Сергей

               

Вывесили долгожданные списки. Абитуриенты толпились у доски объявлений.
Я протиснулся вперёд и сразу же нашёл свою фамилию.
Не удивился и не обрадовался. Я знал, что она там есть
- Ну, вот и всё, – сказал я сам себе.
И остановился в растерянности, не зная, что делать дальше.

Кто-то осторожно тронул меня сзади за плечо.
Я оглянулся, не понимая, кому мог понадобиться среди незнакомых людей.
На меня в упор, немигающим взглядом, будто гипнотизируя, глядел парень с длинными рыжевато-белесыми волосами.
Меня поразило, что он высоко, даже очень высоко, держал голову, словно примерял себя к будущему памятнику.
Мысль об этом заставила невольно улыбнуться.
Это ему не понравилось. Но, подавив лёгкую гримасу, парень спросил:
- Приняли?
- Приняли.
- Поэт?
- Поэт, – ответил я без колебаний.
- Тогда будем знакомиться. Я Карнеев Сергей. А ты?
Я назвался.
- Давай присядем на скамейку, – предложил мой новый знакомец.
Мы дошли до ближайшей скамейки и сели.
- Читай! – потребовал Сергей.

Нужно сказать, что несмотря на массу прочитанных книг, в том числе, и поэтических,
я не слишком далеко забрался за пределы школьной программы.
Пробовал и сам сочинять. Корявые, ученические строчки принимал за откровения и даже гордился ими.
Ни капли не сомневаясь в одобрительной оценке, я продекламировал стихотворение, которое считал тогда
своей вершиной. Мне стыдно сейчас это цитировать. Да я всего и не помню.
Но несколько четверостиший застряли в памяти.
Заранее извиняюсь перед читателем и прошу отнестись снисходительно
к одному из первых своих поэтических опытов.

Я читал очень пафосно:

Когда с друзьями, кончив развлеченья,
Я возвращался вечером домой,
Мысль приняла вдруг новое теченье
И плавно потекла сама собой.

Играл оркестр где-то рядом, в парке,
Спокойно было мне и радостно идти.
И свет прожектора, такой весёлый, яркий,
Как будто освещал грядущие пути

Я будто бы летел навстречу свету
В далёкой безвоздушной темноте.
И будто межпланетную ракету
Я вёл к какой-нибудь планете иль звезде.

И будто бы хозяином Вселенной
Ступил на Марс или Венеру я…

Тут я взглянул на Сергея и осёкся.
У него был вид человека, проглотившего бесконечно кислый лимон.
- Да-а, не Пушкин, прямо скажем, – насмешливо протянул Сергей. – Соболезную.
Мы помолчали.
Наконец, не выдержав паузы, я попросил:
- Прочти что-нибудь своё.
- Не знаю, стоит ли. Мы же в разных весовых категориях. Впрочем, слушай.

Стихи Сергея поразили меня.
В них звучала зрелая поэтическая мысль, облачённая в отточенную и даже изящную форму.
Я был оглушён.
Сергей спросил:
- Откуда ты приехал, такой забавный?
Выслушав ответ, задал новый вопрос:
- У вас что, в школе литературу не преподавали?
Я обиделся.
Но пытка продолжалась.
- Ты Есенина любишь? – поинтересовался Сергей.

О Есенине я знал лишь то немногое, что написал Маяковский в статье «Как делать стихи».
Прочитав эту статью, я понял для себя, что Есенин – законченный алкоголик
и никакого интереса не представляет для современного читателя.
- Есенин? – переспросил я, – так это же пьяница!

Сергей присвистнул и посмотрел на меня с новым любопытством.
- Ну, а, например, Алексей Константинович Толстой?
- Это который граф?
- Граф? – уже откровенно издевался мой собеседник, – граф, значит.
Он встал и ушёл, не оглядываясь.

Встретились мы снова в первый учебный день.
В перерыве между лекциями Сергей как-то странно взглянул на меня и громко сказал,
стараясь привлечь всеобщее внимание:
- Друзья! Между нами – великий поэт по фамилии Маргулис.
Так вот, все будьте свидетелями. Я вызываю его на бессрочную поэтическую дуэль.
Вид оружия – эпиграммы. Все зааплодировали.
Ободрённый, Сергей продолжал.
- Делаю первый выстрел.
Слушайте! Слушайте!:

Маргулис, много ты стихов насочинял.
Увы в них нет ни музыки, ни перца.
А тон такой, как будто потерял
Ты где-то между строк своё больное сердце.

Все вокруг засмеялись. Я сидел, опустив голову.
Вошёл лектор и занял место за кафедрой.
Студенты склонились над конспектами. Мне было не до древнерусской литературы.
Положив перед собой лист чистой бумаги, я смотрел в него долго и тупо.

И вдруг меня осенило.
В школе я считался первым острословом и мастером экспромтов.
Неужели спасую перед столичным воображалой?
В перерыве я вскочил на стол и прокричал:
- Карнеевские частушки!
Опять раздался смех, на этот раз поощрительный.
Ободрённый, я пропел:

Что-то новое затеяв,
Взял бумагу наш Карнеев.
Он не зря старается,
Все в него влюбляются.

У Карнеева стихи,
Братцы, вовсе неплохи.
В них святая есть водица
И любовные грехи.

Он пародию творил,
Сочинял пародию.
Но случайно сочинил
«Венскую рапсодию».

Частушек было много. Прозвучали одобрительные хлопки.
Сергей сидел весь красный.
Потом встал и, бросив со злостью: Выстрел за мной, – покинул аудиторию.

Шли первые учебные дни. Я не помню их. Дуэль поглотила меня целиком.
Она шла с переменным успехом.
Втянутая в поэтическое состязание группа, уже давно потешалась над нами.
Но мы продолжали упорствовать во взаимной неприязни.

В октябре студентов отправили на сбор хлопка.
Так получилось, что девочек и ребят разделили по разным полевым станам.
У девочек был очень строгий руководитель, бывший офицер, но человек сам по себе далеко не безупречного поведения.
Когда мы, ребята, приходили в гости к однокурсницам, то натыкались на его враждебность и самодурство.
- Надо сочинить на него сатиру, – говорили  вокруг.

Я, приняв это пожелание, как социальный заказ, вскоре  выдал на всеобщее обсуждение свой вариант стихотворения.
Замечаний почти не было. Сергей сказал:
- Приемлемо. Только я заменил бы одну строчку. Будет более хлёстко.
Вставь, пожалуйста, такие слова – «И на самцов, как зверь, ощерен»
Я согласился.
- Прочти окончательный вариант, – попросили ребята.
У преподавателя, конечно, была другая фамилия.
Я изменил её в этом тексте по ряду причин.
Всё же созвучие сохранилось.

Вот этот опус:

Где утром солнце освещает
Полей распаханную ширь,
Где белый хлопок расцветает,
Стоял когда-то монастырь.
В своих деяниях проверен,
К тому ж, доживший до седин,
Им управлял А.П.Аверин,
По кличке – Сашка – сукин сын.

Когда-то в чине капитана
Он был вполне приличный муж.
Теперь же ревностно и рьяно
Хранил невинность женских душ.
Теперь он был благонамерен,
Носил глубокий ряд морщин
И звал себя А.П.Аверин,
Хоть прозывался – сукин сын.

И раз, лишь тьма на землю пала,
Усталость всех валила с ног,
Три паренька брели устало
На монастырский огонёк.
Но на самцов, как зверь, ощерен,
Желая царствовать один,
Их всех прогнал А.П. Аверин,
По кличке – Сашка – сукин сын.

Сергей подошёл и пожал мне руку.
Впервые в его взгляде я не прочитал насмешки. Он признал меня.
Дуэль закончилась.

Прошли десятилетия. Сергея уже много лет нет на свете.
Яркой кометой промелькнул он на поэтическом небосклоне.
И обидно, преждевременно сгорел. Я думаю, люди ещё придут к его стихам.

А я вспоминаю его не только, как интересного поэта,
но и как дуэлянта, благодаря рифмованным насмешкам которого
я на долгие месяцы засел в Публичной библиотеке и серьёзно занялся самообразованием.

               
                Р.Маргулис