Юрий Овтин
Венецианское рондо
Новелла
Кто из нас в юности не мечтал поскорее стать взрослым? Вот и я, не успев закончить школу, сразу пошел работать. Правда, подрабатывать я стал еще раньше, класса с восьмого.
Нашим соседом по коммунальной квартире был старый интеллигент – художник дядя Изя. С малых лет он прививал мне любовь к рисованию. Я часто бывал в его уютной художественной мастерской, а повзрослев, стал помогать выполнять заказы. Получая зарплату, дядя Изя не забывал «отстегнуть» и мне пару рублей, а после окончания школы помог поступить в комбинат Художественного фонда и даже взял меня в свою бригаду. Не без его помощи я оказался и на заочном отделении художественно-графического факультета пединститута, а когда дядя Изя с первой волной эмиграции уехал в Израиль, то как эстафету передал мне свое дело и свою мастерскую, с большой библиотекой, старинным черным фортепиано с бронзовыми канделябрами и стоявщем на нем большим бюстом царя Александра I из белого мрамора.
У меня в мастерской часто бывали бывшие одноклассники, обучавшиеся в самых различных учебных заведениях: от местного артиллерийского училища до Московского высшего технического имени Баумана. И только мы с бывшим соседом по парте, Борей Асатиани, учились заочно.
Боря был из старинной, давным-давно осевшей в Одессе грузинской семьи. Отец, известный капитан дальнего плавания, был для него кумиром и, естественно, Боря бредил дальними странствиями. Но поскольку особого прилежания к учебе у него не наблюдалось, то после школы пришлось устроиться в каботажный флот, а в высшую мореходку поступать на заочное отделение.
В те годы в «вышке» на заочном «стояли в очереди за дипломом» и старые морские волки – старпомы, первые помощники капитанов, не успевшие в свое время получить образование. Боря стал водить с ними дружбу и периодически заваливался ко мне в мастерскую с шумной моряцкой компанией.
Как-то, с такой вот компанией флотских авторитетов-заочников, мы здорово надрались. Была кульминация застолья, когда, невзирая на возраст и положение, все равны, когда царит дух взаимопонимания и дружбы. И в этот-то момент мое внимание привлек сидевший на диване в углу Валерий Иванович, старший помощник капитана большого сухогруза. Горючие слезы, стекали по лицу сурового тридцатипятилетнего мужчины.
– Вам что, плохо? – сочувствуя, спросил я Валерия Ивановича.
– Да, – поникшим голосом ответил старпом. – Жена порвала со своим постоянным хахалем, а мне через неделю в рейс на восемь месяцев уходить.
– Господи, да ведь в таком случае радоваться надо, а не плакать, – воскликнул я.
– Что ты, салага, понимаешь в этой жизни! – вздохнул Валерий Иванович. – Боюсь, как бы она по рукам не пошла!
«Во, дает мужик!» – подумал я и, взяв рюмку, решил про себя, что углубляться в столь деликатную сферу не стоит.
...Далеко за полночь, по окончании пирушки, Борис попросил меня помочь отвезти домой напившегося до совершенно неподъемного состояния Валерия Ивановича. Мы долго звонили, пока не открыла дверь его жена – красивая, холеная женщина лет тридцати. Она брезгливо осмотрела мычавшего что-то нечленораздельное мужа и стегающим, как удары кнута голосом скомандовала нам с Борисом тащить старпома в спальню, по пути следования заклеймив нас хроническими алкоголиками, спаивающими солидного женатого мужчину.
И, вместо благодарности, за то, что мы доставили ей мужа целого и невредимого, проводила нас тяжелым, взглядом немигающих, желто-зеленых, как у большой хищной кошки, глаз... Прошло несколько месяцев. Как-то, проходя мимо музыкального училища, я услышал приятный женский голос:
– Молодой человек, а ведь, кажется, мы с вами знакомы. Не проходите мимо, – в голосе зазвучали кокетливые повелительные нотки.
Я не сразу признал в красивой, уверенной в себе, молодой женщине, эдакой светской львице, супругу Валерия Ивановича.
– Вы уж меня извините за тот холодный прием, когда притащили пьяную мою половину. Валера на берегу напивается часто, и под конец его отпуска я так устаю от его пьяной физиономии и от его собутыльников... Но вас я хочу поблагодарить, что не бросили его на дороге, довезли домой. Кстати, как вас зовут?
– Сергей, – представился я.
– А меня зовут Ольга. Я работаю здесь преподавателем, – и она жестом указала на музыкальное училище. – Так что можете приходить в гости: второй этаж, кабинет двадцать семь, для студентов я Ольга Васильевна.
– Спасибо за приглашение, Ольга Васильевна. Для меня всегда приятно знакомство и общение с творческой личностью, а если к тому же эта личность еще и хорошенькая женщина, то общение с ней становится приятнее в геометрической прогрессии, – распустил я перья. – К слову сказать, в соседнем дворе, в цокольном этаже – моя художественная мастерская. С одиннадцати часов я всегда на месте, так что и вы заходите ко мне, я с большим удовольствием напишу ваш портрет, если, конечно, у вас хватит терпения позировать.
Эта случайная встреча имела продолжение на целых два года. Мы с Ольгой оказались на редкость гармоничными любовниками. Пылкая, всепоглощающая страсть была единственным критерием в наших взаимоотношениях. Имея обеспеченного мужа, Ольга и сама была самостоятельной женщиной, занимающей заметное место в обществе. Помимо хорошей зарплаты, она имела еще нескольких учеников, с которыми занималась частным образом. Конечно же, я не мог не задать ей вопроса о муже. Ольга была цинично откровенна:
– Валера из очень богатой одесской семьи. Замуж за него родители выдали меня, когда мне было всего семнадцать лет и в жизни я ничегошеньки еще не понимала. А быть женой моряка, Сережа, очень даже непросто, особенно когда он уходит в рейс на восемь-десять месяцев. Уходит одним человеком, а возвращается совершенно другим. Замкнутое пространство судна, постоянная вибрация машины и отсутствие женщин, – разумеется, пассажирские суда не в счет, – делают там из мужчин натуральных идиотов. Я и ребенка от него боюсь иметь, потому что считаю своего мужа не вполне психически нормальным.
Пикантность ситуации усугублялась еще и тем, что хотя у них с мужем и была трехкомнатная квартира, но жили они вместе с родителями Ольги и ее шестнадцатилетним братом. Поэтому моя мастерская стала для нее еще и своего рода «комнатой психологической разгрузки», где она не только удовлетворяла свои сексуальные потребности, но и отдыхала как от непростых отношений с коллегами внутри сложного педагогического коллектива, так и от бытовых семейных неурядиц.
Понимая это, я перед каждой нашей встречей покупал букет каких-нибудь необыкновенных цветов и бутылку-другую марочного коньяка, к которому, как и к дорогим импортным сигаретам, Ольга была неравнодушна. Мы с ней не лезли друг другу в душу, довольствуясь тем, что способны были дать один другому.
И все же, несмотря на нашу кажущуюся, внешнюю независимость, мы все сильнее и сильнее привязывались – она ко мне, я к ней. Постепенно я растерял всех своих подружек – Ольга давала мне все, о чем только можно было мечтать. Но однажды после пылких объятий, меланхолично глядя мне в глаза, Ольга сказала:
– Сережа, я хочу от тебя ребенка.
Я оторопел. Это нарушало устоявшееся равновесие наших отношений и никак не входило в мои планы. Мне было двадцать пять лет, о женитьбе я и не помышлял. К тому же я хотел бы иметь жену лет на десять, ну, хотя бы на семь младше себя. От контактов с хорошенькими «разведенками» с детьми я уходил, но и представить себе не мог, чтобы мой ребенок воспитывался не мной.
Вот почему я вполне закономерно ответил Ольге, что не разделяю ее желания.
– Что ты так испугался! – воскликнула Ольга. – Ведь мне от тебя ничего не надо! Да ты и знать не будешь, когда я выну «спиральку». А ребеночек у нас должен получиться славненький!
С этими словами она вдруг неожиданно, впервые за время наших встреч, подошла к фортепиано и заиграла на нем незнакомую мне мелодию.
- Что это? – ошарашенно обратился я к ней.
- «Венецианское рондо», - обернувшись ко мне с улыбкой, ответила Ольга…
...Ситуация, когда за меня все было решено без моего на то согласия, не давала мне покоя.
Я поделился своими переживаниями с Борисом.
– Чудак! – только и сказал он. – Тебе что, больше делать нечего? Мне бы твои заботы! Красивая женщина хочет родить от тебя ребенка, вместе со своим мужем вырастить и воспитать его, не имея к тебе никаких претензий? Да ведь это даже интересно! А ты еще и выкобениваешься.
Однако, в противоположность демагогическим рассуждениям школьного приятеля, мыслил я совершенно иначе...
К очередной встрече с Ольгой я купил прекрасный букет черных роз и две бутылки марочного коньяка «Ахтамар». После страстных объятий я осторожно обратился к погруженной в истому Ольге:
– Знаешь, я долго думал о нашем последнем разговоре.
– Это о каком? – насторожилась Ольга.
– Ну, об этих твоих фантазиях насчет ребенка.
– Что, сильно перепугался? – насмешливо спросила она.
– Перестань, дело в другом. Понимаешь, перед тем как лечь в постель, мы слишком много принимаем алкоголя. Вот и сегодня выпили уже полторы бутылки. И если насчет ребенка серьезно – то медики в таких случаях всегда опасаются, что может родиться неполноценный.
Ольга долгим потяжелевшим взглядом посмотрела мне в глаза.
– А ты не такой простачок, Сережа, – медленно, сквозь зубы проговорила она. – А может и самый отъявленный мерзавец! Знаешь, как называется то, что ты сейчас сделал? Это самый настоящий моральный аборт!
С этими словами Ольга вскочила с дивана, быстро оделась и пулей вылетела из мастерской.
Больше мы с ней не виделись.