Я студент Московского медицинского института, в воображении папы – давно уже бывший.
По его словам, должен был идти в военное или другое училище, которое будет связано с рабочей профессией и нагрузками, но никак не поступать в более высокие образовательные учреждения, иначе, мол, пропаду еще и останусь там навсегда, как букашка, запутанная в паутину. Так говорил мой отец.
Лучший вариант - стать поваром и готовить обеды для любителей посещать столовые, хотя это профессия была настоящей мечтой в моем воображении, и понятия « столовая » не существовало, а это заведение было для меня так называемым рестораном.
Худшего варианта я не знал, хотя отец часто напоминал мне об этом: иногда это происходило случайно, и говорил он об этом намеками, а иногда и напрямую, когда был слишком зол после какой-нибудь тяжелой работы или просто усталости.
Поэтому я долго думал о том, что, вероятно, я, вообще, останусь без профессии, и быть специалистом в каком-то деле – увы, мне до этого еще очень далеко.
Убедился я в этом постепенно: сколько лет развивался и рос, столько выводов и приходило мне в голову насчет моих умственных способностей.
Вопрос – выбирать профессию или нет, стоял уже давно, но ясен он был тогда, тогда я забросил учебу в медицинском институте.
В общем- то, сами экзамены были сданы неплохо. Я хорошо помню, как преподаватель сказал мне, что большинство оцененных моих работ заслуживают отметки «хорошо», разве что некоторые предметы у меня западали.
Но, однако, по мнению папы, все эти науки вовсе не мои, и мне стоит выбрать что-то более легкое - работу, связанную, с физическим трудом, нежели с умственными способностями.
С тех пор, я ничего так и не учу, не читаю и будто так и остаюсь на уровне маленького ребенка. Это можно сравнить с цыпленком, который никогда не будет развиваться, а так и останется навсегда в скорлупе в виде зародыша.
Я – не подросток, не ребенок, не человек, и даже не существо, представляющее в какой-то мере из себя мужской пол.
Я, скорее, водоросль, размножающаяся на дне океана. И лучшее место, где можно приспособиться – Белое море, но оно находится далеко, поэтому вряд ли кто-нибудь сможет отправить меня туда для продолжения моего жизненного пути.
Была б возможность, я бы поселился на дне Северно-Ледовитого океана, только холодная температура не позволит мне там питаться и размножаться.
Но сейчас лето, и Черное море без того достаточно теплое, Только бы попасть туда!
Отец мой – доктор физико-математических наук, закончил МГТУ и к 70 -м годам защитил диссертацию, быстро приспособился на работе и в быту: моя мать всегда шутила, называя его «умным семьянином».
Папа, действительно, был слишком умен, на редкость очень придирчив ко всему и считал себя, в отличие от меня, слава богу, совершенно нормальным человеком, не любившим никакие странности. Не верил он ни в приметы, ни в причуды. В общем-то, это и было его характерной чертой.
Водоросль я уже давно. Папа назвал меня этим именем тогда, когда я его огорчил очень странной историей, которая любому ребенку покажется не что иным, как комедией, но никак уж не окажет на него серьезное впечатление.
Для меня эта история была всего лишь маленьким приключением, поэтому я передал отцу все происходящее с большой наивностью.
Тогда я ушел с двух уроков и, испугавшись, что папа рассердится, вбежал в мамину спальню и спрятался там.
Позже, помню, в комнату вошла мама, а за ней следом какой-то незнакомый мужчина лет сорока с очень некрасивым и злым лицом.
Я, сгорая от любопытства, все рассказал папе и даже спросил, почему моя мама «лежала с другим дядей в одной постели», на что отец ничего не ответил, но лицо его было каменным и нечеловеческим, и после этого я быстро понял, что сказал, то о чем не следовало говорить и знать.
Папа не ругался и не обижался, только я для него стал чем-то непохожим на человека, а скорее существом, которое все видит и сует свой нос не в свои дела.
Отсюда и мое имя – водоросль.
С тех пор, я так и плаваю, живу на дне моря или океана и наблюдаю оттуда за людьми, ибо было бы другое занятие, оно мне бы не показалось таким интересным.
Мать моя тоже в воображении папы является чем-то тише воды и ниже травы, может быть, всего лишь каким- то растением в океане! А то и хуже! Может, гораздо хуже!
Такие люди были в представлении отца.
Прошло много лет после родительского развода, и я внезапно заинтересовался архитектурой. Само это искусство вызывало у меня круг определенных эмоций. Это можно было сравнить мой поход в оранжерею, когда я смотрел на прекрасные, выращенные отцом цветы и растения, и, буквально, упивался собственным величием.
И какие необычные были эти растения! Я не мог оторвать от них глаз, глядя на их лепестки, представляя, что все это мое, и только мое, и все сделано это тоже мною. Так мне удалось побывать в Эрмитаже. Там было очень много картин и различных скульптур. Но именно тогда меня заинтересовали художники. В особенности, привлекла картина Тициана «Несение Креста».
Я долго стоял и смотрел на нее, думая, что же я чувствую, и почему эта картина так цепляет меня за душу.
- Нравится тебе? – спрашивает вдруг отец, заранее догадываясь, какой будет ответ.
- Нет, - солгал я, - Мне картины Босха больше нравятся. А ХVI век я и не люблю вовсе.
И добавил, что такая картина не по мне, и что, якобы, нет у меня никакого креста на спине, и носить мне его никогда не придется.
- Есть у тебя крест! – спорит отец, - Был водорослью, ею и останешься! Еще какой! Настоящий крест человеческой глупости!
Я поневоле согласился с отцом. Все к этому приходят рано или поздно, веря тому, что говорят им с детства родители.
Папа судил о вещах глубоко, тонко, насколько может предсказать пророчество женщина, видя будущее, и с намерением раскрыть все это во что бы то ни стало. Если перед ним лежало яйцо, то он находил в нем не только желток, как я, но и еще кое-что.
- Здесь не только желток есть, но и соль, - говорит. Мне было лет десять, одиннадцать – примерно так.
Я удивляюсь.
- Да ну! – говорю, - Не может этого быть! Яйцо только что сварено. Откуда в нем-то соль возьмется? С неба упадет, что ли?
А папа кричит, ругается, и его кулаки так и стучат по столу, все еще больше краснея, становясь похожими на огромные сосиски.
- Да, голубок, с неба! А может и с места тупого, которым ты думаешь!
И пошло, поехало!..
Я смеялся и долго не мог понять, в чем смысл папиной философии. Бывало, я даже проводил опыт, ставя яйцо перед собой на тарелке, однако, сколько не думал, так и не
разгадал причину моего неправильного ответа.
Мать, однако, несмотря на восемь лет проживания с отцом в браке, оценивала меня совсем иначе. Недаром, все знакомые были правы, называя моих родителей противоположными людьми.
Если сравнивать отношение родителей, то мать относилась ко мне, в отличие от отца, с большим уважением: еще с самого детства я запомнил ее слова, что в нашей семье будет всегда хороший доктор, и им окажется терапевт или врач « ухо, горло, нос».
- Всегда вылечит, посоветует и никогда не останется без клиента: уж, какая- то мамочка с больным ребеночком точно придет…- улыбалась она. И вновь, и вновь добавляла, чтобы я в ни коем случае не думал выбирать рабочую профессию.
Я соглашался и плакал, но мысли о том, чтобы жить на дне моря не покидали меня.
- Конечно, никакая ты не водоросль! И никогда не будешь размножаться на дне моря! – смеялась мама, когда я окунул ноги в воду и наслаждался душем. Тогда мне было тринадцать лет, и я многое уже понимал.
- А папа меня только так и называет! Уже три года прошло, ничего нового, - ответил я с какой-то обидой в голосе, на что мама меня успокоила и, пошутив, добавила, что отец сам иногда очень походит на водоросль. Это было очень смешно! Мама описала отца с глубокими подробностями. Она сказала, что если бы папа был водорослью, то у него бы отсутствовали органы зрения, слуха, обоняния, а также способность к бесполому, вегетативному, половому размножениям, из-за этого он был бы несчастлив, и понял, что люди - «не вирусы», как он их с презрением называет, и намного выше по своему происхождению. Я посмеялся от души, но никак не мог понять, чем водоросль хуже человека. И в действительности ли это всего лишь группа одноклеточных организмов, живущих в водной среде? Этого быть не могло!
Я почему-то опять засмеялся, то и дело бил ногами по воде, думая об аллегоричных мыслях мамы и с иронией их критикуя. Но вскоре я полностью залез в ванну, и мне представилась возможность собраться с самыми разными мыслями. Я то и дело думал о водорослях, представляя себя на их месте, и с трудом различая воду в ванной с морем.
Через много лет наши отношения с мамой ухудшились. Происходило это постепенно, то ли из-за мелких ссор, ибо потому что я совсем не приезжал к ней, мало интересуясь ее жизнью. Поэтому виделись мы довольно редко. Однако сегодня, на ее день рождения нам удалось повидаться. Я зашел к ней попить чай, и в течение долгого времени спокойно разговаривали, а потом резко поругались из-за какого-то спора, который не имел такого уж сильного значения.
Я сказал ей, что пришел потому, что хочу с ней попрощаться, так как скоро уйду от нее совсем и опущусь на дно моря или океана, где мне суждено жить всегда.
Мама промолчала и лишь усмехнулась в ответ, а потом словно отмахнувшись, как от мухи рукой, начала греть в ванной воду.
Я опять вдруг сказал очередную глупость, по словам матери, что скоро придет отец, и я поплыву, обитая на дне моря, на что она ответила: «Ты в бреду, не плети всякую чушь».
Вода в ванне нагрелась, и мать, взяв полотенце, протянула мне зубную щетку.
- Залезай, - говорит.
Я зашел по колено в воду и опустился. Вода была необыкновенно теплой и приятной. Все это результат моего любимого геля для душа, и я просто обожал с ним купаться в детстве.
- Ох! – я издал блаженный звук, и мурашки побежали по моей коже. Я вновь подумал о морях и океанах, каково мне было бы жить там, и с каким расцветом сил я буду там жить.
- Тепло? – спросила мама.
Я утвердительно кивнул, и, думая о том, что море будет гораздо прекрасней, чем этот душ - поплыл…
***
Белое море являлось и является одним из самых маленьких в России, однако, и в нем часто бывают штормы. Говорят, наиболее высокая длина волн шесть метров. А как только взглянешь на эту красоту, так и останешься тут поневоле навсегда. Кажется, что не только море собралось возле этих возвышенностей, но и ты вместе с ним, несмотря даже на то, что твой дом может оказаться гораздо роднее и ближе для тебя, ты все равно будешь мысленно бывать в этих прекрасных местах и представлять себя здесь.
Помню, в детстве я просто не мог оторваться от вида моря, и одному Богу только может быть известно, что это самое невероятное и самое лучшее, на что мы смотрим, находится не возле Соловецких островов, а обычной базы отдыха, или просто городка, откуда люди имеют замечательную возможность посмотреть на море.
А какие же возвышенности возле Терского берега? Как говорят, совсем невысокие. Но желание увидеть их никогда не выйдет из глубин моей души.
Было утро, когда мы с папой доехали до моря, и вот она красота! Отец крепко держал мою руку, а я в свою очередь с силой сжимал его фаланги пальцев. В тот день мы вышли к берегу, и пошли навстречу Белому морю.
Только в этот раз у любого человека сложилось бы впечатление несколько другое в отличие от того, какое оно было, когда мне исполнилось шесть лет, и я с большой радостью побывал здесь. Очевидно, море меня не узнало и даже не улыбнулось моему приходу, а все стояло такое хмурое, хмурое, как туча в небе.
- Будешь нырять? – спросил отец с жесткой ноткой в голосе.
- Да, - я утвердительно кивнул головой, подчеркивая, что, конечно, согласен и начал натягивать на ноги ласты. Было светло, и какой-то мальчик с двумя газетами в руках пробежал мимо нас, громко что-то крича.
- Теперь давай за дело, - поторопил отец и слегка толкнул меня под локоть, чтобы я шевелился.
Море стало серым и гневным, будто его кто-то постоянно злил, и сейчас это уже было не то прекрасное место моих желаний и раздумий: казалось, бело-серебристый цвет словно ушел под воду, а поверх нее всплыло что-то неприятное, грязное, отвратительное. Однако, несмотря на эти брезгующие ощущения, я был готов, и поэтому пошел к бортику, откуда можно было спокойно нырнуть. Папа шел следом за мной, и стало невыносимо холодно, когда я опустил ноги в воду. Но от чего же: то ли от такой непривычной температуры, ибо же все-таки от волнения моего?
- Быстрее, - злился папа.
Я кивнул еще раз и быстро окунулся в воду, не зная с чего начать. Прошло две минуты, но глубоко нырнуть у меня не получилось.
Отец, глядя на меня с презрением, внимательно наблюдал.
- Б… б… б…- пробурчал я и высунул лицо из воды.
Папа вздрогнул, будто увидел утопленника и наклонился, чтобы я мог его увидеть.
- Ну, что? – фыркнул он.
- Не могу, папа, - ой нос и рот забила вода.
- Потому что ты как всегда со своей глупой деревянной головой! – крикнул отец,- Дерьмо, ничего не соображаешь, водоросль ты, трава пустая, если не хуже.
И вслед за этим последовали матерная брань.
Я не мог ничего говорить, но мысли о том, что нужно жить на дне моря и попытаться опуститься в воду, не покидали меня. Я постоянно дрыгал ногами, казалось, мое тело не хочет меня слушаться, мой рот и нос забила вода, и руки болтались то в одну, то в другую сторону.
Туда, сюда, туда, сюда!
- Ныряй, глупый! Немедленно ныряй! Головой вниз!- услышал я сердитый голос моего отца.
Я повиновался и резко нырнул. Почти получилось. Я шел ко дну, двигая руками и ногами, как спортсмен, и в то же время быстро плавая.
- Сынок, пора ужинать! Вылезай из ванны! – услышал я голос, только теперь он уже принадлежал не папе.
И опять:
- Когда ты будешь следить за временем?
Я ничего не понял и поспешил высунуться из воды. Я второпях встал на ноги, и почувствовал дно. Что же это? Игра моего разума или же я нахожусь в реальности? Наверное, все-таки, это сон.
Я стоял по колено в ванне. Весь мокрый и бледный, как смерть.
Рядом со мной мама с полотенцем в руках и каким-то подносом с едой. И почему ее лицо на редкость такое испуганное?..
- Ты чего?- говорит, - Тебе ужин надо на подносе приносить или как? Чего такой долгий душ? Вылезай и вытирайся.
Я не ответил, а только с ужасом и недоумением смотрел на нее, думая, как она здесь оказалась?
- Ты чего? Что с тобой?– мать наклонилась надо мною, и я, ничего не понимая, крикнул:
- Нет! Оставь меня! Я должен жить в Белом море, что я здесь делаю?! – я попытался вылезть из ванны. Но тут же плюхнулся в воду обратно с головой и дикими криками: «Я водоросль и должен жить на море!»
Мать что-то закричала, говорила, что я в бреду, что все это мои выдумки, но ванны с мамой больше не существовало для меня: я смело пошел ко дну. Я был в море, и, видимо хорошо нырнул, так как мой живот коснулся дна.
Почему-то вдруг исчез отец. Неужели его не будет со мной? Исчезли все.
Я внезапно почувствовал дикий холод. Незнакомое ощущение. Ощущение того, будто бы ты превращаешься в глубоководное существо.
В ушах моих постоянно слышались голоса, и откуда они?
Резко потемнело, и я испугался. Трудно было думать о том, что буду скоро непохож на человека.
- Никакая ты не водоросль! – услышал я женский голос, но чей, так и не понял.
«Ах! Что же это?» - подумал я.
Стало совсем страшно. Все пропало. И последовала еще одна мысль, что, вероятно, все дети нелюбимые становятся водорослями.
И исчезло и время, стало совсем страшно.
Рыбы подплывали ко мне и тыкали носом мне в лоб, а травинки щекотали ноги. Потом пропали и они.
Я чувствовал, как медленно закрываю глаза, а мои руки и ноги вытягиваются, превращаясь во что-то страшное. Я не ошибся: это были травинки.
Пропало буквально все. Царил хаос.
А я все еще плаваю.
Я почти ничего не чувствую.
Но я не понимаю, почему мне так страшно…
Я поплыл…
Я всего лишь водоросль.