Малик Ду

Александр Хоттабыч Губанов
Когда я спросила, какой это класс -
первый или второй, она сказала:
"Это невинные создания".
Я уже знала, как это звучит
по-чеченски:
"малик ду" - ангел есть!
Э.Н.Горюхина


1

Вагон качнулся на стрелке, я открыл глаза и упёрся взглядом в потолок. Потом повернул голову и увидел, что соседи по купе, пожилая супружеская пара, отсутствуют. А значит, мы уже проехали Вологду, куда они ехали. Я взглянул на часы — половина восьмого утра. Пора вставать, обычно в это время я уже давно на ногах. Девять лет в армии приучили меня просыпаться максимум в половину шестого, и то если я заночевал в расположении роты. В общежитии я вставал ещё раньше, чтобы успеть добраться до части к подъёму личного состава.

Аккуратно, чтобы не разбудить свою попутчицу, спустился на пол. Одеяло с её плеч сползло по телу почти до пояса. Нурбика спала в майке, потому что в вагоне с вечера было очень тепло. И я невольно залюбовался её красотой. Задержавшись взглядом на несколько секунд, я поправил простынь, и прикрыв девушку до груди — избавил себя от соблазнов, хлынувших в мою голову.

Очереди в туалет не было, я по привычке быстро умылся и вернулся в купе. Нурбика по прежнему спала. И тогда я занял наблюдательный пост в коридоре вагона у окна. Придерживаясь за поручень, я поглядывал на проносящиеся мимо меня пейзажи. Чем дальше на север, тем меньше лесов и больше болот. Иногда поезд огибал каменные утёсы, поросшие мхом. В расщелинах этих исполинов ещё лежал снег, зима в северных краях уходила медленно, напоминая о себе до самого мая.

В чеченских горах, там где небо пронзают вершины кавказского хребта, снег не тает круглый год. И даже в долинах, где весной аромат цветущих абрикосов и черешни сводит с ума, в январе иногда сугробы по пояс. Сейчас я находился за тысячи километров от этих мест, и с каждой минутой поезд удалял меня от них, но мысленно я был там — я шёл, проваливаясь под тяжестью бронежилета в снег. И следом за мной два солдата несли товарища — сквозь повязку, наложенную на рану, проступала кровь. Она капала на белый снег,оставляя красные пятна. И мы торопились добраться до точки, где наш ждал бронетранспортёр.

Вагон трясло. За несколько дней, проведённых в поездах, я привык к тому, что пол под ногами словно «живой», что за окном мелькают однообразные пейзажи, что проводницы улыбаются мне больше, чем другим пассажирам. Наверное потому, что я в военной форме. Вот и сейчас одна из них скручивала ковровую дорожку, постеленную в коридоре — поравнявшись со мной она подняла голову и улыбнулась.

- Доброе утро. Ваша супруга ещё спит?!
- Спит. В её положении сон только на пользу, - ответил я.

Нурбика не была моей женой. И ребёнок, которого она ждала, был от другого мужчины. Но я не афишировал эти подробности, чтобы заранее пресечь возможные вопросы.

- Ну да, ей судя по всему, уже скоро рожать, - сказала проводница и продолжила скатывать дорожку.

Я внезапно почувствовал в её голосе зависть. Ведь она считала, что чеченской девушке сказочно повезло — вышла замуж за русского капитана, вырвалась из республики, охваченной войной и скоро станет мамой. Она же, судя по всему, лет пятнадцать отработала проводницей, и за эти годы стала невзрачной, одинокой женщиной — в долгих поездках не сумела обзавестись собственной семьёй, и наверное, ей придётся встречать старость в одиночестве.

Его звали Сергеем Скворцовым. Его детство прошло в портовом городе на берегу холодного северного моря. В Чечню он попал после службы в учебной бригаде, получив сержантское звание. До дембеля ему оставалось всего два месяца, когда в горах мы попали в засаду. Несколько грамм металла оборвали его жизнь. Он отчаянно боролся со смертью, ведь в батальоне его ждала любимая девушка, и очень скоро они должны были стать родителями. Но в тот день судьба была жестокой, вертолёт не смог забрать его из-за густого тумана, и нам пришлось несколько часов выбираться сначала пешком, а потом в бронетранспортёре. Сергей умер в двух километрах от места, где его могли прооперировать, и возможно, спасти ему жизнь.

Нурбика потеряла отца своего ребёнка, но тем не менее, она была счастливее этой проводницы. Ведь она была не одинокой — родное сердечко билось сейчас внутри неё, рядом с её сердцем. И сегодня вечером, в Архангельске, ей предстояло познакомиться с родственниками Сергея, которые отныне будут и её родственниками.

Ей было девять лет, когда она узнала, что такое война.

Отец всегда вёл её за руку до порога школы. Она помнила его ладонь - огромную, мозолистую, но удивительно тёплую. Он рассказывал ей о том, почему светит солнце и о том, зачем поют птицы. Он знал так много, что она удивлялась тому, что ходит в школу. Тогда ей казалось, что обо всём ей может рассказать отец.

Село в котором они жили, находилось в долине, широкой зелёной чашей раскинувшейся среди высоких гор с вершинами, круглый год покрытыми снегом. Рядом с селом возвышался утёс, на котором стояла родовая башня. Отец водил её туда в то самое лето, когда оборвалась его жизнь.

Уже несколько месяцев в Чечне шла война. У соседей поселились родственники из Грозного, бежавшие из горящего города. Местные мальчишки быстро приняли в свою компанию мальчика из той семьи. Он рассказывал им, как прятался с родителями от русских, которые убивали на улицах всех чеченцев, которые им попадались на глаза. Молодым солдатам в каждом чеченце виделся враг. Иногда случайно убивали даже русских жителей Грозного, которых было в городе много. Тех, которым некуда было бежать.

Нурбика родилась вскоре после того, как молодой врач Басхан и его русская жена Ирина приехали в эти края. Отец стал главным врачом местной больницы, и он же принимал роды у супруги. Басхан надеялся, что их первым ребёнком будет сын, но и дочери был рад. Через несколько дней он выписал Ирину домой, и на крыльце, подняв дочку над головой, кивнул на белую вершину Доной-Лам:

 - Люби всегда эту красоту, будь такой же красивой и помни, откуда ты родом!!!

(Продолжение следует)