
 – Да, он совсем псих!
 – Ага, решил передёрнуть перед смертью…
 – Гурман, ха-ха-ха.
Достаю свалившийся в брюки пистолет.
Хохот, вдруг,  прекратился.
Три выстрела, два упавших с грохотом тела, горящая свечка под образами, шприц, смятые кондомы.
Зудящая шишка на голове, сползшие на бёдра брюки, пистолет в руке и слёзы из глаз.
Не хватало только танцев на кладбище, в лунную ночь,  с длиной костью в руке.
Ну, да какое наше время.
В таком темпе – я  вполне  успеваю  к ночи  организовать ещё и танцы.

Кстати, о танцах.
За последние дни, у меня сложилась, довольно отрицательная репутация, в среде моих начальников.
А теперь, имея,  два трупа «в гору»,  да похищение сына известного банкира  - мне остаётся только сплясать.
И я мучаю свою колымагу, гоняя её по городу, и лихорадочно ищу выход.

Выход нашелся быстро.
Прихватил всю наличность – благо её не много – продал колымагу соседу, пришел на автовокзал, купил билет в глухомань, а по пути сошел на одной из остановок.
И потерялся.

Целую ночь я сидел на остановке.
Кто мы?
Я убил двух человек.
Да они мерзавцы и сволочи.
Но я их убил. Так же как они убили моего доктора.
Мой знакомый – предал  всех своих друзей и  засадил их по тюрьмам 
при моём охотном участии.
А попутно, обворовал директора банка - своего  родственника.
Доктор – женщина, одинокая и молчаливая как осень,
кормила  меня таблетками и старалась быть нужной мне.
Потому, что  боялась одиночества, а я боялся любить.
Я погубил её своей независимостью, отстранённостью, своей суетой.
Футболист  - погубил свою невесту  и своего ребёнка.
Он сбил их своей любимой машиной.
Наши ладони гладят эти машины.
И гладят их чаще, чем своих детей.
Его отец  - приказал убить молодую женщину  и  своего внука.
Кто мы?
Мы молимся притворно своему богу.
Мы носим кресты, а потом втыкаем их кольями в могильные холмики.
И кто из нас – добро?
И  кто  из нас  -  зло?
Мы считаем себя умными и смелыми.
Но ум не приносит нам счастья – наш ум слишком слаб и слишком лжив.
И мы трусливо боимся любить.
Мы говорим её нет – любви нет – но мы просто боимся сказать себе правду.
«Всё что нам нужно – это любить»

Уже давно начался новый день.
Пришел автобус.
Высадил пассажиров, не доезжая  к остановке.
Молодая  женщина   держала  маленькую  дочь за руку и шла мимо.
 – Мама, а почему дядя плачет?
                А это хороший дядя?
                А можно -  я дам ему конфету?



VW