Утро Петровича
Петрович проснулся, ненастным февральским утром, с ясным осознанием того, что жизнь не удалась. Полпути пройдено, 39, как ни как, но видимо либо направление было выбрано не верно, либо скорость не та. На работе не ладилось. Должность начальника участка уже 4 месяца была вакантна, но из глубин подсознания начальства ни как не хотела всплывать его звучная фамилия. Жена оказалась стервой, любовница толстухой, сын двоечником, кот обжорой, машина металлоломом, дача долгостроем, здоровье слабым, нервы некудышними, воля парализованной, надежды тщетными, клёв редким, рыба мелкой, лето холодным, осень дождливой, зима суровой, весну обещали поздней, а год в целом не урожайным… Петрович, покряхтывая, встал с постели и с чувством, приговорённого к смертной казни, поплёлся в ванную – бриться. Старенькая, предпенсионная электробритва, ни как не хотела преступать к выполнению предписанным ей ГОСТом обязанностей. Петрович, взяв с полки отвертку, стал, что-то крутить в не совсем понятных внутренностях, пытаясь не столько разобраться, сколько испугать строптивый механизм, тут то его и шарахнуло со всей пролетарской ненавистью, полноценными 220-тью…Придя в себя, Петрович почувствовал сильнейшее возбуждение, исходившее, как казалось прямо из самых недр организма…
Осточертевшие, за весьма продолжительную семейную жизнь, макароны, дымившиеся на утреннем столе, полетели на пол. Петрович, засадив со всего маху кулаком по столу, заорал дурным голосом: «Опять макароны, сколько можно. Не потерплю. Где мои любимые пельмени, где эклеры – мечта моего детства?»...
На утреннем совещании у директора, проходившем обычно под акомпонемент жужжания дежурной мухи, Петровича опять коротнуло: «О каком выполнении плана может идти речь? Оборудование изношенное, запчастей нет, трудовая дисциплина ни к чёрту, наладчик вторую неделю в штопоре… » - рубил правду-матку Петрович, стуча кулаком по директорскому столу…
В обеденный перерыв досталось сыну, притянувшему из школы очередную двойку: «Сколько можно мне прятаться на родительских собраниях на последней парте. Сколько можно переходить на другую сторону улицы, завидев кого-либо из твоих учителей. Сколько можно заниматься остеклением соседских окон. Сколько можно завидовать чужому отцовскому счастью?» - надрывался Петрович, для наглядности подкрепляя каждый из своих аргументов взмахом армейского ремня…
Петрович проснулся, ненастным февральским утром, с ясным осознанием того, что жизнь не удалась. Большая часть пути пройдена, 43, как ни как. Вновь стали мучить сомнения на счет верности направления, несмотря на весьма приличную скорость. Директор, со дня на день собирался на пенсию, на его место прочили Петровича. Жена стала похожа на любовницу, любовница на жену. Сын скоро заканчивал школу и, по всей видимости, с золотой медалью. Кот сдох, машина поменялась, дача достроилась, здоровье поправилось, нервы окрепли, воля реанимировалась, надежды заискрились, клёв участился, рыба укрупнилась, лето было жарким, осень сухой, зима мягкой, весну обещали ранней, а год в целом урожайным – особенно на грибы. Но всё это почему-то не радовало, хотелось совершенно другого, этакого – вдохновения, мальчишеского задора, чувства полёта, мороженого на палочке…
На утреннем столе опять дымились осточертевшие пельмени, а вазочка была полна ненавистными эклерами… « Пора на подзарядку», - подумал Петрович, доставая с антресоли пыльную коробку со старенькой электробритвой...
22.03.2004.