Запомнилось мне одно старое интервью, дамы и господа. Сколько лет уж прошло, а доселе не выветрилось оно из души, прёт на ум, печалит.
Такое вот гнетущее чувство и сподвигло меня на коротенькое повествование, представленное тут читателю. Не обессудьте: всё написанное – чистейшей воды правда. Правду услышать не всяк готов сразу, так что я сперва пофилософствую малость, а потом уж выложу всю её без остатка, правду эту проклятущую.
…Сызмальства удивляло, что русский человек в большинстве своём не просто безбожный матершинник, но он ещё и матершинник бездумный, а ведь для немца выдавить: «шайзе!» – это очень сильный поступок, хотя и непонятно, честно говоря, чего в подвиге эдаком сильного.
Говорят: «Воспитание».
Не знаю, дамы и господа… Попались мне как-то на глаза назидания из инструкции для немецких лётчиков-истребителей, отправляющихся на Восточный фронт. Смысл их таков: «в одиночном барражировании, встретив русский истребитель-одиночку, атакуйте немедленно. Учтите, в бою он вам не уступит, но будет долго размышлять, вступать ли в бой. Вы имеете возможность сбить его наверняка, прежде чем русский пилот примет решение».
Вот так-то. А инструкции лётчикам-истребителям пишут асы, не пропагандисты всякие.
Так почему же мы такие тугодумы, да ещё и матершинники?!
И пришла мне в голову крамольная мысль: что, если второе – это производная от первого?! Что, если проснувшись поутру, немец сразу включает ум, а русский – только мозг?! Что, если русский включает ум лишь по насущнейшей необходимости?! Пока раскачивается, пока ищет штепсель, розетку…
Глядь – и сбили уже.
Может, нам только кажется, что немец соображает быстро, а русский – медленно? Вдруг русский куда быстрее немца мыслью, он просто ум свой мощный прогревает перед включением? – у нас холодно ведь, как-никак.
О мощи русского ума и смысла нет спорить; он в космосе первым, пока шустрые остроумием англицким состязались меж собою на медвежьи темы. Да и хотя бы Менделеева взять Дмитрий Иваныча! – проснулся, позавтракал, ум включил и выдал миру периодическую таблицу. Другим утром полистал журнал с фотографиями, подивился на гнутые американские рельсы, что теплотою аризонской вспучило, ум включил – и готово, есть «коэффициент теплового расширения». Да просто как всё! – два числа перемножить.
Русские инженеры и проложили Транссиб без зигагулин скрозь сибирские морозы, даже ум не включая. Правда, рельсы стучат… Но сну в поезде не мешает, а ежели и мешает, то вдохновляет на поэзию и обогащает душу.
Третьим утром глянул Дмитрий Иваныч в газеты – мать честнаАя! – солдатиков-то российских газом ипритом потравят тевтоны!
Включил ум.
Готово: вот вам противогаз, Ваше Императорское Величество. Пущай тевтон хоть весь газами изойдёт – нам «хоть бы хны».
Впрочем, в противогазе не Менделеев был, наверное, а Зелинский…
Один чёрт, два русских ума стремительных.
То есть ум-то включать мы умеем.
Идея показалась мне перспективной и сразу дала ответ на причины русского мата непревзойдённого.
Ведь если немцу надобно съязвить – толкнули в автобусе или ещё чего – он перебирает словарный запас (ум-то включён постоянно), быстро выбирает нужные слова и высказывает неуклюжему типу нечто, наиболее подходящее ситуации. Вслух. Все дамы смеются, а неуклюжий извиняется и краснеет.
Если ж толкнули русского (заметьте: ум выключен), то русский не дожидается, пока неумёха пролезет к дверям и растворится в канадских клёнах, ибо ум включать долго, а время поджимает – дверь-то недалече! – вот русский берёт ведро с дежурными словами, кои всегда наготове и на языке, и выливает на обидчика. Редкие дамы при том выплеске краснеют, а большинству баб начхать. Они тоже выключены.
Идея моя принялась слагаться в теорию и поразила обратным выводом: дежурные-то ведра на языке наполняются из выгребной ямы в мозгу, а та препятствует включению ума!
Да-с!
На кой его включать, ежели любое ведро с этим самым «шайзе» всегда под рукою?!
Уже на службе воинской я проверил теорию свою практически. Одно дежурное ведро в мозгах у должностного лица – ещё кумекает кое-как. Десяток ведёр – только при крайней нужде кумекает. Сто ведёр – нет и смысла включать ум.
А ведь на воинской службе всё пронумеровано и распределено сообразно должности! Значит, чем больше звёзд на плечах, тем больше вёдер в голове. Как думаете, почему все генералы «натовские» говорят с журналистками непринуждённо, лишь наши «тульи» тужатся до горечи и обиды за отечество? – а слов нету подходящих, господа. Одни вёдра перестукиваются. И плащ прорезиненный накинут на мозг. Что хошь лей на меня вышестоящий, мне «побоку». С меня твои вёдра – как с гуся вода.
Потому и нет резону включать ум. Супротив «верхних» плащ имеется, супротив «нижних» – вёдра.
Вот и смотрел я летом 1994 года в телевизор с ужасом и недоумением, ибо там журналистки наперебой суют микрофоны к лицам наших власть заимущих:
– Господин президент, почему нас не пригласили на торжества?!
– Господин премьер-министр, это же плевок в память павших!
– Господин министр, что теперь скажет Россия?!
О празднествах в Нормандии пытали элиту нашу. От нормандских ворот дали поворот элите. Обиду государственную нанесли.
А «господа» наши лишь мычат чего-то невнятное, на лицах лишь смущение стыдливое, будто ширинку в автобусе застёгивает, когда и смысла-то уже нету срам прятать, ибо рейс к концу подобрался. И то: вёдра для прямого эфира не годятся, а слова под плащом пока нашаришь ощупью!
Вот и бубнят чушь какую-то.
Уж Черчилль или Сталин нашли бы что ответить в микрофон «сходу»… Одно «оба хуже» чего стоит! – дескать, какой же из политических «уклонов» всё-таки лучше, Иосиф Виссарионович? – «левый» или «правый»?
Той порою и стало мне как-то сумрачно. Неужто эти настырные и косноязычные люди нами править подрядились?! Причёски хороши, да; но куда они направят, коль умы под ними и до германского унтера не доросли?!
...Вот об унтере одном германском и будет зарисовка моя литературная. Интервью с ним состоялось на побережье Франции, в Нормандии, летом 1994 года. В то лето союзники наши (по минувшей войне) затеяли грандиозное шоу с имитацией высадки 1944 года – полувековой юбилей, как-никак.
«Величайшая десантная операция! Освободила Европу и мир»!
«Великая битва! Решила исход войны»!
В толпе ярких гостей сновали девки с микрофонами и патластые носители видеокамер, а я стал случайным очевидцем одной встречи.
Представьте: солнечно, лёгкий ветерок, оркестр, марши, знамёна и журналистка из Восточной Европы, что цепляется ко всем пожилым – она лихорадочно ищет в толпе нужного человека, о котором прослышала в гостинице. И вот натыкается на сухопарого старика (фамилия мною изменена, разумеется).
Итак…
Ж у р н а л и с т к а (возбуждённо): Простите, это Вы – господин Фогель из Берлина?!
С т а р и к (оценивая собеседницу взглядом): Да, фрейлейн. Это я.
Ж у р н а л и с т к а (восторженно): О! Наконец-то я вас нашла... Вы один из немногих немцев, которых мне удалось тут разыскать. Правду ли сказали в гостинице, будто вы – ветеран Восточного фронта?
С т а р и к (равнодушно): Да.
Ж у р н а л и с т к а (с неподдельным интересом): О! Вам ни за что не дашь столько лет…Говорят, Вы служили в СС и подбили множество русских самолётов, а…
С т а р и к (вежливо перебивает): Я был танкистом, фрейлейн.
Ж у р н а л и с т к а (растерявшись): Да? Я напутала… (быстро находится) Значит, Вы подбили множество русских танков! И получили «Железный крест». Это правда?
С т а р и к (спокойно): Да.
Ж у р н а л и с т к а (вкрадчиво): И вы – узник сталинских лагерей?!
С т а р и к (мрачно): Да.
Ж у р н а л и с т к а (довольная): С ума сойти... Какая жестокость... Господин Фогель, Вы живая история! Читатели будут в восторге. Сюда прибыли на торжества?
С т а р и к (терпеливо): Нет, я проездом.
Ж у р н а л и с т к а (притворно вздыхает): Какая жалость… Вы пропустили грандиозное шоу «Высадка в Нормандии»! Знаете: тут были до мелочей повторены все детали величайшей битвы. Был парашютный десант, морская пехота, стреляли танки... Смотрите-смотрите! Вау! Завершающий парад! Уже идут американские участники! А предстоит ещё шоу английское, французское... Ожидается триумф польского! Видите, девочки готовят флаги... Как вы относитесь к тому, господин Фогель, что организаторы шоу не пригласили русских?
С т а р и к (насмешливо): Тут лишь участники боёв в Нормандии, фрейлейн. Русские не участвовали в той величайшей битве.
Ж у р н а л и с т к а (с восторженным энтузиазмом, оценив тон старика): Да, конечно! Конечно, «да»!
<недолгая пауза>
Ж у р н а л и с т к а (помявшись и заискивающе): А как вы относитесь к тому, что не пригласили немцев?
С т а р и к (по-прежнему насмешливо): Мы тоже не участвовали.
...Я так и не увидал этого интервью.