В этот день, двадцать лет назад, был путч, и в Москве прямо посреди города стояли танки.
А меня, как на грех, именно тогда – вот ведь, ни раньше, ни позже! – отправили с водителем в эту самую Москву получать ценное импортное оборудование. Ценным импортным оборудованием в то время считались обычные персональные компьютеры. «Писишками» их тогда еще не называли. Слово считалось жаргонным, причем, чудилось, с каким-то даже непристойным душком. А называли на советский лад «ПЭВМ».
Дорога была долгой, часа четыре, а водитель – неразговорчивым. Пейзажи за окном тоже не сильно развлекали, но я захватил новую книжку по программированию и времени зря не терял.
Москва показалась вроде бы мирной, но подспудно пропитанной тревогой. Каких-то явных примет не было, но светилось некое неявное ощущение неблагополучности.
Нам пришлось проехать по нескольким адресам. Водитель знал не все из них, поэтому какое-то время плутали. Окончательная цель оказалась совсем в центре города. Нужная улица была перегорожена, поэтому, кое-как припарковавшись, пошли пешком. И вот тут прямо навстречу двинулись танки. Я понимаю, тем, кто был в Афгане, это могло показаться родным и знакомым. Но мне, человеку сугубо штатскому, такой расклад виделся диким и пугающим. Танки двигались медленно, грохотали и нещадно дымили. Где-то там, впереди, куда они ехали, слышались крики возбужденной толпы.
Тем не менее, людям никто не препятствовал. Мы зашли в нужную фирму, забрали компьютеры и поехали назад. Пробки были, но вполне терпимые.
Миновав размытые границы города, мы вздохнули с облегчением: обошлось! Но, как тут же оказалось, обрадовались рано. Впереди возник передвижной пункт ГАИ. Досматривали буквально каждую машину, как на таможне. Подошла наша очередь.
- Что везете? – почти вежливо спросил дородный представитель в форме, забирая права у водителя. Стоящий рядом, его коллега с автоматом со скукой поглядывал на нас.
- Я не знаю – неожиданно «перевел стрелки» мой водитель – все у него.
Я показал накладные, печати, письма. Хотя в душе удивлялся такому пристальному вниманию. Ситуацию прояснил второй милиционер, когда попросил меня отойти от машины. С миной лучшего друга, но при этом, не убирая автомата, он заговорщицки подмигнул мне и спросил:
- А вот эти вот устройства, которые вы везете – он на миг запнулся – эти ПЭВМ, они… их можно как-то использовать дома, в хозяйстве?
Я горячо заверил его, что это совершенно бесполезная для дома вещь, и вообще это сугубо научное оборудование, которое может интересовать только шизиков, вроде меня, помешанных на своей физике. Что это оборудование очень ждут в институте. И на всякий случай еще добавил, что министерство с нетерпением ожидает окончания нашего исследования.
Уж не знаю, какой из аргументов подействовал сильнее, но «автоматчик» почти сразу с безнадежностью махнул рукой своему коллеге, и тот сейчас же вернул права водителю и отправился к следующей машине.
По дороге мне было о чем подумать. О водителе и его внезапном отмежевании. О том, что случилось бы, отбери они часть груза или даже весь. О нестабильности вокруг. О том, настоящие ли это были сотрудники милиции…
Стало уже совсем темно. По прежнему молчаливый, водитель включил радио. После пары невразумительно-бодрых песенок я услышал что-то новое.
Песня начиналась с медленных и монотонных аккордов клавесина. Потом вступила незнакомая девушка. Не очень уверенным, но бесконечно печальным, даже тоскливым голосом она пела слова, которые с тех пор врезались мне в память:
…Еще одна осталась ночь у нас с тобой.
Еще один раз прошепчу тебе «люблю»…
Да, это был дебют Тани Булановой, но тогда я не знал этой питерской библиотекарши, однажды решившей, что она – певица. Это был просто голос девушки, куплет за куплетом разматывавшей песню, рвущую душу. Не хотелось ничего. Ни добраться до цели, ни домой, ни даже просто жить. Хотелось только слушать и слушать эту нескончаемую песню, внимая нехитрой истории и нарисованным ею чувствам.
Ощущение было очень сильным. Я до сих пор не верю, что главную роль сыграло мастерство исполнительницы или сила слов поэта, сочинившего текст. Думаю, что свою роль сыграло и пережитое за день, и контраст, и неожиданность.
Под последние аккорды мы въехали в город. Водитель как-то даже потеплел. Возможно, в нем песня тоже оставила свой след. Или сказались события, которые мы совместно пережили в этот день, 19 августа 1991 года...
Через два года от Института с его писишками, высокой наукой и международным приоритетом не осталось ничего, кроме стен. Еще через год я впервые вышел в Интернет и нашел своего первого сетедруга. Но это уже совсем другая история.