Из гостей возвращалась. Ловила-ловила машину, махала-махала руками, наконец, остановилась «десятка» жигулей. За рулем – нерусский пацан, ну это обычное дело. Молодой, улыбчивый, куда, спрашивает.
-- На Куйбышевскую.
-- Триста.
Не стала торговаться, села на заднее сиденье, поехали. Курить захотелось невыносимо, открыла окно.
-- У вас курить можно?
-- Красавица, потерпите маленько, а я вас за это быстро довезу.
Закрыла окно. Потом подумала: да какого хрена. И закурила.
Снова окно открыла. До половины.
Едут. Водитель рулит и радио переключает со станции на станцию. Остановился на какой-то разухабистой попсне. Она курит в руку и размышляет.
Допустим, думает, Валера – полный идиот, а Ленка – ****а во всю стенку. Но с другой стороны, живут вместе девять лет. И она ему изменяет, и он ей. При этом, оба счастливы. А я, Риточка-красоточка, еду одна ночью в пустую квартиру на окраине города. Дома только кошка некормленая и герань засыхающая. Кстати, не забыть полить. Тетрадь еще эту идиотскую притащили. Измены записывают. Графики составляют. Толстые, ****ь. Сумасшедшие.
Едут, Рита курит. Остановились на перекрестке, водитель говорит:
-- Двенадцать часов, а светофоры работают, да? Зачем? А днем еле-еле.
Не хочется ей разговаривать. Докурила сигарету и выкинула бычок в переднее окошко. Дальше думает.
Он сказал: я тебя не люблю. Здорово. А я люблю. Почему так всегда. Я – его, он – ее, но не друг друга. К черту все. Тоже, что ли тетрадь завести, буду туда записывать, сколько и с кем.
-- Вот здесь остановите.
Водитель тормозит, она протягивает тысячу.
-- Э-э, сдачи нет. Сейчас поменяю в киоске.
Уходит.
Она сидит, смотрит в окно, смотрит в себя, но что-то ей мешает. Запах какой-то неприятный. Вроде и ветерок свежий задувает в салон, а пахнет как-то противно, паленой пластмассой, что ли. Начинает вертеться и шарить вокруг. Вскрикивает обжигаясь. В сиденье, чуть сбоку у самой спинки – оплавленная дыра.
Бычок ветром обратно задуло, она и не заметила. Такое бывает, если просто швырнуть окурок в окно. Кидать его надо сильно вниз.
Открывает дверь, выходит. Пацана все нет. Вдруг выныривает из темноты, протягивает семьсот рублей.
-- Сдача.
Она хватает деньги и почти бегом срывается с места. Водитель недоуменно смотрит вслед.
-- Какая, а.
Рита замедляет бег, тяжело дышит, шарит в сумке сигареты, закуривает и начинает смеяться. Потом плакать, потом решает купить в ларьке бутылку вина, но вспоминает, что после десяти не продают. Или это только водку. Все равно. И хорошо, что не продают.
Водила, Алик, двадцатичетырехлетний армянин, по образованию учитель начальных классов, садится за руль, заводит и отъезжает. Крутит настройки радио, находит песню Самвела Ервиняна, оставляет. Принюхивается. Странно как-то пахнет. С другой стороны, машина новая, шесть дней как купил, может чего притирается. Не похоже, вроде паленым несет. Останавливается, включает свет, оглядывается. Перегибается через свое сиденье, видит безобразную дыру с оплавленными краями. Хватается за голову.
-- Ду шат гехецик, бари, назели ев хелок ахчикес! Шесть дней назад купил! Мама!
Выскакивает из машины, рвет заднюю дверь, опускает ладонь на сиденье. Убирает руку, снова кладет.
-- Мама.
Возвращается за руль. Некоторое время, сидит молча, крутит настройку, находит классическую музыку, вытирает глаза. Отъезжает. Тормозит, снова крутит, находит песню про ночное такси, оглядывается на заднее сиденье.
Хлопает ладонью по рулю.
Уезжает.