Часть третья.
“...Снег кружится летает, летает
И позёмкою клубя
Заметает зима заметает
Всё что было до тебя....”
22
Весь день я проспал как убитый. Сказалось вчерашнее воздушное путешествие, с севера на юг, с приключениями. А также всенощная поездка, стоя на ногах, в переполненном тряском и душном автобусе. Вот мой молодой организм и потребовал отдыха.
Но он — организм, в те годы долго сидеть дома не любил, а требовал развлечений и новых впечатлений. Поэтому когда соседка Людмилка, прослышав о моём приезде, предложила отправиться вместе на танцы, я сразу согласился.
Вообще-то раньше, ещё в мореходке, мне постоянно приходилось ускользать из цепких лапок моих симпатичных соседок. Они почему-то вбили себе в голову что я их коллективная собственность. И прямо-таки обязан, при встречах на танцплощадках города, оказывать им знаки внимания и танцевать только с ними. А я им довольно часто попадался на глаза, в увольнениях и в самоволках. И возмущению не было предела, когда я благоразумно, под любым предлогом, старался улизнуть от их всевидящего ока. Но всё было напрасно. Бдительные соседки регулярно информировали матушку о всех замеченных ими моих передвижениях на местности, а также о всех засечённых подружках и партнёршах по танцам.
А вот теперь, после сокрушительного удара, нанесённого прямо в сердце, коварной “Мэрилин Монро”, моему, лежащему в нокауте самолюбию, требовалась срочная реабилитация.
Реанимационная бригада, в составе Людмилы и двух её подружек, посовешавшись, потащили меня в Дом офицеров.
Старинное здание, видавшее, наверное, Екатерину Великую, во время её путешествия по “потёмкинским деревням”, стояло особняком от других; загораживая собою часть стадиона “Спартак”, на котором началась и закончилась моя неудавшаяся спортивная карьера. Зал с высоченным потолком и громадными, во всю стену окнами, был полон молодёжи. Казалось, что тени далёких предков с осуждением поглядывают откуда-то сверху на патлатых парней в расклешённых брюках, на бойких девчушек в мини-юбках и с конскими хвостиками на головах; чего-то там выделывающих ногами и руками.
Ну и моды! Не похоже ни на робы ни на фижмы, ни на кунтуши ни на камзолы.
Танцы у правнуков тоже ни на что не похожи. Ни на степенные менуэты, ни на бравурные мазурки. Ну и пляшут, чёрти что!
Попали мы в самый разгар. Разделись в гардеробе и устремились в зал, где, в это время, доморощенный вокально-инструментальный ансамбль громко заиграл быстрый танец. Встали в кружок и энергично задвигали руками и ногами, как и прочая пляшущая братия. Я тоже силился изображать веселье, хоть мне это и не очень удавалось.
И вдруг я заметил двух девчонок танцевавших недалеко от нашей компании. Одна из них, — хрупкая, изящная, стройная, в розовой кофточке, в клетчатой юбочке в складку, мгновенно запала мне в душу; и там сразу стало одновременно светло и грустно, легко и радостно. Я смотрел на девушку и она мне казалась драгоценной фарфоровой статуэткой, случайно перенесённой сюда из далёкого и волшебного восемнадцатого столетия — времени маркизов и пастушек, дуэлей и балов, красавиц и галантных кавалеров. По крайней мере, я его себе так представляю.
Так вот оно было где, счастье! А я и не знал.
Пока я витал в облаках, мою таинственную красавицу пригласил на танец какой-то счастливец.
Что такое любовь? Этого никто толком не знает. Наверное, это всё-таки дар божий. А вот как им правильно распорядиться, зависит от нас самих.
К прекрасной незнакомке мы подскочили одновременно: я и молодой лейтенант; и вместе сказали:
— Разрешите Вас пригласить!
— Господи помоги! — пронеслось у меня в голове.
— Извините, — девушка смущённо улыбнулась лейтенанту и... положила руки мне плечи.
Госпожа Судьба — капризная, взбалмошная и ветреная особа была сегодня на редкость милостива ко мне. А может её приструнил кто-то свыше.
Весь оставшийся танцевальный вечер мы приглашали друг дружку: то я Галю, то она меня, – когда объявлялся “ белый танец”.
По окончании танцев я сообщил Людмиле, что отрываюсь от их компании. Свинство конечно, а что делать?
С неба мягкими крупными хлопьями падал снег. Улицы города, до этого являвшие собою межсезонный пейзаж, в чёрно-белом телевизоре, теперь, накрывшись белоснежным покрывалом и подсвеченные фонарями, казались празднично нарядными.
На остановке, у центрального входа на стадион “Кристалл”, возбуждённая танцами толпа штурмом взяла троллейбус. Нам с Галей достался крохотный кусочек задней площадки, который я, уцепившись за поручни двумя руками и напрягши все мышцы, защищал от буйного натиска. Ещё бы! Ведь передо мною, близко-близко, совсем рядышком, стояла такая красивая, так ласково и доверчиво улыбавшаяся мне девочка, что я готов был упираться так всю жизнь. Что бы было ей со мною как за каменной стеной.
На знакомой мне с детства “Приднепровке” мы вышли вместе со стайкой девчат.
— Галя, подожди нас! — закричали они, забегая в булочную.
Через пару минут девичья стайка снова оказалась рядом с нами.
— Угощайтесь, молодой человек, — протянула мне ещё тёплый батон бойкая девчонка.
— Спасибо, с удовольствием, — отломил я добрый кусок и поделился с Галей.
Похоже, она немного смутилась бесцеремонностью подруг, но, видя, что кавалер ей попался простой, без церемоний, успокоилась и наградила меня щедрой улыбкой.
Микрорайон, по которому мы направлялись к Галиному общежитию, был построен, можно сказать, на моих глазах. Когда мои родители, и я вместе с ними, переехали, в середине шестидесятых годов, с Кубани на Украину — в Херсон, то поселились почти на стыке Военки и Мельниц — двух местных исторических районов, находившихся тогда фактически на краю города.
За Военкой, вдоль улицы Перекопской, стояло несколько кварталов пятиэтажных домов, так называемой, сталинской постройки. Между зданиями были сооружены также массивные стены, монументальные арки и чугунные ворота. Внутри этой ограды находились детские садики, спортивные площадки, сараи и гаражи. Каждый такой квартал напоминал средневековую крепость средних размеров. Через дорогу, вниз к самому Днепру шел молодой ещё, не так давно посаженный, Приднепровский парк.
Выше же первых жилых кварталов многоэтажек, протянувшихся вдоль трассы, ведущей к крупнейшему на Украине хлопчатобумажному комбинату, расстилался необозримый пустырь, похожий на североамериканские прерии, из романов Фенимора Купера и Майн Рида. У ближнего его края, начиная от последних одноэтажных домиков Мельниц, располагались огороды местных жителей, а дальше шла ровная как стол степь, на которой, то там то сям, рукотворными скалами торчали остовы строящихся зданий.
Постепенно всё это поле застроились, и к окончанию мною мореходки, многоэтажные жилые дома подступили вплотную к казавшимся теперь такими маленькими и жалкими, частным домишкам.
Общежитие — стандартная кирпичная пятиэтажка, только без балконов, одним своим торцом выходила на улицу, а другим — вглубь двора, обстроенного со всех сторон такими же многоэтажными зданиями.
Внизу — в холле, так по новомодному называлась здоровенная прихожая, стоял телевизор на тумбочке, пару мягких кресел и с десяток стульев. На одной стене висела стенгазета, а под другой, за столиком восседала бабка с вязальными спицами, недовязанным шерстяным носком и очками на носу. Всё как положено.
Внутрь этого женского монастыря меня естественно не пустили. Поэтому мы обошли с Галей здание с другой стороны, и она мне показала окно своей комнаты, на втором этаже, в которое, в случае крайней необходимости, можно кинуть камешком, для экстренного вызова.
С этой стороны росла целая рощица пирамидальных тополей, сейчас облетевших, а за ней, параллельно Галиному, стояло ещё одно девичье общежитие. Херсон — город невест; чему ж тут удивляться?
Честно признаюсь, что в тот вечер мы так и не поцеловались. Я даже не сделал такой попытки. Почему? Наверное, побоялся спугнуть своё такое ещё хрупкое счастье. А то, что это было именно оно, я и не сомневался.
------------------
Кубань - Краснодарский край
Продолжение следует.